Чтение 35–й страницы книги ~Тайник на Эльбе~

не больше часа.

И он вернулся на перрон.

Поезд остановился. У каждого вагона встало по нескольку солдат с
автоматами и дубинками.

В поезде был пассажирский вагон. Из его двери на платформу
выпрыгнул молодой офицер с погонами штурмфюрера. Он и Кранц пожали
друг другу руки.

- Ну, - сказал Кранц, - кого привезли на этот раз?

- Все тех же, господин гауптштурмфюрер. Евреи из Венгрии.

- Сколько?

- Две с половиной тысячи голов.

И штурмфюрер вручил помощнику коменданта лагеря толстый
запечатанный пакет. Кранц, не вскрывая, передал пакет стоявшему рядом
унтер-офицеру, махнул рукой.

- Не мешкайте, - вполголоса проговорил он, - на подходе еще два
эшелона.

Унтер-офицер пустился по перрону бегом. Он вбежал в будку со
стеклянной дверью, включил микрофон, щелкнул по нему пальцем.

- Внимание! - сказал он, и голос его, усиленный
громкоговорителями, загремел по перрону. - Внимание! Эта информация
предназначена для заключенных, которые только что прибыли и еще
находятся в вагонах. Евреи, вас доставили в лагерь Аушвиц, где отныне
вы будете жить и работать. Мы не хотим вам зла, мы обеспечим вас
жильем, одеждой, едой. Но мы требуем беспрекословного повиновения. За
малейшее неподчинение - расстрел на месте. Сейчас вас выпустят из
вагонов. Вы разделитесь - мужчины отдельно, женщины и дети - отдельно.
Вы снимете с себя все свое платье, а также нижнее белье и обувь,
аккуратно сложите там, где будет указано. Затем вы пройдете в душ, на
дезинфекцию, после чего вам выдадут новое платье и белье. Повторяю: за
неповиновение - смерть, за слишком медленное раздевание - смерть, за
попытку уклониться от дезинфекции - смерть. Внимание, охране открыть
двери вагонов!

Эсэсовцы сбили с дверей теплушек толстую проволоку. Двери со
скрежетом раздвинулись. Из вагонов посыпались люди с чемоданами,
корзинами, дорожными мешками. Те, что помоложе, спрыгивали и спешили
помочь женщинам с детьми. Старики, на которых напирали сзади, тяжело
падали на платформу и торопливо отползали в сторону, чтобы не быть
раздавленными. Матери, надрываясь в крике, звали детей, которых
потеряли в сутолоке. Малыши плакали и продирались сквозь толпу,
пытаясь отыскать родителей. Громче всех рыдала девочка лет трех.
Маленькая, смуглая, с большими голубыми глазами, в которых застыл
ужас, она металась по платформе, прижимая к груди башмачок с красным
пушистым помпоном.

Заработали дубинки эсэсовцев. Не давая узникам опомниться, их
стали сгонять в большой оцепленный солдатами круг.

- Мужчины - направо, женщины и дети - налево, - командовал
громкоговоритель. - Скорее, евреи, не мешкайте. Помните: за
промедление - смерть!

Как бы в подтверждение этого где-то негромко хлопнул выстрел, и в
воздухе повис протяжный вопль. Толпа застонала, шарахнулась от
вагонов, заторопилась. Группа дюжих эсэсовцев прикладами карабинов
отделяла молодых и сильных мужчин. Таких набралось человек триста. Их
построили и увели.

Остальные раздевались здесь же, на платформе. Женщины были так
ошеломлены, что не пытались сопротивляться. Они покорно раздевали
детей, стаскивали с себя кофты, юбки, нижнее белье.

- Складывайте вещи аккуратно, - гремел громкоговоритель, -
оставляйте на одежде деньги, кольца, браслеты, серьги, часы,
медальоны, ожерелья и другие ценности. Ничто не пропадет - за это
ручается германская армия.

Не прошло и четверти часа, как все прибывшие в эшелоне (за
исключением группы мужчин, которых увели) были раздеты донага.
Эсэсовцы встали в два ряда, образовав узкий коридор, протянувшийся от
перрона к дверям огромного облицованного красным кирпичом здания, на
фронтоне которого было выведено: "Бад"1. По этому живому коридору
хлынул поток голых людей.

1 Бад - баня.

Минут через двадцать люди были загнаны в помещение. За ними
затворились тяжелые металлические двери. Тогда откуда-то появилась
колонна лагерников в рваных полосатых халатах. Все оставленное на
перроне было запихано в холщовые мешки, и колонна унесла их.

Подошел улыбающийся гауптштурмфюрер Кранц.

- Ну, - сказал он, взглянув на часы, - как видите, я не хвастал:
прошло только сорок пять минут. Три четверти часа, и все. И никаких
эксцессов, трагедий. Полагаю, по возвращении вы доложите группенфюреру
Упицу, как мы тут выполняем свой долг.

- Они все... сразу? - пробормотал Кюмметц.

Кранц рассмеялся.

- Это абсолютно безболезненно, уверяю вас. Гуманнее не
придумаешь. Запирают двери, включают газ. Постепенно наступает
состояние приятного оцепенения. Оно переходит в сон. И - все кончено:
ты уже в райских кущах!

Аскер взглянул на перрон. Несколько мужчин в халатах поливали из
шлангов платформу. Сильные струи воды шипели и пенились. На середине
платформы валялся детский башмачок с красным пушистым помпоном. Вода
подхватила его, закружила, понесла. Секунда, другая, и башмачок исчез
в сточной канаве.

Где-то вдали послышался свисток паровоза. К Освенциму приближался
новый эшелон...

3

Аскер ночевал в маленькой комнате одного из коттеджей
административного городка, расположенного вне зоны концлагеря.
Поднялся он рано и чувствовал себя скверно, так как почти всю ночь
провел без сна.

Он побрился, спустился вниз, где, как ему объяснили, имелась
столовая, выпил стакан кофе. Есть не хотелось. Еще вчера, подъезжая к
лагерю, Аскер почувствовал странный запах. От Освенцима шел ни с чем
несравнимый густой, тяжелый дух. Аскер, сколько ни старался, не мог
определить его природы. Он даже подумал, что это только чудится -
перенервничал, и вот мерещится всякая чертовщина. Но прошла ночь,
наступило утро, а смрад не пропадал. И это начисто отшибало аппетит.

Выйдя из столовой, он оглядел машину. "Бьюик" следовало помыть -
бока его были серы от пыли. Неподалеку стоял щегольской "мерседес".

- В чем дело, приятель? - крикнул шофер "мерседеса", высовываясь
из кабины.

Аскер показал руками, как поливают из шланга.

Шофер вылез из машины, протянул руку.

- Фриц Фиттерман, - представился он.

- Очень рад. - Аскер пожал руку, назвал себя.

- Недавно здесь?

- Вчера привез хозяина. Дружок группенфюрера Упица. Слыхали о
таком?

Шофер с уважением кивнул.

- Так вам что, помыть машину?

Аскер коснулся ладонью пыльного бока "бьюика".

- Бедняга очень в этом нуждается. Мы проехали без остановки почти
от самого Гамбурга.

- Серьезное дельце?

- Не знаю. - Аскер пожал плечами. - Кажется, за людьми. - Он
вынул сигареты, угостил шофера. - А ты кого возишь?

- Помощника коменданта.

- Ловко. - Аскер хлопнул Фиттермана по плечу. - К нему мы и
приехали. Виделись вчера. А хозяин, верно, и сейчас с ним. - Он
взглянул на часы. - Приказал приготовить машину к десяти, сейчас
девять с минутами. Может, успеем помыть, а?

- Садись за руль.

До мойки было не больше километра.

Аскер и Фиттерман постояли в стороне, пока рабочий - пожилой,
сухонький заключенный - старательно поливал машину из брандспойта.

- Давно ты здесь? - спросил Фиттермана Аскер.

- С самого основания лагеря. Скоро будем праздновать пятилетие
Аушвица. Прибыли сюда в тридцать девятом году. Вокруг было
картофельное поле, и ничего больше. А теперь? - Шофер значительно
поджал губы. - Нет, ты погляди вокруг. Город, настоящий город!

- А это что - завод? - Аскер показал на здание с трубами, из
которых шел густой черный дым.

- "Завод"! - Фиттерман ухмыльнулся. - Послушай, да ты,
оказывается, и вовсе желторотый. Ведь ты в Аушвице, парень!

- Ну так что?

- А то, что дымить круглые сутки здесь может только один "завод"
- крематорий.

Крематорий! Теперь Аскер мог не доискиваться причины смрада,
которым был отравлен воздух Освенцима.

Из ворот зоны лагеря показалась группа женщин - истощенных,
одетых в серые балахоны, свисавшие с плеч длинными грязными
лохмотьями.

- Повели на прогулку невест, - сказал Фиттерман.

Окруженные эсэсовцами с овчарками на поводу, женщины куда-то