Чтение 35–й страницы книги ~Ингвар и Ольха~

-- Вряд ли, -- покачала головой Зверята. -- Там, как нарочно, собралась сильная дружина. И челядь любит Ингвара. Не отдадут даже своим. Я, правду сказать, уже послала сынишку Окуня. Пусть вызнает все, предупредит, что едем.

Ольха ощетинилась:

-- Похоже, ты уже все за меня решила. И даже за воеводу!

-- Милая, -- всплеснула руками Зверята, -- да рази есть выбор? Глава 42

Зверята, крепко держа Ольху за локоть, вывела в коридор. Снизу доносились раздраженные мужские голоса, громко заплакал ребенок.

Павки не было, а Боян, в полном доспехе и с мечом за спиной, встретил их расширенными глазами:

-- Что? Что будем делать?

-- Уходим, -- распорядилась Зверята властно. -- Берем коней и возвращается в терем Ингвара.

-- Да это почти через дорогу...

-- Дурень, в загородный!

Лицо Бояна осветилось надеждой. Он посмотрел на Ольху, снова на Зверяту, спросил дрогнувшим голосом:

-- Это Ингвар так велел?

-- Он, -- ответила Зверята, не моргнув глазом.

-- Тогда я сейчас, -- заторопился Боян, -- сейчас!

Он с грохотом пронесся по коридору. Терем наполнялся шумом, криками. Боян распахнул дверь в одну незаметную комнатенку, исчез. Зверята ругнулась, но было по дороге, они с Ольхой заспешили к выходу. Ольха на ходу заглянула в комнату, куда забежал Боян, задержалась. В дальнем углу на ложе виднелась скрюченная фигура под одеялом. Седые пряди беспорядочно лежали на подушке, почти сливаясь с ее белизной. Дряхлый старик спал, лицо было темное и сморщенное, как яблоко, пролежавшее ночь на горячих углях.

Боян стоял на коленях возле ложа, осторожно трогал старика:

-- Отец... Отец, проснись!

Старческие дряблые веки с трудом приподнялись. Молот прошептал слабо:

-- Сынок... Что случилось?

-- Отец, -- торопливо заговорил Боян, -- надо уходить. няне восстали. Наши дружины все в дальних весях. Нас в Киеве не больше двух десятков.

Молот с трудом приподнялся. Высохшая рука беспомощно пошарила у изголовья ложа:

-- Где мой меч? Мужчинам позор умереть в постели.

-- Отец, -- сказал Боян с болью и нежностью, -- твоя рука не удержит нынешний меч.

Он бережно приподнял отца, тот исхудал, могучие некогда мышцы растаяли как воск на горячем солнце, а кожа пожелтела, пошла темными старческими пятнами.

-- Сынок, -- сказал Молот с достоинством, -- мы должны драться!

В выцветших глазах зажегся гордый огонек. Он попытался выпрямить спину. Охнул, его перекосило.

-- Да-да, -- согласился Боян, -- но в удобное для нас время, и в удобном для нас месте.

Он ухватил отца на руки, бегом вынес в коридор, бросив на Ольху виноватый взгляд, торопливо сбежал по лестнице. Уже на крыльце Молот, опомнившись, спросил слабо:

-- Сынок... неужто бежим?

-- Отступаем, -- бросил Боян. Он оглянулся, отыскивая своего коня. Возле коновязи Ингвар седлал коня. Белая кобылица из Багдада стояла уже под седлом. Уздечка была в золотых бляшках, а под украшенным золотом седлом блестела расшитой серебряными и золотыми нитями дорогая попона. Павка бегом вывел коней, увидел Бояна с отцом на руках, заорал возмущенно:

-- Ты и этого старого хрычару берешь?

-- Это мой отец, -- огрызнулся Боян.

Павка хрюкнул недовольно, мотнулся в конюшню, оттуда уже потянулись струйки дыма, вывел еще двух коней. Боян в нерешительности посмотрел на них, на отца, наконец, усадил его в седло коня, которого Павка оседлал для себя, сам сел позади. Ветерок развевал серебряные пряди старика. В своей длинной рубашке, в какой Ольха привыкла видеть детей и женщин, он казался совсем маленьким и беспомощным. Только ширина ладоней напоминала, что некогда был сильным и могучим воином.

Павка, разозлившись, седлал нового коня, а Бояну бросил с упреком:

-- Забыл, как он нас гонял? Самое время его оставить!

-- Тебя гонял за дело, -- огрызнулся Боян.

-- А тебя?

-- За дурость. Что с тобой связался. Чужие груши крал, будто своих не было.

-- Чужие всегда слаще. Вон даже хоть и свою бабу, но ежели в чужом сарае...

Руки Ингвара опустились, когда он увидел Ольху с узелком ее вещей в руках. Лицо его стало желтым, как у мертвеца. Он стоял и смотрел. Глаза его были полны отчаяния. Сердце Ольхи застонало от жалости. Она высвободила руку от хватки Зверяты, буркнула:

-- Мое племя лежит к северу. Это по дороге мимо твоего терема. Заедем, переночую.

Уже поставив ногу в стремя, она услышала сзади такой вздох облегчения, что волосы ее взвились как под ударом ветра. Вспрыгнула, подобрала поводья, сзади был шум, возня, кони вертелись, чувствуя нервозность и страх людей, и когда Ольха увидела Ингвара, то, несмотря на тревогу, едва удержала губы на месте.

Ингвар, снова смуглокожий и с блестящими глазами, метался по двору, давал распоряжения, двигался как молодая молния. В нем жизни было больше, чем в целой волчьей стае.

Они были уже в седлах, когда к ним присоединился Влад с тремя дружинниками. Они были на конях, при оружии. Выслушав Ингвара, Влад стегнул коня. Он и его люди вихрем вылетели за ворота.

-- Вперед, -- велел Ингвар своим. Он оглянулся на Ольху. -- Надо убираться... Сюда придут в первую очередь.

Они поворачивали коней к воротам, когда от терема раздался крик. На крыльцо выбежал вчерашний гонец. За короткий сон отдохнул, теперь было видно, что это битый жизнью воин, умеющий отвечать на удар ударом. Он на бегу развязывал тугой узел на мешочке, наконец, распорол ножом, отшвырнул, а в его руках блеснул пурпуром сверток.

Гонец тряхнул, по ветру заполоскался в его руках красный княжеский плащ. Ингвар стиснул поводья. В нем он видел Олега в последний раз.

-- Тебе, -- выкрикнул гонец. Он подбежал, протянул Ингвару. -- Велел передать перед смертью!

-- Я не могу, -- ответил Ингвар хрипло.

-- Он велел тебе!

-- Это княжеское. Я не могу.

-- Теперь это твое, -- сказал гонец твердо.

-- Я не князь!

Гонец швырнул корзно в лицо Ингвара. Тот поймал невольно, держал, еще не зная, что делать, но протянулись требовательные руки, отняли, он ощутил, как княжеское корзно набрасывают на плечи, застегивают на правом плече золотую застежку в виде пасти льва, после чего голос Павки гаркнул в ухо:

-- Спешим! Иначе не только корзно, портки потеряем.

-- Ходу, -- бросил Окунь.

Боян хлестнул коня и, бережно прижимая к груди отца, пустил коня в галоп. Когда вынеслись из ворот терема, впереди с гиканьем и улюлюканьем помчались Павка и Окунь. Их длинные плети с вплетенным в ремешки свинцом с таким свистом распарывали воздух, что народ шарахался еще издали, пугливо жалея к стенам.

Они мчались не к городским воротам, а как поняла Ольха, собирались куда-то наехать еще. Уже замаячил на конце улицы трехповерховый терем, но навстречу все чаще попадались орущие люди. У многих были рогатины, топоры. Вдогонку русам швыряли камни. Павке угодили в ухо, раскровянили.

Перед воротами во двор была целая толпа. В створки били молотами, рубили топорами. Завидев грозных русов, толпа расступилась, но лица были угрожающими, а яростные вопли стали еще громче. С той стороны ворот послышался радостный вскрик. Створки со скрипом распахнулись, Боян первым ворвался во двор. Ингвар и Павка с Окунем отступали с обнаженными мечами, сдерживая напирающую толпу. Ингвар постоянно оглядывал на Ольху, в глазах был страх, и Ольха, чтобы его тревожить меньше, держалась рядом с Бояном. Тот поневоле избегал схватки, руки были заняты отцом и поводьями.

Ворота кое-как затворили, в них тут же начали свирепо бить тяжелым. Во дворе уже собралась челядь, в руках были топоры, косы, боевые цепа. Увидев русов, угрожающе заорали, засвистели. Кто-то воровато обогнул маленький отряд по широкой дуге, бросился отворять ворота.

Внезапно окно на третьем поверхе распахнулась. Показалось заплаканное лицо женщины. Она прижимала к груди ребенка. Угрюмого, насупленного, даже со двора Ольха узнала Бояневе семя. Ребенок, увидев отца о дедом, требовательно протянул руки.

Боян закричал:

-- Мы сейчас!

Женщина охнула, едва не выронила ребенка. Глаза ее с ужасом уставились на что-то за спиной Бояна. Боян быстро обернулся, но только успел увидеть летящий в него дротик. Павка мгновенно вздернул кверху щит. Звонко звякнуло, щит едва не выдернуло из руки. Павка ругнулся, а Ингвар тут же достал смельчака длинным мечом.

-- Спасибо!

-- Все в долг, -- ответил Павка.

Челядин рухнул, забился в смертных корчах. Кровь хлестала во все стороны, как из недорезанной свиньи. От русов отхлынули, но тут же бросились на крыльцо терема. Боян спрыгнул с коня, умоляюще оглянулся. Павка закричал с досадой:

-- Да беги, беги! Я посмотрю за твоим хрычагой, не дергайся!

Ингвар внезапно крикнул:

-- Боян, не успеваешь.

Боян дернулся, оглядываясь то на отца, которого одной рукой поддерживал в седле Павка, закрывая щитом другой, то глядя на окна терема. На крыльце толпились вооруженные мужчины, от усердия спихивали друг друга. Наконец двери слетели с петель, народ хлынул вовнутрь терема.

-- Догоним! -- закричал Боян страшно. В глазах блеснули слезы, голос сорвался. -- В капусту всех... ударим дружно!

-- А нам ударят в спину, -- сухо бросил Ингвар. -- Уходим.

Отчаяние в глазах Бояна было таким, что Ольха ощутила, как у нее задрожали губы, а в глазах расплылось. Она сердито вытерла слезы. Если бы ненависть убивала, на седле коня Ингвара осталась бы горстка пепла.

Два брошенных дротика звонко ударились о щит Ингвара. Стрела звонко щелкнула о шлем, унеслась. Он повернул коня в сторону ворот. Створки трещали, выгибались. В щели были видны озверелые лица, острия топоров и копий.

Боян в последний раз оглянулся, в глазах застыла мука, бегом вернулся к отцу. Брошенный из пращи камень ударил его сзади в голову. Звякнуло так, что у Ольхи в ушах зазвенело. Боян зашатался, ноги его подогнулись. Павка подал коня в его Глава 43

Ингвар, не в состоянии заснуть, выполз из-под одеяла. Ольха мирно спала рядом, ее лицо в свете догорающего костра было мирным, совсем детским. Пухлые губы чуть приоткрылись, лицо казалось удивленным и чуть обиженным.

Он отошел в темноту. Глаза начали привыкать к темноте, кое-как узрел поваленную валежину. Сел, в груди была горечь. Пекло, будто туда налили расплавленного олова. Внезапный распад Новой Руси, бегство из своего уже города, вражда полян... но хуже всего, что эта золотоволосая древлянка исчезнет из его жизни. Что в сравнении с этим даже распад Новой Руси?

Глаза обвыклись вовсе, отчетливо различал верхушки кустарника, деревьев, даже валежины, только внизу все оставалось залитым чернотой. Воздух уже стал холодный, ночвой, с поворотом на утреннюю свежесть. Немного продрог, плечи сами по себе передернулись.

Он совсем собрался уже подняться, мышцы напряглись для движения, как вдруг ухо уловило едва слышный скрип. Он за. мер, потому что такой скрип слышал не единожды. Напрягся, чувствуя смертный страх, через несколько мгновений обостренный в ночи слух уловил слабый щелчок, с которым тетива бьется о кожаную рукавичку лучника, и тут же качнулся в сторону. Возле щеки словно взмахнули невидимым крылом, больно дернуло за чуб, что свесился на эту сторону.

Упал, издал легкий стон, а сам прислушивался отчаянно, стараясь понять с какой стороны раздался скрип натягиваемого лука. В ночном лесу было абсолютно тихо.

Выждав какое-то время, он начал отползать, уперся ногами в а ствол дерева. Приподнял голову, и снова услышал зловещий скрип. Днем этот звук не услышал бы, но в ночи с ее обостренной тишиной, скрип сгибаемого дерева донесся отчетливо. Оглянувшись, он увидел, как блеклый лунный свет падает на его ноги. Даже пройдя через листву, свет луны для привыкших глаз давал четкие указания, где он весь.

Не дожидаясь щелчка, он откатился в сторону. Рядом влажно шлепнуло, с таким звуком железный наконечник входит в сырое дерево, и он мотнулся вбок, вломился в кусты, перекатился через голову, сбежал вниз по широкой дуге.

Сердце отчаянно колотилось. Как еще не поломал ноги, прыгая в полной тьме, натыкаясь на деревья и коряги! Лицо было расцарапано ветками. Вытирая кровь с глаз, он внезапно понял, что бежал не к месту стоянки, где мог бы позвать на помощь, а сделал круг и снова приблизился к тому месту, но уже с другой стороны. Неосознанная жажда схватки оказалась сильнее жажды уцелеть.

Удача, боги ли помогли, или же сильный сумеет выжить и в чужих местах, но он услышал шорох первым, а потом заметил как шевельнулись ветви куста. Ингвар выждал, пробежал на цыпочках, а потом прыгнул в темноту, напрягши тело и выставив руки.

Он ударился о твердое тело, услышал сдавленный вскрик. Кулак из темноты выметнулся неожиданно, Ингвар дернул головой, удар пришелся по скуле, второй вовсе попал в плечо, и они, сцепившись, покатились по траве. Ингвар бил головой, пытался поймать врага за горло, тот коротко и сильно выбрасывал вперед кулаки. Несколько минут осыпали друг друга ударами молча, но кусты трещали, наконец, Ингвар попал кулаком в мягкое, услышал вскрик боли.

Он воспрянул духом, противник выглядит слабее, уже задыхается, дышит часто и хрипло, но вдруг сильный удар в низ живота заставил Ингвара отпустить руки, скорчиться. Противник рванулся и освободился. Затрещали кусты, сильная боль перегнула Ингвара в поясе, он только смотрел в бессильной ярости и недоумении вслед.

И тут только понял, почему тот не попытался добить его. От костра слышались крики, трещали кусты, будто ломилось целое войско. В темноте замелькали багровые огоньки. Ингвар, наконец, вскрикнул слабо:

-- Ко мне... Сюда!

Треск усилился, кто-то заорал:

-- Он там!.. Я слышал голос. Ингвар, отзовись еще!

-- Сюда, -- крикнул Ингвар.

Свет факелов пробился между деревьями. Ломая кусты, словно стадо свиней, к нему продрались Павка, Влад, Боян, а чуть позже пробился и Окунь. Лицо его было в крови. Плачущим голосом вскрикнул:

-- Да что ж ты с нами делаешь! Я чуть без глаз не остался!

Сердце Ингвара застучало чаще. В красном свете факела лоб Окуня был перерезан полоской, с которой капала темная кровь, нос расквашен сильным ударом, темные струйки сбегали на губу, а на щеке темнело пятно.

-- Ладно, -- бросил Влад раздраженно. -- До свадьбы заживет. Что тут было, Ингвар?

Ингвар перевел дыхание. По щеке Влада стекала кровь из рассеченной брови. Выглядел он запыхавшимся и донельзя рассерженным. Рядом с ним хватал воздух широко раскрытым ртом Боян с расцарапанным лицом, кривил рожу, бережно щупал колено, где портки были разорваны, будто на них только что висел, вцепившись зубами, медведь.

-- Обыщите полянку, -- велел Ингвар упавшим голосом. -- Кто-то выпустил в меня две стрелы. Похоже, он и лук бросил, убежал без оного.

-- Ты что-нибудь рассмотрел? -- допытывался Влад. -- Хоть что-то?

-- Если бы ты держал над нами факел, -- огрызнулся Ингвар. -- Только и заметил, что он послабее... И, вроде бы, ниже ростом. Хотя не уверен.

Влад разочарованно пожал плечами. Мало кто во всем войске русов станет бровь в бровь с Ингваром, да и в борьбе на поясах выстоит. А уж из славян и вовсе нет равных.

-- Больше ничего не заметил? -- и, не дождавшись ответа сказал безнадежно, -- Тогда возвращаемся. Стражу удвоим.

Утром нашли лук и даже обе стрелы. На одну намотался клок волос с его чуба, темнело коричневое пятнышко. Ингвар пощупал саднящее ухо, острый, как бритва, наконечник рассек мочку. У стрелка глаз был острый, а рука верной.

Он искоса оглядывал нахмуренные лица. Теперь каждый видит, что это не киевлянин за ними последовал и догнал, не местный полянин наткнулся случайно, а кто-то из своих. Кому доверяют, от кого не сторожатся. Он видел, как Влад переговорил с дружинниками, и те разобрались по двое. Понятно, теперь по одному отлучаться -- слишком большая роскошь. Лучше пусть хоть и подозревают друг друга, но приглядывают.

Влад, подрагивая плечами от утреннего холода, подошел к Ингвару. Ссадина на лбу еще пламенела, но подвойский чисто по-мужски не обращал внимания на такие мелочи.

-- Добротный лук, -- сказал он со странным выражением. -- Очень даже. И стрелы.

-- Ты хоть проверил, -- спросил Ингвар, -- чей?

-- Да, -- ответил Влад с тем же выражением.

-- И, конечно, не обнаружил владельца?

Влад покачал головой:

-- Как ты мог такое обо мне подумать? Ай-яй-яй!

-- Обнаружил? -- не поверил Ингвар.

-- Без труда.

-- Так чей? Не тяни кота за хвост.

Влад развел руками:

-- Будешь обрадован даже больше, чем сам думаешь.

-- Почему?

-- Это твой лук. Ты давно его вынимал из чехла?

Ингвар скрипнул зубами. Он не любил стрелять из лука, потому возил чаще на заводном коне. И хотя лук достался очень хороший, сам князь Олег подарил, но Ингвар больше любил честную схватку грудь в грудь, когда видишь лицо врага, зришь в его глаза.

-- Черт бы побрал...

-- Это вместо спасибо? -- обиделся Влад. -- Я такой лук тебе вернул! Рудый прав, не все возвращать надо.

Настроение Ингвара испортилось. У кого-то хватило наглости подкрасться к спящему, вытащить лук из чехла, достать стрелы из тулы. Вовремя проснулся, пошел во тьму, и тогда убийца отправился следом. Судя по всему, кто-то из его дружины. И очень умелый и хладнокровный стрелок!

Пока седлали коней, он наклонился к Ольхе. Она все еще спала теперь лицо было спокойное, умиротворенное. Чувствуя, что больше оттягивать нельзя, он тронул ее за плечо:

-- Пора...

Она открыла глаза, еще затуманенные сном, улыбнулась. Ингвар не мог шелохнуться. Улыбка была настолько чистая и светлая даже радостная, что он разорвал бы того, кому она предназначалась на самом деле. Убил бы и напился его теплой крови!

-- Пора, -- повторил он уже суше, -- надо ехать.

Она привстала, огляделась. Дружинники садились на коней, только Боян еще хлопотал над отцом, поил его из берестяной кружечки. Ингвар видел, как взгляд древлянки прояснился, стал тверже. Она спросила негромко:

-- Ты для насмешки дал мне спать так долго?

Ингвар в бессилии смотрел, как она быстро вскочила, поправила смятое платье, исчезла за плотной стеной кустов. Все, что он делает, оборачивается против него!

В путь отправились позже, чем собирались. Молот был слаб, снова пытался соснуть, а Боян сон отца готов был защищать с мечом в руке. А после скудного завтрака увидели, что даже если кобыла пойдет шагом, старик долго не удержит повод. Он уставал слишком быстро, его клонило в сон, начнет раскачиваться на ходу, упадет под копыта.

Ингвар поглядывал на Молота с сомнением. Подозвал Влада:

-- Бери своих людей, скачи впереди. Проберись к терему, готовься к долгой обороне.

-- А ты?

Ингвар оглянулся на Ольху, Бояна:

-- Мы будем пробираться следом. Я боюсь, что когда приедем, наш замок уже будет захвачен.

-- Я буду спешить, -- пообещал Влад. Оглянулся на Молота, тот едва не падал в пламя костра, все не мог согреть старчески застывающую кровь. -- Иногда не понимаю вас, русов. Многое у вас намного лучше, чем у славян, но это...

-- У нас так принято.

-- Старый Покон?

-- Нет, новый. По старому мы тоже стариков убивали.

Влад кивнул, понимая, но не соглашаясь, свистнул своим, вскочил на коня. Они унеслись, быстрые и сильные, как волки.

Боян посадил. отца снова впереди себя, держал в объятиях, смягчал тряску. За ними шел заводной конь, оседланный и готовый принять обоих всадников.

Ингвар и Ольха ехали бок-о-бок. Оба не смотрели друг на друга, их взоры были устремлены перед собой, где узкая лесная дорожка превратилась в тропу, тропку, тропинку, наконец, вовсе растворилась в низкой лесной траве.

Ольха чувствовала, как незримая цепь держит ее рядом с воеводой русов. Скосила глаза, в тот же миг и он вроде бы пытался искоса взглянуть в ее сторону, оба тут же вперили взоры вперед. Сердце Ольхи застучало чаще, она успела увидеть цепь!

Правда, не всю цепь, а только Два главных кольца, к которым приклепана цепь. Блистающая, скованная небесными кузнецами. Одно кольцо поблескивало на пальце Ингвара, а другое... другое тепло и уютно сидело на ее пальце. У него оно плотно обхватывало безымянный на правой руке, у нее -- на левой, а так как она едет справа, то цепь, незримая для смертных, между ними провисает свободно, не натягивается, не цепляется за конскую сбрую.

Павка часто выезжал вперед, возвращался расстроенный. Наконец заявил зло:

-- Все! Дальше кругом завалы.

-- Завалы?

-- Засеки, -- поправился он. -- Похоже, местные на всякий случай перекрыли все дороги и даже тропки. Им что, пешие!

Ингвар хмуро покосился на Ольху, замедленно слез на землю. Ольха, сразу все поняв, покидала седло со слезами. Поцеловала Жароглазку в бархатные губы, другую такую лошадь уже не отыскать, прошептала:

-- Прости... Я постараюсь тебя как-то вернуть.