Чтение 35–й страницы книги ~Клинки~

"И вовсе он не востроголовый, - подумал Богуслав растерянно. - Черти
ж все востроголовые. А этот - нет. Может впрямь, переодетый?"

Однако присмотрелся и зажмурился в отчаяньи: у старика не было тени.
Точно, леший!

Нечистый приблизился, шумно дыша, Богуслав едва не пошатнулся - от
него разило крепким пивом!

- В гости, значит? - молвил леший и вдруг громко икнул. - Хик-к!

Богуслав бестолково хлопал глазами. Старик вздохнул:

- Пошли выпьем, что ли? Именины у меня сегодня, родич.

Венед покорился. А что оставалось? Едва ступить успели, закружились
вокруг них елки да дубы, учинили хоровод, тропа с оврагом пропали, как и
не было, а стала поляна широкая с рубленой избушкой посредине. С каждого
бревна сивыми гроздьями свисали мохнатые лишайники; у стен возвышались
здоровущие ядовито-красные мухоморы. Сама собой отворилась дверь,
заскрипела на весь лес.

- Входи! - пригласил хозяин, полуобернувшись из пороге.

"Пропаду!" - отчаянно подумал Богуслав, ныряя вслед.

В избушке было тепло и сумрачно. Из-под ног шарахнулся толстый
удивленный заяц. Леший на него по-разбойничьи засвистал.

- Садись, родич!

На столе румянились блины, полная миска, стояла резная деревянная
чаша со сметаной и другая со смородиновым вареньем. И еще небольшая ендова
с солеными крепкими грибочками.

Богуслав с опаской опустился на грубую дубовую скамью, словно на ежа.
Леший грохнул на стол объемистую бадью с хмельным и мигом наполнил
устрашающих размеров кружки.

- За именинника? - несмело предложил Богуслав.

Леший благодарно кивнул, поднял кружку и порядком отхлебнул. По
буйным его усам потекла обильная пена.

Отведал напитка и венед, довольно крякнув - не какое-нибудь
деревенское полпиво. Знатное питье!

- Ух! Куда как с добром! - восхитился Богуслав совершенно искренне.
Леший только хмыкнул.

Выпили еще по одной, закусили грибами. Страх незаметно улетучился,
старик вдруг стал милым и дорогим, что твои родич. Шумит слегка в голове,
однако ж здорово!

К четвертой кружке Богуслав встал.

- Какие именины без подарка? Держи, хозяин, носи-не переноси!

С этими словами снял венед расшитый атласный пояс, какой мать ему
подарила прошлой весной, вещь любимую и красивую, и протянул старику. Тот
принял, глаза сверкнули, видать понравился подарок.

- Ну, спасибо, родич. Уважил! Никто мне доселе подарков не делал...

За второй бадьей гуляки обнялись.

- А знаешь, друже, - сказал Богуслав, осоловело глядя на лешего. - Не
скрою от тебя правды. (буль-буль!)

Старик попытался сосредоточить взгляд ка венеде. Удалось, хотя и не
сразу.

- Я ведь человек! Ж-живой!

- Ну и что? - ответствовал леший. - Я знаю. Сразу понял. Дак ведь и
среди людей хорошие попадаются. Давай лучше за лес мой выпьем? Чтоб стоял
он, всех перестоял! А?

- А-гей!

Со стуком встретились кружки.

- Уф-ф! Наливай еще, хозяин!

Пиво с клокотанием полилось из бадьи.

- Я ведь быстро смекнул, что ты не леший, а людского роду-племени...

Венед захохотал:

- А я наоборот, тебя за человека переодетого принял. Вот потеха!

Посмеялись. Леший, обняв Богуслава, изливал ему душу (ибо и черти
спьяну имеет душу):

- Ты не думай, я не злюка, даром, что нежить. Людей редко трогаю. Те
конники едва поллеса не сожгли, злодеи. Как не проучить? А вот намедни
заблудился мужичонка в дальней пуще. Проклинал меня, страсть, хотя я его и
не думал водить. Показался. Так, мол, и так, объяснил бедняге, что не при
чем. Домой отвел; а он мне из селения блинов вон, приволок. "Держи,
говорит, жена передала. Ешь на здоровье."

Леший вновь взялся за кружку.

- Ты молодец, однако, что не испужался. Не люблю пужливых! Давай
теперь за смелость выпьем!

Бам-м! Выпили.

Приговорили помалу и вторую бадью. Третью леший, пошатываясь, выкатил
наружу и вышиб кулаком крышку. Сели, обнявшись крепче прежнего, на пороге,
черпая кружками прямо из бадьи и глядя на потемневшую стену леса.

- Споем, что ли? - предложил леший. - Люблю я ваши людские песни
петь.

- Непременно споем! Вот эт-ту: "Ой, на горе ветер свищет!"

Леший подхватил зычным дивным голосом. На славу спели. Потом и
"Походную" затянули, и "Чудный месяц", "Веселого зайца" (эту леший с
особой радостью пел, даже кружкой по бадье ритм отстукивал) и "Реченьку".

Спели, выпили, отдышались.

- А нашу венедскую-слободскую знаешь?

Леший закивал:

- Ну а как же!

И завели с самого начала:

Мы не жнем хлеба, не сеем,

Нам страда - не страда,

Для земли родной для всей

Мы заслон - слобода...

Малых детушек вскормили,

Отымая от груди,

Кто с ухваткою и в силе -

В слободу приходи!

Тут и услыхали их Тарус и близнецы, сбившиеся с ног, разыскивая
пропавшего Богуслава. А над лесом гремело:

Печенеги да хазары

Серым волком снуют,

А татары, что ли, даром

У дорог стерегут?

И стоим, покуда живы,

Сколько надо стоять,

Чтоб на легкую поживу

Не загадывал тать!

- Наша песня, венедская, - прошептал Вавила чародею. - Слободяне ее
поют.

Тарус прислушался к далеким голосам и покачал головой: ишь, выводят!

Выводили в два голоса:

Вражьи головы сымали

Да с плечей-сволочей,

Да в загривок натолкали

Из печей калачей.

Позабудет тать дорогу,

Знать, не мил белый свет.

Коль споткнулся у порога,

Значит, в дом хода нет!

Не захочешь, а и будешь сердит:

Наша степь не нашей сбруей звенит.

Собиралася намедни орда,

Разобралася с ордой слобода!

И Боромир с товарищами-побратимами удивленно вслушивались в пение, не
особо, вроде, и громкое, однако слышимое по всему лесу. Стемнело; круглый
лик луны, желтый, как масло, взирал свысока на землю. Беспокойно вертели
головами песиголовцы, ставшие на ночь юго-восточнее; повскакивали на
севере даты, хватаясь за оружие и внимая непонятным словам.

Ужо, молодушки-лебедушки,

Не след вам серчать,

Добра молодца зазнобушке

Не век привечать,

Уж такая наша доля,

Что сам черт нам не брат:

Добрый конь, широко поле,

Да каленый булат!

Обнимает нас кольчуга -

Нам до смерти жена,

Нету лучшего досуга,

Как с седлом стремена,