они и драконов, знали и о подземных червях с людьми в нутре. Да если бы у слуг
тьмы, агрессоров, не было этих дьявольских хитростей, разве наши бы отступали,
упорно грызясь и цепляясь за каждый холмик?
начнутся, но обернулись к Шундараю за, подтверждением.
ожидании этого момента.
он все время улыбался, на щеках были нарисованы розочки.
сошел в яму по ступенькам, вырубленным в сухой твердой земле, подошел к столу,
поставил на него спецсаквояж и с громким щелчком растворил его створки. Внутри,
в особых гнездах, стояли боевые указатели. Вообще-то, вернее всего их было бы
называть песочными часами, но так было не принято.
высыпался на четверть.
стола. Шундарай еле успел убрать со стола карту.
к бою. На словах я должен сказать, что командование недовольно действиями вашей
роты. Вы оставили высоту Лысую и поставили под угрозу всю линию обороны.
Господин генерал просил сказать вам, что не потерпит трусости и беспорядка в
наших рядах. Судьба города зависит от того, насколько вы решительно будете
жертвовать жизнью ради защиты невинных мирных жителей от этих монстров и убийц!
Ура!
Хорошие новости приносил полковой адъютант. И боевое время было назначено
слишком близко - только-только кончился бой, люди толком не отдохнут. Но было
правилом дурного тона выражать при фельдъегере свое недовольство начальством.
Начальство всегда право, пока его не поставило к стенке и не шлепнуло
вышестоящее начальство. Так устроен мир. Многие хотели бы побывать в штабе.
Коршун тоже хотел, но преграда между штабом и фронтом непреодолима ни для кого,
кроме фельдъегерей и людей, им подобных. В этом была несправедливость, потому
что на фронте были лишь добровольцы, сознательно идущие на смерть ради жизни на
Земле. Здесь все знают, за что бьются, - не наемники, нет, многие потеряли в
боях близких.
Он уселся за стол, пододвинул к себе карту.
можете подняться над всем миром и увидеть масштабы противостояния. Нет, не
можете.
куража. Ему было все равно, поверят ему слушатели или пойдут спать. Просто ему
приятно было напомнить грязи под своими сапогами, что она - грязь.
себе вольностей, потому что его слово там, наверху, пользовалось полным
доверием, а ведь, случалось, хорошие ребята гибли из-за своей
неосмотрительности - не вовремя возмутился или не тому доверился.
У него появляются все новые виды оружия. А мы, как и прежде, бьемся на мечах.
Боюсь, что плохо кончится наша война...
обойти с фланга.
прошел - не знаю, не считал. Все сочувственно склонили головы.
не на чужой земле воюю, я стою как стена, потому что за моей спиной - последняя
граница. И дети, которые плачут, - мои дети, хоть у меня самого вроде бы и не
было детей.
перебежать к ублюдкам.
яме.
схватить комроты за рукав, оттянуть от ядовитого фельдъегеря. Шундарай шел на
смерть, но не боевую, почетную, под свист стрел и звон мечей - он шел на смерть
позорную, на расстрел перед строем. И знал об этом он лучше всех, потому что
всего три или четыре боя назад Шундарай командовал казнью пойманного
перебежчика. Сам отрубил ему правую руку, потом Коршун рубил - левую ногу.
Рубил долго - не привык рубить людей. От этого осталось жуткое чувство, которое
возвращается во сне кошмарами. Сначала перебежчик кричал, потом стал выть,
бессмысленно, будто уже и боль стала привычкой.
должен знать свое место. Таких, как ты, у нас десятки. Вы - мясо войны. Понял?
Мясо войны! И смотрите на часы. Помните, что с последней песчинкой начнется
боевое время. Вот тогда ты и будешь рассуждать. Привет.
ямы, и Коршун с облегчением подумал, что обошлось и Шундарай взял себя в руки и
отпустит фельдъегеря невредимым.
показалась над поверхностью земли, Шундарай что-то закричал на своем непонятном
языке, на котором он иногда разговаривал и кричал во сне, и кинулся за
фельдъегерем.
зарычал:
бутылки шампанского (странная мысль - странная память!), выскочил как пробка и
кинулся бежать, а Шундарай, уже неуправляемый, уже обезумевший, уже такой
страшный, что никто не смел бы поймать и успокоить его, вылез за ним. Потом
полезли, толкаясь, но молча, все остальные. Коршун оттолкнул кого-то и оказался
наверху среди первых.
приближаясь, несется Шундарай, размахивая фельдъегерским сапогом.
земли, и застрял на несколько секунд среди заостренных копий, которыми под
углом вверх был утыкан внешний склон вала.
ямы ублюдков, которые никого не оставляют в живых.
его по голове каблуком сапога - достал его, как дубинкой.
упал шагов через десять.
показались головки ублюдков в шлемах, надвинутых на уши, - они и спят и едят в
железных забралах - из-за этого никогда не увидишь их лица. Впрочем, и слава
Богу, потому что увидеть живое лицо врага - значит сойти с ума от отвращения.
После смерти, если тебе попался ублюдок, его лицо становится человеческим -
такая у них посмертная мимикрия, как нам рассказывал на беседе майор по
идеологии.
прикончили, тогда бы можно было отбрехаться, - но как назло фельдъегерь угодил
ногой в какую-то ямку и полетел вперед. Он лежал и отбивался ногами - одна
голая, а другая в сапоге, в очень блестящем командирском сапоге.
его кулаками. Тут повыскакивали из ям и ублюдки и наши - благо день небоевой -
и сблизились двумя полумесяцами, а Коршун с Золотухой начал отрывать Шундарая
от фельдъегеря, пока тот жив, - они надеялись, что фельдъегерь жив, тогда
комполка обязательно выручит Шундарая, ну разжалуют его, ну накажут, пошлют в
передовой дозор - только бы не казнили нашего комроты.
на глазах у сотен бойцов и ублюдков, насмерть дрались наш командир и наш же
штабной неприкасаемый фельдъегерь.
допустил этим страшную ошибку - он как бы помог комроты свернуть фельдъегерю
шею - тот успел охнуть, выпуская воздух, и засучил ногами. Потом вытянулся, а
Шундарай поднялся, почему-то отряхнул ладони, как будто от песка, и сказал:
его к своим ямам, другие младшие командиры загоняли рядовых в убежища, а про
фельдъегеря забыли, может, всего на две минуты - и в этом заключалось самое
непростительное преступление, - может быть, Шундарая бы помиловали - он самый
старый и самый отважный из командиров в полку, если не во всей армии, но пока
одни командиры гнали собственных рядовых в окопы и ямы, а другие оттаскивали
бесчувственного Шундарая, кто-то из сообразительных ублюдков догадался, они
кинулись к трупу фельдъегеря и, подхватив его, унесли к себе в расположение.