этой культуры.
- Ну и ну! Не знал. А скажите, голубчик, ведь существуют две причины, по
которой один человек держится насмешливо в отношении другого. Первая - это
чувство превосходства над собеседником, а вторая - психологическая защита
от его превосходства. Что имеет место у вас?
- Ни то ни другое, - засмеялся Константин Павлович. - Я, знаете ли, по
жизни большой насмешник.
Глава 7. НЕКТО КОТ ВЫХОДИТ НА СЦЕНУ
Сидоренко и Бардин сидели в лаборатории в кабинете директора и неторопливо
беседовали, попивая крепкий черный кофе с финиками. Несмотря на дневное
время, в кабинете Николая Ивановича горел свет, а окна были завешены
старомодными плотными шторами коричневого цвета. Кардинал не любил западный
модерн.
Гость сидел, спокойно развалившись в широком кожаном кресле, отвечая на
вопросы несколько лениво. От насмешливости не осталось и следа. Всем своим
видом он показывал расслабленность, но опытный глаз Кардинала четко
фиксировал, что расслабленность эта внешняя и что внутренне собеседник
собран и готов реагировать на любой сигнал со стороны. Судя по всему, гостя
тоже было трудно обмануть гостеприимным радушием, и его вопросы также были
не такими невинными, как могло показаться постороннему наблюдателю.
"Молодец, великолепная псимодель", - подумал Бардин и поймал себя на
чувстве, что ему бы очень не хотелось, чтобы новый знакомый оказался
провокатором.
- Николай Иванович, - сказал Сидоренко, - к кофе обычно подается коньяк. И
я уверен, что вон в том шкафчике у вас не одна бутылка. Конечно, можно
предположить, что вы относитесь к той редкой категории россиян, которая не
пьет с малознакомыми людьми, но интуиция мне подсказывает, что дело не в
этом. Видимо, та проверка, к которой вы усиленно готовите меня уже полтора
часа, исключает применение спиртного.
- У вас великолепная интуиция, дружочек, - улыбнулся Николай Иванович. Так
вы согласны подвергнуться проверке, после которой естественное недоверие к
внезапно появившемуся посланцу западных спецслужб у нас исчезнет?
Константин Павлович обреченно развел руками.
- А куда деваться? Гипноз?
- Ну что вы! Это было бы неуважением к вашему самоконтролю и артистизму.
Природным качествам, которые получили развитие в ходе вашей подготовки и
прошлой деятельности. Вам придется принять инъекцию нашего препарата.
Уверяю вас, для здоровья он абсолютно безвреден.
Сидоренко понимающе покивал головой и пожевал губами.
- Учитывая тот факт, что ваши люди могли ликвидировать меня вульгарными
методами еще на даче уважаемого Петра Алексеевича, я далек от мысли, что
после вашей инъекции отправлюсь в лучший мир. Колите. Желательно не в зад.
Я хоть и могу пить с малознакомыми, но, знаете, голый зад им показывать
стесняюсь.
- Зад исключен, голубчик, - сказал Бардин, поднимаясь с кресла и жестом
приглашая гостя следовать за ним. - Инъекция будет в вену.
Они прошли в комнату, где кроме маленького медицинского столика, на котором
лежали различные медицинские инструменты для оказания первой помощи, стоял
топчан, покрытый белой простыней, какие являются неотъемлемым атрибутом
всех поликлиник, и широкое кресло. Бардин жестом указал на топчан, а сам,
как только Сидоренко улегся, предварительно сняв пиджак, развалился в
кресле.
- Кстати, голубчик, - спросил Николай Иванович непонятно, с какой целью, то
ли чтобы заполнить образовавшуюся паузу, то ли чтобы получить
дополнительную информацию о психологическом портрете пациента, - многие
люди всю жизнь ходят сопровождаемые прозвищами, которые приклеиваются к ним
либо в силу фамилии, либо вследствие какого-нибудь эпизода в жизни, либо
внешности, либо личных качеств. Скажем, Железный Феликс, Толик Ваучер. А к
некоторым клички просто не прилипают. Вы к какой категории относитесь? У
вас есть прозвище?
- С раннего детства, - ответил Сидоренко, - приятели называют меня Котом.
Не путать с Кисой. Хотя есть группа людей, именующая меня Пантерой.
- Отлично, господин Кот. - При этом Бардин улыбнулся. - Это прозвище
подходит вам как нельзя лучше. А меня называют Кардиналом.
- Будем знакомы, - одними губами улыбнулся Кот. - Вам это прозвище подходит
еще больше. Как только я вас увидел, я про себя назвал вас Торквемадой.
Хотя и на святого Игнатия Лойолу вы тоже смахиваете.
В ответ на эти слова Николай Иванович загадочно улыбнулся, но никак не
прокомментировал.
В комнату вошел молодой человек двухметрового роста. В руках он держал
металлический чемодан, какие носят при исполнении служебных обязанностей
врачи "скорой помощи". Он переглянулся с Бардиным, затем закатал рукав
Сидоренко и наложил жгут. Игла вошла мягко, и кровь того, кого с детства
называли Котом, появилась в шприце, что свидетельствовало о попадании в
вену. Ассистент Кардинала снял жгут и медленно ввел препарат.
- Не тошнит? - заботливо спросил Николай Иванович.
- Ничуть, - несколько насмешливо констатировал пациент.
Прошло несколько минут. И Бардин и ассистент, в котором внимательный
читатель без труда узнает Олега Воинова, внимательно наблюдали за серьезным
и сосредоточенным лицом Сидоренко. Тот впился взглядом в небольшое пятнышко
на потолке, и лицо его словно окаменело. Прошло еще десять минут. Сидоренко
продолжал фиксировать взглядом пятно. Лицо Кардинала было бесстрастным, на
лице Воинова отображалось недоумение.
- Крепкий орешек! - сказал он и повернулся к Бардину. - Еще дозу?
Кардинал отрицательно покачал головой и взглядом указал на дверь. Ассистент
собрал инструменты в чемодан и вышел. Бардин подошел к топчану. Кот, не
моргая, держал застывший взгляд на пятне.
- Голубчик,-мягко сказал Николай Иванович, - вы достаточно
продемонстрировали свои качества, хотя в этом и нет необходимости. Мне они
были ясны с того момента, как я вас увидел. Сейчас сопротивление препарату
пагубно отражается на вашем здоровье и тех качествах, о которых я говорил.
Давайте приступим к проверке. Вы и так уже отобрали у меня добрых десять
минут беседы в условиях полной искренности.
Кот послушно закрыл глаза, и через несколько минут дыхание его стало ровным
и глубоким, как у спокойно спящих людей, не отягощенных бытовыми проблемами
и угрызениями совести. Бардин, не сводя взгляда с лица спящего, взял его
руку и нащупал пульс. Абсолютно ровный и с прекрасным наполнением.
Удостоверившись, что препарат свое дело сделал, Николай Иванович вернулся в
кресло.
Прошло десять минут. Кот открыл глаза и сел, прислонившись спиной к стене.
Никаких признаков сонливости на его лице не было. Лицо было непроницаемым,
как у древнегреческого жреца. Мертвые глаза смотрели на профессора с
холодным равнодушием.
"Ну, голуба моя, - подумал Бардин, - если ты вопреки законам природы сумел
преодолеть действие препарата и теперь разыгрываешь спектакль, то ты не
только великий актер, в сравнении с которым Качалов и Щепкин жалкие
участники заводской самодеятельности, но и самый настоящий Кардинал, а я
только священник мелкого прихода".
- Как вы себя чувствуете? - спросил он, прервав мысли.
- Хорошо.
Далее посыпались вопросы, на которые Сидоренко отвечал лишенным интонаций
голосом. Кардинал спешил. Противодействие пациента воздействию препарата
украло у Бардина десять минут допроса.
- Каким образом американцы вышли на вас?
- Через моего друга, сотрудника ЦРУ.