Хулия снова потихоньку окинула взглядом своего спутника. Он не производил
впечатления человека, наделенного исключительным умом. В общем-то, судя по
всему, жизнь у него складывалась не слишком гладко. Руки, глубоко
засунутые в карманы, потертый воротник рубашки, большие уши, торчащие над
воротником старого плаща... Он выглядел именно тем, кем был на самом деле:
мелким, никому не известным служащим, для которого единственным средством
отрешиться от серости своего существования был уход - бегство - в мир
комбинаций, задач и решений, открываемый перед ним шахматами. Самым
любопытным в этом человеке был его взгляд, разом угасавший, едва он
отрывался от шахматной доски. И еще то, как он наклонял голову как-то
вбок, словно некая непомерная тяжесть давила ему на шейные позвонки, как
будто таким образом он пытался уклониться от лишних соприкосновений с
внешним миром. Он напоминал Хулии пленных солдат, плетущихся с низко
опущенными головами, которых она видела в старых документальных фильмах о
войне. Муньос был похож на человека, проигравшего свою битву еще до того,
как она началась, который каждое утро, проснувшись и открыв глаза,
чувствует себя побежденным.
распутывал сложные шахматные переплетения, в нем появлялись уверенность,
твердость, блеск, как будто глубоко под его неказистой внешностью жил и
полыхал великолепный талант - логический, математический, какой угодно, -
придававший вес и значительность каждому его слову и движению.
практически ничего, кроме того, что он играет в шахматы и служит
бухгалтером. Но было уже слишком поздно. Их совместная работа закончилась,
и было мало вероятно, что они когда-нибудь встретятся снова.
подтверждения этим словам.
столько времени, сколько длилась наша партия. - Он снова улыбнулся своей
смутной, ничего не означающей улыбкой. - Звоните мне, когда вам снова
захочется сыграть.
честное слово.
улыбки.
уверенная в почве, на которую ступала. - В вас как будто два разных
человека. Иногда вы робеете, замыкаясь в себе, становитесь как-то
трогательно неловки... Но как только в воздухе хотя бы отдаленно запахнет
шахматами, вы обретаете прямо-таки поразительную уверенность.
замолчала, не доведя до конца свои рассуждения.
болтливостью, принужденно усмехнулась. - Наверное, это выглядит нелепо - в
такой-то час. Простите.
расстегнутого ворота рубашки на плохо выбритой шее выступает кадык, голова
чуть склонена к левому плечу, точно в раздумье над только что услышанным.
Однако он уже не казался растерянным.
словно принимая на себя ответственность, хотя Хулия и затруднилась бы
ответить за что. Потом он пошарил взглядом за ее плечом, как будто в
надежде, что кто-то подскажет ему забытое слово. А затем сделал то, о чем
девушка потом всегда вспоминала с изумлением. Стоя там, на улице, меньше
чем за минуту, с помощью всего лишь полдюжины фраз, бесстрастным и
холодным тоном, как если бы речь шла о каком-то третьем лице, он вкратце
рассказал ей - или это Хулии показалось, что рассказал, - свою жизнь. Он
говорил быстро и ровно, не делая пауз, с той же точностью и четкостью, с
какой объяснял шахматные ходы. Хулия была ошеломлена. И когда, закончив,
он замолчал, по губам его опять скользнула эта слабая улыбка, как будто
насмешка над собой, над тем человеком, которого он описал несколько секунд
назад и к которому не испытывал ни сочувствия, ни презрения - только
что-то вроде солидарности, разочарованной и понимающей. А Хулия стояла
лицом к лицу с ним и долго не находила, что сказать в ответ, и задавала
себе вопрос, как этот малоразговорчивый человек сумел так четко объяснить
ей все. И она узнала о ребенке, мысленно игравшем в шахматы на потолке
своей спальни, когда отец наказывал его за недостаточное усердие в учебе;
узнала о женщинах, способных с ловкостью часовщика разбирать и вывинчивать
те пружины, которые движут человеком; и узнала об одиночестве,
составляющем оборотную сторону неудач и отсутствия надежды. Все это
внезапно открылось перед Хулией - настолько внезапно, что у нее даже не
было времени обдумать услышанное, и в конце, последовавшем почти сразу же
за началом, она не была уверена, какую часть поведал ей он, а какую она
досочинила сама. Имея в виду, в общем-то, что Муньос занимался в жизни не
только тем, что втягивал голову в плечи и улыбался, как усталый гладиатор,
которому безразлично, куда - вверх или вниз - поворачивается палец,
решающий его участь. И когда шахматист закончил говорить (если он вообще
говорил) и сероватый отблеск рассвета высветил половину его лица, оставив
другую в тени, Хулия с абсолютной точностью поняла, чем является для этого
человека небольшой квадрат, состоящий из шестидесяти четырех белых и
черных клеток: полем битвы в миниатюре, на котором разыгрывается великая
мистерия жизни, успеха и провала, ужасных скрытых сил, управляющих
судьбами людей.
значение той улыбки, которая так никогда и не достигала его губ. И она
медленно наклонила голову, потому что была девушкой умной и поняла, а он
взглянул на небо и сказал, что очень холодно. Потом она достала пачку
сигарет, предложила ему, и он взял, и это был первый и предпоследний раз,
когда она видела Муньоса курящим. И они снова зашагали, и шли, и шли, пока
не подошли к двери дома Хулии. Было уже решено, что на этом роль
шахматиста заканчивается, так что он протянул руку, чтобы попрощаться с
девушкой. Но в этот момент она, случайно взглянув на домофон, увидела
маленький - размером с визитку - конверт, сложенный пополам и засунутый в
решетку напротив кнопки с ее именем. И, когда она открыла его и вынула
лежавшую внутри карточку из плотной белой бумаги, ей стало ясно, что
Муньосу еще рано исчезать. И что прежде, чем она и Сесар отпустят его,
произойдет еще немало событий, которые вряд ли окажутся приятными.
пальцы, держащие мундштук из слоновой кости. - Мне абсолютно не нравится,
что какой-то ненормальный бродит вокруг твоего дома и пытается поиграть с
тобой в Фантомаса.
находившиеся в его магазине, начали отбивать - какие одновременно, какие
друг за другом, на разные голоса, от нежного бормотания до басистых ударов
- четыре четверти и девять часов. Но даже это совпадение не вызвало улыбки
на губах Хулии. Она смотрела на Лусинду работы Бустелли, неподвижную в
своей стеклянной витрине, и ощущала себя такой же хрупкой, как она.
Регентства, на котором Муньос уже разложил свои портативные шахматы и
снова, в который раз, воспроизвел на доске расположение фигур с картины
ван Гюйса.
заглядывая в карточку, которую Муньос держал за уголок, как пешку, которую
он не знал, куда поставить. - Эта шутка уже переходит границы смешного...
резко выдохнул дым. - Это мое самое большое желание!
его словами, сидел, уткнувшись в доску, по-прежнему держа карточку в руке.
Он так и не снял плаща, и свет, падающий сквозь витраж в свинцовом
переплете, подчеркивал синеву его небритого подбородка и круги под
усталыми глазами, оставленные бессонницей последних ночей.
смешались вежливое недоверие и нечто вроде иронического уважения, - я рад,
что вы сумели обнаружить во всем этом Какой-то смысл.
Было очевидно, что все оно сосредоточено на новой задаче, зашифрованной
значками на маленькой картонной карточке:
на доске. Потом поднял глаза на Сесара, затем перевел взгляд на Хулию.
спине, как будто рядом распахнули невидимую дверь, - кто-то, похоже,
заинтересован в том, чтобы доиграть изображенную на вашей картине
партию... - Он прищурился и кивнул головой, словно каким-то образом
догадывался о мотивах, движущих таинственным любителем шахмат. - Кто бы
это ни был, он в курсе развития партии и знает - или додумался, - что мы
разыграли ее в обратном направлении. Потому что он предлагает нам делать
ходы, как обычно, то есть продолжать партию, начиная с той позиции,
которая изображена на картине.
Корнев Павел
Володихин Дмитрий
Маккарти Кормак
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Шилова Юлия