перестала верить в нее.
снова повзрослевший, заматеревший как бы, с чистым бесстрастным лицом, с
жесткими складками в уголках рта - резкими, немолодыми складками, которых
раньше не было... Шел уверенно, будто повторяя давно знакомый путь. Он не
был похож на человека, только что вернувшегося из странствий - скорее на
вольнослушателя, отбывшего в Университете очередную лекцию. Глаза его
обращены были вовнутрь - он не видел ни улицы, ни прохожих; не увидел и
меня, когда я преградила ему дорогу:
радости:
вдохнула чуть слышный запах, сразу пробудивший в моей памяти темную
комнату с прогоревшим камином и таинственную местность на запрокинутом
Луаровом лице...
тебя замуж.
Когда ты приехал?
широким шагам, и все еще не хотела верить. Опять. Все это уже было
однажды... Он вернулся из Каваррена строгий и отчужденный - но тогда мы
еще не были мужем и женой. Тогда нас объединяла только сумасшедшая ночь в
повозке на ветру - а теперь ради него я отказалась от всего, что у меня
было.
осталась одна.
самых его сапог. Он сидел, опустив плечи, неподвижно уставившись на тонкую
линию, где темно-синее переходило в белесо-голубое.
этого никто не помнил, это была холодная смирная гора, изрезанная временем
и источенная ветром; однако он, напрягшись, еще умел вспомнить, каково
быть раскаленной лавой и стекать по этому пологому, заросшему
можжевельником склону.
кое-что погорше - за всю его жизнь сладкого было всего ничего. Какие-то
форели в светлой речке, какие-то муравьиные сражения на горячем белом
песке, чьи-то руки на глазах, чьи-то губы... А дальше память отказывала,
хотя он знал, что ее можно принудить. Принудительно можно вспомнить все,
что угодно - только зачем?
трещало от его прикосновения, обращаясь в пепел... Потом он снова стал
человеком и пил вино в портовом кабаке... Вина можно выпить и сейчас. А
вот лавой уже не быть никогда - но вот беда, не хочется ни того, ни
другого. Только сидеть у моря, смотреть на уходящие к горизонту белые
гребни и думать ни о чем.
ждали не того, что получалось потом. После давних потрясений его жизни
текли, переливаясь одна в одну, без неожиданностей, ровно, как ухоженная
дорога... Жизни, потому что их было, кажется, несколько, он сбился со
счета еще в первый раз.
недаром эти вспышки, озарения, воспоминания почти вековой давности,
недаром в том ущемленном мальчике ему померещилось собственное
отражение...
- и сам того не знает... до поры. Скоро ему все откроется - и тогда,
возможно, он изберет свой путь, кольцо изменит форму, мир изменится - либо
погибнет...
сможет вот так сидеть и смотреть на море - но он так и так не сможет, пора
и честь знать, не бессмертный же он, в самом деле...
распластанную студенистую медузу, склизкий комок с фиолетовыми квадратами
на спине - будто окошко...
же, как-никак, не вполне обычный человек... Меченый, можно сказать...
Клейменый...
я уже не тот. Просто страшно подумать, до чего я стал не тот...
гальке.
получалось потом. Как-то само получалось, честное слово...
руками. Дождался подступившей волны; опустил медузу в воду, разжал пальцы:
Ветеран стражи, наставник молодых, бывалый служака с маленьким рубцом над
правой бровью; и в лучшие времена он держался сдержано - а теперь суровое
лицо его казалось угрюмым.
Эгерт пропустил, не задумываясь. Потом взгляд его споткнулся, и тщательно
выведенные буквы расплылись.
по внезапном вашем отъезде возлеглись обязанности командующего гарнизоном,
уже нет среди живых..."
талантливый молодой парень... Надежда. Будущее.
и явился к бургомистру и со слезами молил его о справедливости... Да и
кому, как не городскому гарнизону, быть в ответе за безопасность дорог и
селений? Капитан Яст воспылал гневом, собрал отряд и отправился, дабы
наказать обнаглевших разбойников... Случилось, однако, так, что разбойники
наказали капитана Яста, а с ним и доблесть и честь городского гарнизона...
Сии злодеи, разобщенные в прошлом, ныне объединились в одну оголтелую
шайку... Отряд капитана Яста угодил в засаду и был вырезан до последнего
человека... Оплакивая погибших, городские власти обращаются к вам,
господин Солль - вернитесь, полковник, и встаньте во главе преданных вам
воинов... Иначе бесчинства злодеев угрозят не только славе гарнизона, но и
безопасности окрестных мест..."
сведенные на переносице брови и тяжелые складки в уголках рта. Гонец знал
о содержании письма. Гонец тоже был сплошной упрек.
стыда, ни волнения - только тупая горечь. Жаль все-таки Яста... Хотя чем
он лучше других?!
гарнизон так скоро, - он криво усмехнулся, - как только позволят мне...
дела необычайной важности.
Эгерта в упор, глаза его сверлили насквозь и требовали к ответу.
ненадолго. Он понемногу учился управлять своими мыслями; на некоторые из
них был наложен запрет, и Луар не сразу, но научился ему подчиняться.
Думать следовало о важном; самым важным был медальон и связанная с ним
история.
присвоить, в библиотеке обнаружился еще один важный источник - "О