- Господин Сидор мой сосед - с гордостью сказал комиссар, - и я вполне
его уважаю...
- Вот и запаслись бы парочкой противогазов в знак солидарности с вашим
знаменитым соседом.
Комиссар был вынужден сносить шуточки зарвавшегося ученого, который дошел
до того, что, пригласив однажды шефа полиции к себе в кабинет, сделал вид,
что не признал его, а потом, будто бы прозрев внезапно, с притворным
удивлением спросил.
- Вы что, любезный, в противогазе ко мне явились?
"Эх, врезал бы я тебе сейчас, по твоей ученой харе..." - молча кипятился
комиссар. Ему явно не везло в последнее время. Следствие по делу о
привидениях безнадежно и надолго застопорилось. Нервы у него были на
пределе, и разрядиться в этой обстановке, слегка оттянув этого умника
резиновой дубиной по ж... было бы немалым утешением; получив специальные
полномочия от парламентской комиссии по безопасности, Хульдаи совершенно
распоясался и ни только не считался с полицией, а даже использовал любую
трибуну, чтобы за глаза и огульно обвинять "Доблестных стражей порядка" в
отсутствии оперативности и природном тупоумии.
По вечерам после утомительных и бесплодных допросов мертвого араба,
профессор с увлечением дописывал главную книгу своей жизни, в которой
излагал основы, выдвинутой им теории о переселении душ в нематериальном
мире. Беглый рыцарь мог бы в данном случае служить неопровержимым
доказательством практических выводов, которые он приводил в своем труде,
но полиция не очень продвинулась в поимках неуловимого Балкруа, и это
обстоятельство вызывало праведный гнев ученого и его не очень
справедливые, нарекания в адрес недалекого комиссара. Иуда Вольф пожалел,
что потратил столько времени, подробно излагая этому болвану, проект
Кадишмана, который, разумеется, выдал за свой. Оттянуть профессора по
мягкому месту ему уже расхотелось; не время было теперь сводить счеты со
всяким ученым хламом. Пора собрать все силы в кулак и покончить, наконец,
с привидениями, запугавшими на нет трусливых жителей столицы. И не дай
Бог, ему где-либо дать маху. Все вокруг только и ждут, чтобы он оплошал и
уступил свое место какой-нибудь наглой сволочи типа майора Петербургского.
* * *
Отчаянные попытки Иуды Вольфа изловить дерзкого герцога, не имели
очевидного успеха, и знаменитому профессору действительно ничего не
оставалось, кроме как довольствоваться "Протухшим" арабом, захваченным
бравым Кадишманом в ночном клубе на Тель-Барух.
Ахмад оказался идеальным объектом для практических опытов, и профессор
всецело углубился в науку о переселении душ. Покойник не проявлял
агрессивных наклонностей, не ел, не пил и не мочился, а лишь ходил кругами
в своей просторной камере и глухо мычал, как-то странно ощупывая при этом
воздух, что делало его похожим на чем-то встревоженного психа. На
окружающих араб не реагировал. Он был, вял, апатичен и лишь в обществе
комиссара сбрасывал с себя непонятное оцепенение и даже заметно оживлялся,
издавая какие-то загадочные звуки, смутно напоминающие кудахтанье курицы
или невразумительный смех идиота. Его чудовищная память фиксировала все,
чему он был невольным свидетелем. Иногда он начинал как-то изломанно
дергаться, словно робот, изображая "танец влюбленной куклы", увиденный им
в дискотеке. Полюбоваться на пляшущего покойника собиралось обычно все
Главное управление, а однажды даже прибыла группа курсантов полицейской
школы имени Голды Меер. Молодежь долго аплодировала и выплясывала вместе с
трупом, пока один из курсантов, не выдержав нервного напряжения, не упал
без сознания на грязный заплеванный пол тюремной площадки.
Впечатлительный молодой человек после этой диковинной свистопляски провел
длительный курс лечения в местной психиатрической больнице, а профессор
Хульдаи, узнав о недопустимых забавах будущих сыщиков, настрого запретил
посторонним приближаться к камере с подопытным арабом.
- Нечего пичкать его дурацкой музыкой, - сердито ворчал он, - ума ему это
не прибавит, а Науке в целом очень даже навредит.
Способность Ахмада к подражанию навела профессора на мысль - подключить
к камере бывшего торговца тридцать третий канал кабельного телевидения, по
которому транслировались выступления депутатов кнесета. В глубине души
профессор надеялся пробудить сознание своего подопечного, поскольку
пламенные речи общественных деятелей страны могли, по выражению журналиста
Факельмана, и мертвого поднять из гроба. Исследования Шломо Хульдаи имели
определенную цель - использовать зомбированные существа подобные Ахмаду в
стратегических целях, например, в качестве смертников в прямых диверсиях
против арабских террористов. Узнав о том, что в камеру покойного принесли
походный телевизор, комиссар Вольф стал грубо высмеивать бездарного
ученого, окончательно свихнувшегося на своих дурацких опытах.
- Если медведя можно выучить кататься на велосипеде, почему мертвого
нельзя заставить говорить? - злобно подшучивал он над врагом.
Увы, по-своему, Вольф был прав - пошла уже третья неделя так называемых
научных экспериментов по раскрутке старого Араба, но ничего, кроме
примитивного кудахтанья, столь развлекающего личный состав тель-авивской
полиции, извлечь из него пока не удавалось.
Поздним апрельским вечером, Иуда Вольф устроил плановую крупномасштабную
облаву на герцога Балкруа. Приманкой на сей раз, служил Цион. То
обстоятельство, что именно к нему рыцарь заявился в прошлую пятницу,
навело комиссара на гениальную мысль, что аура неистового аристократа
настроена, вероятно, на ционову биоантену.
- Чушь собачья! - ревниво отозвался профессор Хульдаи, услышав о нелепых
расчетах Иуды Вольфа, - биоантена тут ни причем, просто герцог наделен
сверхъестественным чутьем, который каждый раз выводит его на этих з...
путешественников. Господин комиссар, кажется, должен понимать это.
Впрочем, я сильно сомневаюсь, что он вообще что-нибудь понимает в
сложившейся ситуации. - Съязвил он в заключении.
Вольфу, разумеется, доложили о реакции злобствующего профессора и тот,
услышав ироничную оценку ученого, окончательно утвердился в том, что
задуманную операцию он все-таки проведет и, что именно Заярконского в
данном случае следует выставить в качестве приманки на одном из
оживленных участков города.
* *
Цион стоял с Виолеттой на перекрестке улицы Аленби и барона Ротшильда -
пятачок, где грузинские евреи продают доллары, - и весь дрожал от холода
и страха. Было довольно прохладно еще по ночам, хотя днем солнце палило
уже совсем по-летнему. Виолетту в это время безуспешно пытался закадрить
усатый парень меняла:
- Девушка, - весело предложил он, служанке дерзко заглядывая ей в глаза,
- пойдем кушать мороженое!
- Сэр, - твердо отвечала ему Виолетта, которая видела рыцарей и покруче,
- вас послать или вы сами пойдете? - Парень, не ожидавший такого жесткого
отпора, отступил, а девушка, забыв о его существовании, обратилась к
поникшему Циону:
- За Васю ты, Ципа, не боись, - с показным оптимизмом сказала она, - он
ведь у нас Дубровский!..
Но Ципа больше опасался за свою жизнь, нежели за толстую шкуру товарища.
У Дубровского хоть удар был убойный, и герцога он нисколько не боялся, а
его бедную голову Балкруа запросто оторвет, пока наша хваленая полиция
поспеет на помощь. К счастью, страхи оруженосца не оправдались: и на сей
раз, Балкруа поступил вопреки далеко идущим прогнозам Вольфа, заявившись
вдруг на квартиру Заярконского, где его уже поджидал затаившийся Василий.
Маэстро в отличие от комиссара, совершенно точно знал, что герцогу нужен
именно он, а не какой-то там оруженосец и был уверен, что заставит это
надменное животное вернуть ему возлюбленную Алис живой и невредимой.
Позже, оправдывая провал тщательно спланированной операции, комиссар Вольф
выдвинул перед министром следующую, не очень убедительную с точки зрения
недовольного начальства версию случившегося.
- В первый раз рыцарь недостаточно хорошо настроил подкорку, сказал он
боссу, а во второй, был уже гораздо точнее.
- Что не помешало вам позорно упустить его, - с досадой оборвал Когаркин
и добавил с издевкой, - вам, Вольф, тоже следует изредка задействовать
подкорку. Увы, весьма дельное и не впервые высказанное замечание это,
не имело практической ценности для следствия, которое министр с недавнего
времени поставил на особый контроль, и сам лично осуществлял его.
Герцог сделал свое черное дело и это, в придачу к разбушевавшимся
мертвецам, чрезвычайно осложняло деятельность городской полиции.
* * *
В то утро, когда "бесстрашный" оруженосец с подругой одиноко стояли на
Аленби, дожидаясь грозного аристократа, в глухом закоулке на улице Шапиро
развернулись необычные события: обманув ожидания комиссара, герцог
внезапно вломился к Заярконскому, где в это время дожидался его маэстро. К
счастью, на сей раз, он не растерялся и даже успел опрокинуть на гостя
огромный дубовый шкаф, набитый домашней утварью. Стряхнув с себя горы