замка.
морозного воздуха и еще чего-то спиртного, скорее всего коньяка, хороших
сигарет и превосходного кожаного пальто. Я все еще подпирала плечом дверной
косяк, а потому Дедовскому пришлось меня немного отодвинуть, и от
прикосновения его рук у меня совсем крыша поехала.
посреди прихожей ботинки. Осторожно отпихнул их ногой в сторону и объяснил
мне наконец, что именно он знает:
было какое-то полуобморочное: то ли из-за безумной усталости, то ли от
запретной близости Дедовского, размеренное дыхание которого смешивалось с
моим, прерывистым и частым. - А Веньке пуля влетела прямо в висок.
не думал, что это так серьезно. Не понимаю, кому и зачем понадобилось
убивать Пашкова. Если покушение связано с его претензиями на пост
губернатора, то это чистой воды идиотизм, зачем такие крайности, существуют
способы не менее эффективные... - Он не стал дальше распространяться о
способах устранения политических противников, по своей эффективности не
уступающих убийству, и снова сконцентрировался на мне. - Я представляю, что
ты пережила... Присутствовать при таком... Еще и киллер.., мазила, с таким
же успехом он мог попасть не в Литвинца, а еще в кого-нибудь...
скажешь о способности передвигаться. Мне казалось, будто я ее утратила раз и
навсегда.
Пересказываю дословно: "В Пашкова стреляли, но промазали. Пуля попала в
кого-то из его "команды" и убила наповал". А, как тебе? Пока я выяснил
подробности, думал... - Он опять не договорил.
увеселительном заведении типа сауны, где он скрашивал досуг хорошенькими
девочками, или, может, в кругу любящей семьи?
четыре года после того, как я твердо решила выбросить Ледовского из головы,
мы стояли с ним в темной прихожей на расстоянии вытянутой руки и обсуждали
особенности политической борьбы за кресло губернатора и мазилу-киллера,
влепившего пулю в висок Веньки Литвинца, который зачем-то возник в моей
жизни несколько дней назад. В то время как наши внутренние голоса говорили
совсем о другом. По крайней мере, мой малодушно признавался: "Как же я тебя
люблю", вместо того чтобы орать: "Изыди!" Что до Ледовского, то его монолог
мог бы звучать следующим образом:
тебе со мной. Зачем огород городить и терять время?
любить только здесь и сейчас, а не всегда и повсюду. Если бы я могла
забывать о нем всякий раз, как мы расставались, беззаботно улыбаясь на
прощание: "Пока, увидимся. Или созвонимся..." Как умел это он, а вот я не
умела. Я варилась в крутом кипятке любви день и ночь, и мне нужно было
знать, что с ним творится по крайней мере то же самое. Вот такое "Око за око
и зуб за зуб". А до тех пор, пока у меня не было этой уверенности... И что я
плету, в самом деле, какая, к черту, уверенность? Ведь о любви невозможно
говорить в сослагательном наклонении. Она либо есть, либо нет.
Ледовский.
совершенно не готова к приему гостей.
ноги мне по-прежнему отказывались подчиняться. Впрочем, и сам Ледовский не
сдвинулся с места, только повторил:
ноги на ногу:
следовательно, и ко мне.
почему мои руки обвились вокруг его шеи и почему моя голова оказалась на его
плече. И только в одном я была уверена на сто процентов: уже завтра я буду
об этом жалеть.
Глава 18
и рубашке и натягивал носки. Он обернулся ко мне и подмигнул. Я зажмурилась
в надежде, что, открыв глаза в следующий раз, я его больше не увижу, что он
не знаю куда, но денется, в крайнем случае, рассеется, как сон, как утренний
туман. Ничего подобного, конечно, не произошло. Дедовский все так же сидел в
кресле и повязывал галстук, скулы его при этом ритмично двигались, похоже,
он жевал резинку. Небось "Орбит" без сахара". Хозяин жизни, он же неутомимый
борец с кариесом.
погоды, - пробурчала я, отворачиваясь.
обивку дивана. Уже полностью одетый, он наклонился надо мной и пообещал:
клюве... А мне - лезь на стенку и стискивай зубы. По потолку бегать тоже
неплохо, иногда помогает. Подумать только: четыре года неравной борьбы с
собственной природой - и все коту под хвост.
исключительно для того, чтобы ни о чем не думать, но эта отчаянная попытка
мне не удалась. Поворочавшись с боку на бок, я села и опустила ноги на пол.
Если верить будильнику, мне уже давно следовало быть в "штабе". Представляю,
что там сегодня творится, нужно строчить очередное заявление для прессы, а
пресс-секретаря нет как нет. Веньки тоже.
ведь теперь лежал в морге, в холодильнике, а то и на прозекторском столе.
Трудно поверить, но ему сейчас было хуже моего. Интересно, сообщили его
красавице жене печальную весть? Конечно, он был еще тот проходимец, и
все-таки не заслужил такой участи - словить пулю, предназначенную Пашкову,
который не вызывал у меня ни малейшей симпатии. По мне, так уж лучше бы ему
череп размозжили, нежели Веньке, правда, тогда бы он оказался для меня
окончательно недосягаемым и я бы так никогда и не узнала, почему его
испугалась Елена Богаевская и что заставило Наташу вырезать из газеты его
фото. Правда, в разгадке этой тайны я пока не продвинулась и на полшага, и
неизвестно еще, продвинусь ли вообще когда-нибудь. Вот сейчас, например, я
все еще сидела на диване в пижаме, вместо того чтобы вести свою
разведывательно-подрывную деятельность в лагере Пашкова.
на кухню. Оказавшись там, я первым делом открыла холодильник и тут же
закрыла. Это у меня чисто рефлекторное, поскольку что можно найти в
холодильнике, ничего туда предварительно не положив? Я и раньше-то не
отличалась запасливостью белки (мягко сказано), теперь же моя
бесхозяйственность приобрела воистину вселенские масштабы. Стенной шкаф я
распахнула с замирающим сердцем... Слава Богу, на дне банки еще оставалось
немного кофе. Уже легче, а позавтракаю я в буфете, как только доберусь до
места.
как в прихожей затарахтел телефон. Чертыхнувшись, я погасила газ.
этот ранний звонок наверняка из милиции.
мгновение я вспомнила, что должна была накануне с ним созвониться, да
запамятовала. Впрочем, немудрено. Поэтому я начала разговор с извинений.
нас такие слухи ходят насчет... Что там у вас случилось?
общем, даже не знаю, может, это уже и неважно, а может, наоборот...
"может - не может" для Валентина явление нетипичное.
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Посняков Андрей
Березин Федор
Володихин Дмитрий