закрытому крышей, которой хватило бы на небольшой домик. С помощью ломов мы
сдвинули эту крышу и увидели довольно глубокий провал, из которого несло
гнилью, плесенью и крысами.
рее повесить или в море утопить, но туда, где крысы, не полезу!
провозимся сто лет. Ее там много?
отвечал Мануэль.
вспомнил о чем-то. Явился он довольно быстро, с трудом волоча по палубе
толстую короткую доску. Затем он сразу же убежал опять и приволок еще одну
такую же доску. Из них мы соорудили очередную наклонную плоскость, раскатили
бочку и сбросили ее прямо в люк. Она мягко бухнулась, раздавив несколько
крыс, хрипы и писк которых были слышны снизу.
как? Бочки будут падать друг на друга и разобьются...
сказал этот поросенок. И мы принялись закрывать люк! Увы, едва среди женщин
объявляется мужчина, как они готовы ему подчиняться!
Если бы ветер дул с берега, мы и к ночи не доплыли бы до него. Однако ветер
дул со стороны моря, и нас так или иначе принесло туда, куда мы хотели... Из
последних сил втянув лодку на берег, мы побрели к нашей крепости. Руки,
ноги, поясница - все у меня разламывалось и болело. Росита тоже была не в
лучшем состоянии. Мы едва доползли до постели и целомудренно и безгрешно
уснули.
нечто нелепое: вроде бы я долго и упорно пытаюсь вкатить огромную бочку на
крышу нашего сухопутного дома. Бочка как-то уж очень упорно не хочет
вкатываться, то проскальзывает, то сваливается вбок, то подается назад.
Мануэль стоял рядом, не помогал мне, а только бормотал: "Бом-брам-стеньга!
Грот-бом-бом-брам-стеньга! Архтерлюк!" - и еще что-то эдакое. Под конец сна
я увидела грозное лицо капитана О'Брайена. Он широко улыбнулся и сказал:
похоже, не знал, что я проснулась, и никуда не исчезал. Он так и остался
стоять около моей кровати. Я дрыгнула ногой, но Майкл не исчезал. Он
нахально стоял перед моей кроватью, где, кроме меня, лежали в разных углах
Росита и Мануэль.
чтобы забрать тебя отсюда. Рад, что ты жива и здорова.
объясни, как ты сюда попал...
который здесь торчит не далее, чем со вчерашнего утра...
сколько времени судно стоит в том или ином месте. Я еще не был на французе,
но знаю, что на нем не все ладно. Там что, чума?
отвечала я, хлопая глазами и ожидая, когда О'Брайен наконец исчезнет. Но он
все еще не исчезал, а продолжал задавать вопросы:
попала, ума не приложу!
корабль затонул, мы уплыли в лодке и приплыли сюда. А здесь мы нашли все
это.
что это действительно Майкл О'Брайен, а не сновидение.
кормовую каюту, я уже начисто не верил, что ты уцелела. Я на несколько
секунд онемел от ужаса, я растерялся... Вот и все. Я ушел со шканцев на бак,
мне сказали, что там не могут обойтись без меня... А потом я уже не мог
пробиться к тебе, все шканцы были в огне, а нижние палубы задымлены. Люди
бежали с корабля, но я оставался и, ей-Богу, готов поклясться, что был
уверен... На сто процентов был уверен, что ухожу самый последний.
презрением.
недели не прошло, как ты попал в плен к голландцам?
подписан мир. Голландцы раскошеливаются за резню на Амбоине и согласны с
Навигационным актом. Эскадра, утопившая мое судно, встретила отряд кораблей,
которые и сообщили им это известие. Так что в плену я пробыл только сутки.
Впрочем, я должен был побыть дольше, но поторопился освободиться. Голландцы
потеряли бдительность, изрядно выпив, поскольку эскадра должна была идти в
Кюрасао, на отдых и ремонт. А мы, напротив, времени даром не теряли.
Восемьдесят англичан, которые со мной вместе были загнаны в трюм
"Санкт-Николаса", быстро разобрались в чем дело. Большинство из голландцев
даже протрезветь не успели, как попали на ужин акулам... Славная была ночка!
Мы никого не потеряли. Сейчас у меня есть корабль, и я поквитался с
голландцами. Мы сделали все так чисто, что голландцы на других кораблях даже
не заметили, что мы исчезли. Представляю себе рожу шаутбенахта, когда он
обнаружит, что "Санкт-Николас" испарился...
бесчестный убийца!
превосходства, пожевывая губами, говорил О'Брайен. - Я давно забыл о том,
что есть понятие "плохо" и "хорошо". Если я выиграл, это хорошо, если
проиграл - плохо. Я ранил - хорошо, меня ранили - плохо. Я убил - хорошо,
меня убьют - плохо. Я был католиком, пока мог получать от этого нечто
полезное, но вслед за тем пришлось стать протестантом, опять-таки чтобы было
хорошо... Все люди думают и делают примерно так, только некоторые
оправдываются, а другие - нет. Я не оправдываюсь. Я знаю, что в этом мире
надо не стесняться, а рвать кусочки пожирнее, пусть кем-то и надкусанные и
пусть даже прямо из чужой глотки. Мне хочется, чтобы у меня были деньги.
Сейчас время больших возможностей, милашка! Наша добрая Англия, якорь ей в
печенку, уже скушала, как пудинг, нашу Ирландию. Сэр Оливер - крепкий
парень, за таких надо держаться.
понимаю, что творится в стране, где орудуют такие головорезы, как он, ты и
иже с вами! Ты же предатель, вероотступник! Продал веру, продал отечество,
предал, трон тоже предал и продал... Что ты еще продашь, меня?
Точнее, я кое-что брал за пользование тобой... Ты удобная вещь, как
неразменный фартинг, сколько его не отдавай, а он все равно возвращается к
хозяину. Вот так, Мерседес, запомни это...
я.
нотки.
все из этого дома, забирай все золото, фрегат - хоть весь остров! Только
меня отпусти!
лицо О'Брайена расплылось в жестокой улыбке. - Зачем же брать только
частично то, что можно взять целиком?!
перстней. Вот, полюбуйся!
небольшой кошелек. Открыв его, капитан вытащил один за другим четыре
перстня. Все они были одинаковы и по размерам, и по форме, различаясь только
тем, что было на печатке. Я узнала и тот, что нашел Мануэль - с вогнутой
черточкой, и тот, что нашла сама в шкатулке - с выпуклой черточкой, и тот,
что Мануэль снял с мертвого Рамона - с вогнутым крестом. Четвертый, с
выпуклым крестом, я увидела впервые.
надевала эти, с черточкой... А я возьму с выпуклым крестом, и мы попробуем
соединить кресты...
неисповедимы! Кто я? Мерседес-Консуэла или негритенок Мануэль? Куда меня
несет, что это за ледяной ветер и тьма? Ад? Нет, не хочу туда! Не пойду! Я -
честная женщина, я грешила лишь от тоски! Почему ж чувствую себя так плохо?
Ах да, я, кажется, беременна! Да Бог с тобой, как может быть такое? Ведь я
мужчина! Да, мужчина! И не какой-нибудь раб-негритенок! Я - капитан
О'Брайен, верный слуга лорда-протектора! Пусть даже этот негодяй и втоптал в
грязь мою добрую католическую Ирландию, а меня заставил отречься от