перед женой на колени и покаяться во всем, что он сделал плохого в жизни.
Ради идеи! Ради науки об открытиях, как он ее понимал. Проводил опыты, не
думая о том, что это может вызвать последствия бог знает в каком колене.
Проповедовал свою методику, но никогда не поступался ради нее
благополучием. Бессмысленно вкалывал в институте, потому что иначе
пришлось бы жить впроголодь. Терзал собственные рукописи, потому что
редакторы считали, что вот в этом абзаце есть ненужные аллюзии, а в
этом... И он переделывал, чтобы напечатали. Господи, а как он испугался,
когда объявился Родиков! И всегда - всегда! - что-то придумав, что-то
написав, ждал, когда кто-нибудь, прочитав, загорится идеей и положит
голову на алтарь - вместо него. Сначала Кузьминов из Оренбурга, который,
проработав книжку об открытиях, вот уже восемь лет живет как Диоген, но
зато основал-таки в городе единственную в стране школу, учит, и люди едут
к нему, а не к Петрашевскому. Ему только пишут, и он не всем отвечает. А
Рузмайкин из Ставрополя? Он, а не Р.М., ездил в Госкомитет по делам
изобретений и открытий доказывать, что теория существует, и что для
перестройки она совершенно необходима.
разглядел лишь обычную кротость и рассердился.
считал, ноги его двигались, и он оказался у телефона. Снял трубку и набрал
номер Родикова. Почувствовал, что ладонь стала влажной.
Михайлович, оставьте девушек в покое. Это приказ. Не знаю, что вам
мерещится по научной линии, но дайте людям жить.
положил трубку на стол и занялся своим делом.
послышалось? Действительно ли Родиков ничего не помнит? Напомнят. Те же
врачи в больнице. Коллеги. И что тогда?
Что с этим делать? Статью в "Знание-сила"? Или в "Вестник психологии"? Ни
там, ни там не возьмут. Он бы и сам не взял на месте редактора. Разве что
с грифом "фантастика". Нет, и тогда не взял бы. Не такая фантастика сейчас
нужна. После всего, что наслышались о тридцать седьмом и сорок девятом, о
Рашидове и Адылове, Брежневе и Черненко, после откровений о самих себе,
после знания, от которого волосы порой встают дыбом, после всего этого -
вдруг о ведьмах, о том, что женщина - мать, работница! - оказывается,
связана с потусторонними мирами. Так и будут говорить - потусторонними.
Механика известна, традиции враз не сломаешь. Ученые враз определят
открытие в группу парапсихологических феноменов и, посмеиваясь, запишут
свихнувшегося на своей методике Петрашевского в одну компанию с Мессингом,
Кашпировским и Чумаком. А экстрасенсы набросятся сразу, примут в свой клан
с удовольствием, не понимая сути и не признавая того, что речь идет о
материальном единстве многомерного мира, и вовсе не о каких-то
внефизических законах передачи информации...
гибель Наденьки - не доказательство? Нельзя, не время.
он хочет, чтобы девушки жили спокойно. Он подумал, что вывод этот слишком
уж соответствует его личным качествам, его характеру. Может, именно
характер, а не логика, диктует вывод, и на самом деле действовать
совершенно необходимо?
Решил? Что? Молчать? Говорить?
молочный магазин, и здесь с утра выстраивалась очередь. Одни женщины:
старые, молодые, средних лет, они вели себя почти одинаково, дальние в
очереди стояли молча, тянули головы, чтобы увидеть, долго ли стоять, или
тихо беседовали, передние суетились, отгоняя нахалок, старавшихся
проникнуть без очереди, вынимали из сумок пустые бутылки, шумели,
пересчитывая сдачу. Это была жизнь - суета, толкотня, не до тончайших
движений души, не до того, чтобы прислушиваться к себе, и, услышав нечто,
не слышимое никем, понять и передать другим. Неужели в каждой из них есть
это - в толстой бабе, что размахивает кефирной бутылкой перед носом
продавца, и которой ничего сейчас в жизни не нужно, кроме пяти копеек
сдачи, и в той девочке, что стоит в сторонке и пересчитывает в уме -
сколько чего и почем. И если каждой из них просто намекнуть... Господи,
одна обложит нецензурно, другая рассмеется, покрутив пальцем у виска,
третья решит, что мужчина хочет поволочиться...
не будет - не создан человек для коммунизма.
поглядела на очередь, сказала:
там раньше.
Почему-то он вспомнил свой старый рассказ о тридцать седьмом годе и
мысленно обозначил развитие сюжета: нет, в лагере они не встретятся, это
банально. Каждый проживет жизнь и будет сам отвечать за все, что сделает.
Глупо убивать собственного следователя. Даже если осужден безвинно. Потому
что наверняка есть в жизни, в мыслях, в душе нечто, от чего хочешь
избавиться, за что должен судить себя. Сам. Твой следователь все равно
придет за тобой.
прежде не...
вопросами...
на почти исписанную страницу. Дальше... Единство Вселенной в нас самих...
Так, дальше... Мы не понимаем собственного назначения. Выспренне. К черту.
Дальше... Надя, что ты сделала? И неужели ты все еще где-то есть? Прочь
страницу. Не так резко - порвал край. Другой лист. Думать... Думать и
решать.