иначе. Веселый крупный мужчина, полбутылки коньяку для него что глоток.
Ослаб, годы...
коньяк прямо из горлышка. Адам открыл один глаз и томным голосом сказал:
пива бегал, как черт от ладана.
живот и со вздохом сообщил:
дьяволу! Одно хорошо - минут пять полежу, сразу как огурчик... Да? Или
огурец?
недостойное. Но вы тоже не на диспут приехали. Не терпится запустить руки
в секреты этих психопатов. Но! Вы работаете на вашу креатуру, а я даже не
знаю, кто мой работодатель. Что вы на меня так смотрите? Если вашу жену и
дочь выкрадут и спрячут, что вы будете делать? Вот я и прыгаю здесь, как
блоха на барабане.
услышал длинную тираду о том, что современные девицы, если не успевают
удрать из дома в шестнадцать лет, то становятся источником неприятностей
еще на такой же срок, пока в них ферменты не перебродят. Тем не менее он
очень любит свою дочь и ему безумно жаль, что она попала в жернова
заговора.
новый мир создают, увы, мерзавцы.
принялся объяснять Месропу и возникшему на шум Широкоплечему, почему все
великие люди неизбежно преступники, даже лучшие из них. В силу своего
величия они же великие нарушители этики своей эпохи, и поэтому создают
свою мораль, свою этику. И, пройдя через огонь, воду, распятие,
мученичество и победу, они как бы осеняют благодатью свое преступление, а
общество рано или поздно воспринимает их мораль. Но не становится ли оно
тогда обществом мерзавцев?
преступность - имманентное свойство человека, ни на что больше в природе
не годного. Он выламывается из вечного цикла обновления своей неистребимой
склонностью к разрушению и саморазрушению.
что-то о Валаамовой ослице, он упал лицом в диванную подушку и мерно
засопел. Месроп озабоченно потрогал его за плечо, но Широкоплечий
посоветовал не беспокоить доктора Адама, а лучше хорошенько выспаться, тем
более что завтра сложный день, времени, как ни считай, не остается.
двери, а когда он на миг остановился, соображая, как это спящий
передвинулся из одного угла в другой, Виктор открыл глаза и подмигнул ему.
добавил он. Жалко, так же шепотом согласился Месроп, укладываясь прямо в
одежде на кровать, только пять лет назад он помнит Адама, или как его там,
убежденным холостяком и о наличии жены и тем более взрослой дочки не
слышал от него ни слова. "Ага", - только и сказал Виктор.
окну. Пустая улица. Даже если кто-то засел в подъезде, по широкому карнизу
можно дойти до угла и спрыгнуть на киоск. Только зачем? Непрошенные гости
прекрасно экипированы, и грех не воспользоваться их техникой.
на чистый кафельный пол и убежать отсюда. Но Месроп уже миновал лифт и
поднимался по лестнице. Обернулся, пробормотал что-то вроде "не робей", и
Виктор убыстрил шаги. К своему удивлению, за коробом лифта Месропа он не
застал, а шаги доносились откуда-то сверху и издалека. Не мог же за
несколько секунд взмыть так высоко? Виктору стало не по себе.
Через минуту перед ним очутился запыхавшийся Месроп.
уверен, что ты идешь за мной...
шаги далеко.
такое же острое желание дать ходу отсюда и чтобы на улицу Занаду больше ни
ногой. Но тут в глазах Месропа появились знакомые искры, он упрямо набычил
голову и махнул рукой.
такого навидался в...
на секунду нападения, неприятности, словом, неожиданных событий. Но ничего
не произошло. На втором этаже двери двух квартир были заложены кирпичом.
Кляксы раствора прикипели к полу. Дверь третьей квартиры открыта, вернее,
и двери никакой не было. Пройдя светлым коридором, через несколько метров
оказались в большой комнате, пол которой был устлан поролоновыми листами.
Судя по следам на стенах, перегородки в квартире снесли. На
противоположной стене сиротливо торчал умывальник, а рядом белел писсуар.
штукатурки, дверь. Месроп подошел к ней, потом стесненно хихикнув,
помочился и умыл руки. Приглашающе кивнул в сторону умывальника, а
заметив, как у Виктора полезли брови на лоб, опять хихикнул и сказал, что
ритуальное очищение может принимать совершенно будничный характер и он
очень советует найти в себе силы, а лучше - мочу, иначе просто не откроют
дверь.
следовать ему, а не упираться. Видал он штуки и почище. Однажды ему
пришлось участвовать в ритуальном погребении любимой канарейки главаря не
то секты, не то банды, окопавшейся под Курском. Самое забавное, что
шкатулку с канарейкой ежедневно выкапывали, дабы после мощного возлияния в
очередной раз, под всеобщие рыдания, заламывание рук и громкий стон,
проводить в последний путь. Менее забавно было то, что отказавшихся
участвовать в тризне немедленно убивали и закапывали на том же холме, где
покоилась усопшая птичка.
негромко сказал, что лестницы ему здесь не нравятся, все время ждешь
подвоха.
одна дверь. Он обошел Месропа и стал медленно подниматься. На последних
ступенях его вдруг пронзила уверенность в том, что Ксения где-то рядом, и
на миг показалось, что он все еще распят на арфе, а Ксения и дед Эжен
поднимаются к нему, чтобы отвязать, а потом вылезут невесть откуда Тит и
Бурчага, схватят их и замотают лица, но тут вдруг возникнет черная
жужжащая медуза, протянет щупальца к негодяям и столкнет вниз, а потом
рассыплется мошкарой, растает...
Подошел Месроп и толкнул ее.
не только перегородки, но и перекрытия этажей.
еще одна - на противоположной стороне балкона. На секунду Виктор
почувствовал себя маленьким испуганным пацаном, затаившимся среди
разбитого деревянного хлама на другом балконе, а к нему приближается
что-то темное и непонятное. Тряхнул головой, отгоняя наваждение.
Место священнодействия. Странно, что никого нет!
цилиндрик и прижал его торцом к перилам так, чтобы объектив смотрел вниз.
Вздохнул с облегчением и бодро зашагал по балкону к дальней двери.
хватало! Высоты он никогда не боялся. Поднял глаза и пошел за Месропом.
сидящего на корточках перед дверью, потом их обогнал другой, стали
попадаться и женщины. Вовремя, а то Виктор уже начал подозревать, что
обитатели дома вымерли, сбежали или ритуально истребили друг друга.
Впрочем, через пару коридоров он подумал, что присутствие людей еще ни о
чем не говорит, возможно, это просто любопытствующие, или вроде них -