опомниться, завизжал тонким поросячьим голосом:
кошель Ховраха, выудил целую пригоршню.-- А это откуда?
выпуклым обликом широкоскулого бородатого человека.
потом на постельничьего:
понимающей улыбкой взяла монеты, ссыпала обратно в кошель Ховраха, сама
привязала ему за шнурок на поясе:
разве вспомнит? Настоящие мужчины не помнят такие мелочи. Верно?
ближайшей корчмы... И мы могем подвиги геройствовать.
покрывала спину, узда была в серебряных бляшках. Конь играл мышцами,
потряхивал гривой.
Ховрах, там и слава. Тикайте куры, я иду! Когда-нибудь и у нашей козы
хвост вырастет... Вот так родишься в чистом поле, умрешь в темном лесу.
То-то мне сегодня муха попалась в супе! В каждом из нас есть серой шерсти
клок...
речью.
веток. Судя по всему, подумал Мрак, его давно заметили, но на одинокого
путника внимания не обратят. Это если бы показалось войско, на сторожевой
башне сразу бы взвился столб черного дыма.
четверо коней, явно на вышке двое, по два коня на каждого, чтобы скакать,
на ходу пересаживаясь с одного на другого. Таких сторожевиков не поймаешь,
коней им подбирают самых быстрых.
зверя. То ли древний Змей, каких теперь нет, кончил здесь свои дни, то ли
еще какой зверь невиданный, дознаваться некогда да и охоты нет, он не
Олег, которому и жизнь не в жизнь, если чего нового за день не узнает.
Кости белеют, изъеденные горячими ветрами, вьюгами, морозами и вымытые
ливнями. Тяжелый череп наполовину погрузился в землю, хребет торчит
выгнутый дугой, дальше истончается в длинный хвост, теперь рассыпавшийся
на позвонки.
мохнатой шкуре, уже на четырех, сразу ощутил насколько силен и налит
звериной мощью. Теперь видел намного дальше, хотя голова едва торчала над
верхушками травы, нюх строил картинки, и тонкий слух ловил в десятки раз
больше шелеста, криков, чириканья, визга. Он слышал теперь даже царапанье
мышей под землей, а когда прислушивался, то мог уловить хруст подземных
корней, которые грыз хробак..
плавными скачками. Костяк увеличивался в размерах, и слышно было как в
лопнувших костях тонко свистел ветер. В полых трубочках свистел и тоненько
завывал на разные голоса таинственно и тоскливо.
пробегающего волка. Глаза одного были красные как горящие угли, и Мраку
почудилось в нем что-то знакомое. Оба повернули головы, провожая его
взглядами. Так могут смотреть только совы, подумал Мрак угрюмо. У других
птиц глаза по бокам, они поворачивают головы то одной стороной, то
другой... А эти птахи какие-то странные.
выступил бледный месяц, долго висел как приклеенный, а багровое солнце
наконец сползло за край, но еще долго оставались светлые сумерки.
держать одежду с тяжелой палицей. Стемнело еще, и он ударился оземь, когда
до костра оставалось два-три полета стрелы. Перевел дух, оделся и побрел
дальше, чувствуя себя тяжелым и сразу постаревшим...
отделялось багровое пламя от обступившей черноты. Огонь поднимался ровным
столбом, снизу совсем оранжевый как золотой песок под солнцем, а в самой
вершинке зловеще лиловый, как окалина на остывающем клинке.
страшноватые. Их было трое, все в круге света казались каменными
изваяниями. Мрак громко топал, и люди наконец повернулись. Лица у всех
красные с угольно черными тенями, и носы и скулы как бы зависли в черноте.
Из темноты вырезалась багровая, будто вынырнувшая из пламени лохматая
собака. Зарычала, потом прижалась к земле, отползла в почтительном испуге.
рубашка едва держалась на плечах, в черных волосах прыгали красные искры.
Черная борода поднималась к глазам, лицо было резкое, настороженное. В нем
чувствовалась дикость человека, который не знал города.
выглядел беглым, налет городской жизни проступает в бледной коже и сутулой
спине, второй казался сыном степи -- лохматый, настороженный как и вожак,
поджарый, полный злой опасной жизни. Последний, третий, показался бы
красавцем даже во дворце. Смуглокожий, с иссиня черными кудрями до плечей,
он лежал у костра в свободной позе сильного человека, который может в одно
мгновение взметнуться в воздух, огласить ночь боевым кличем, а в руке уже
блеснет кривой меч. В нем тоже не было капли жира, поджарый и гибкий, с
тонкими чертами лица, горделивый, со вздернутыми бровями.
чернеющий вход в пещеру. Оттуда несло запахами человеческого тела,
женского -- как определил Мрак, стряпней, травами.
стареньком платье из лохмотьев, сквозь прорехи которого проглядывало ее
почти девичье тело, круглые мягкие груди. Подол не достигал коленей, и
девчушка у самого входа обернулась, посмотрела на Мрака удивительно
прекрасными печальными глазами, как-то призывно-тоскующе, заколебалась,
словно что-то хотела сказать, но изнутри послышался грубый окрик, и она
нырнула в темный зев.
Первый мужик спросил медленно:
вонючим болотом. Мы тоже всегда в дороге.
ее испуганное лицо. Глаза были страдальческие, тревожные. Она горбилась и
все время пугливо оглядывалась. За подол цеплялся мальчонка лет пяти.
незаметно и отстанет.
фигуре, повороте головы такое, что догадаться не трудно: женщина знавала и
лучшие дни... Впрочем, это не его дело.
голосе была насмешка.-- Короткая и трудная, или легкая, но очень долгая?
дорога была не трудная, а очень трудная, но не похоже, чтобы оказалась и
короткой. Перевал намного левее, но туда еще два дня пути, а так при удаче
сможет перевалить через горы сегодня.
за острые камни, но взбирался все выше и выше. Воздух был свежим и чистым
как рыба в родниковой воде, вершины блистали, а далеко-далеко внизу
зеленели проплешины полей и ниточки дорог.
красавец орел опускался в расщелину между камнями. Острые когти
проскрежетали по гранитному излому.
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Белогорский Евгений
Лукин Евгений
Каменистый Артем
Сертаков Виталий