ный секретарь Института. Вообще-то он почти никогда не обедал на работе,
но в последнее время совместное посещение столовой стало одной из немно-
гих возможностей поговорить с директором наедине. У Альхименко была
странная манера не держать людей в приемной, поэтому всех, кто к нему
приходил, кроме, конечно, посторонних визитеров, секретарша безропотно
пропускала к руководству, из-за чего очередь скапливалась в самом каби-
нете, и при каждой беседе неизменно присутствовало два-три человека.
план научно-исследовательской работы на текущий год.
в план конкретные разработки. Я разослал копии во все лаборатории с ука-
занием представить предложения к 1 февраля. До сих пор я не получил ни
одного ответа. Лаборатории не хотят брать на себя дополнительную нагруз-
ку, они и так много всего напланировали на этот год. И я, честно говоря,
их понимаю. Была б моя воля, я бы эти запросы не удовлетворял. Мы из го-
да в год беремся включать в план НИР заказные темы, а в итоге собствен-
ные фундаментальные разработки так и умирают, не родившись. Я хотел это
с вами обсудить. Меня как ученого секретаря очень беспокоит, что Инсти-
тут теряет свое научное лицо. Вы посмотрите, что происходит! Лысаков до
сих пор не может закончить докторскую диссертацию, мы переносим ее из
года в год, а у него просто нет времени посидеть и подумать. Он дважды
обращался по поводу предоставления ему отпуска для завершения работы над
диссертацией, и мы дважды ему отказывали, потому что он был плотно за-
действован в заказной тематике, под которую Институт получает большие
деньги. Я понимаю, Николай Николаевич, мы бедны и эти деньги для нас
большое подспорье, мы на них закупаем оборудование и выплачиваем премии,
но ведь кончится все тем, что у нас не останется ни одного доктора наук.
В прошлом году на пенсию ушли четыре доктора, в этом году собираются
уходить еще трое, а молодые ученые не могут защититься, потому что тащат
на себе фактически весь бюджет Института. Да если на то пошло, у нас и
кандидатов наук скоро не останется. Все пашут, как волы, а диссертацией
и не пахнет.
Можете считать, что вы меня убедили в бедственном положении Института. У
вас есть конкретные предложения, или я могу расценивать ваше выступление
как плач в директорскую жилетку?
с просьбой об увеличении штатной численности. Если нам дадут дополни-
тельные штаты, мы наберем толковых ребят, выпускников вузов, и разгрузим
хоть немного тех, кто не может закончить диссертации.
ты?
полставки. Надо же стимулировать людей, Николай Николаевич! Иначе нам
никогда не выбраться из той дыры, в которой мы оказались. Работы будет
все больше, а научных работников все меньше.
с прозрачным ломтиком лимона.
му, прекрасно относится и к нашему Институту, и лично к вам. Он наш ку-
ратор, прорабатывать вопрос поручат именно ему. Я уверен, что он пойдет
нам навстречу.
тарь. - Мы не должны сидеть сложа руки, видя, как рушится научный потен-
циал Института. Я подготовлю письмо в министерство, хорошо?
обязанным Томилину. Никакого обращения в министерство не будет. Я разде-
ляю ваше беспокойство и подумаю, что можно сделать. Но только не через
Томилина.
ятного аппетита. Впрочем, вежливость здесь вряд ли помогла бы: после не-
удачного разговора с руководством аппетит у ученого секретаря совсем
пропал.
хлопнул дверью. Он терпеть не мог, когда с ним разговаривали как с
мальчишкой. Прошли те времена, когда гласностью размахивали как знаменем
и позволяли себе требовать, чтобы на все вопросы давались четкие и по-
нятные ответы. Все возвращается на круги своя, снова появились секреты,
многозначительные умалчивания, слова о политической недальновидности и
необходимости поддерживать легитимную власть.
ответа: почему же всетаки Григория Войтовича освободили из-под стражи.
Следователь Бакланов ничего вразумительно пояснить не мог, поскольку го-
лова у него до последнего времени была занята исключительно проблемами
жилищного законодательства: в свободное от сна и еды время он подрабаты-
вал консультантом в фирме, занимающейся расселением коммунальных квар-
тир, покупкой и продажей жилья. Своими должностными обязанностями он
пренебрегал настолько, что даже не брал в голову всякие глупости типа
странных и неожиданных распоряжений руководства. Помнил только, что вы-
пустили Войтовича до того, как ему официально была избрана мера пресече-
ния в виде содержания под стражей. На тот момент он числился задержанным
и мог находиться в камере в течение трех суток, пока не будет принято
решение: арестовывать его или выпускать. Решение было - выпустить. Ну и
что тут такого? Мало ли почему руководство принимает такие решения.
ватель, вы обладаете процессуальной самостоятельностью, это должно было
быть ваше решение, а не руководства. Руководство только его утверждает
или не утверждает. Вы-то почему такое решение приняли?
обычное, будто вы не знаете.
объяснил Ольшанскому, что есть вещи, которые обсуждать не принято, тем
более со следователями. А основания для решения были, и еще какие вес-
кие! "Можете мне поверить, Константин Михайлович, были основания". Боль-
ше ничего добиться не удалось, кроме туманных намеков на интересы страны
да на устное ходатайство заинтересованных органов. Какие интересы стра-
ны? Какие заинтересованные органы? Молчание...
свет. На исходе сумрачного зимнего дня в кабинете было почти совсем тем-
но. Он думал о том, что справиться с прокурором можно, только нужно ли?
Есть рычаги, под воздействием которых он даст ответ об анонимных ходата-
ях, но вопрос в том, надо ли их задействовать.
ясь в цифры и кнопки, набрал номер Каменской.
не находите? - спросила она.
институтские деятели что-то скрывают, либо мы опять вляпались в какое-то
дерьмо, и головы нам с тобой не сносить. Так что, Каменская, будем рис-
ковать или в тину уйдем?
Главное, никто видеть не будет, чем мы там занимаемся.
ронница того, чтобы отбирать что-то силой. Если ваш дражайший прокурор
не хочет нам ничего говорить, не будем его заставлять. Золотой принцип,
сформулированный Булгаковым, помните? Никогда ничего не просите у тех,
кто сильнее вас. Сами предложат, еще и умолять будут, чтоб взяли.
точности так же, как я. И чего мы с тобой столько времени ссорились, ес-
ли мы на самом деле так похожи? Не знаешь?
Просто я на вас обижалась, потому что вы мне хамили.
такой, его уже не переделать. Но терпеть это не обязательно, можешь в
ответ огрызаться. Я-то не обидчивый, не бойся.
мной быть повежливей.
меня невозможного. В Институте активность притормози, сведи ее до уровня
скучных обыденных мероприятий, проводимых от случая к случаю. Пусть не
забывают, что мы есть, но поводов для ответных действий пока не давай.
Мы должны стать для них чем-то вроде назойливой мухи: вроде и вреда от
нее никакого, она же не кусается, но и забыть о себе не дает, потому как
жужжит в самое ухо и периодически норовит сесть на нос, не из вредности,
а исключительно по глупости. Поняла?
что дело Красниковых и дело Галактионова объединили и передали мне?
ешь?