ниже, с хрипотцой.
должна подчиняться... Сейчас приказ таков: смени портянку... Нет, дай я
сам намотаю.
это умело, бережно, прикасаясь так осторожно, словно держал только что
вылезшего из яйца птенчика.
медленно, слишком много несет, тем более лучше под нее не попадать.
сил, с синими глазами на загорелом лице. Покровительственно похлопал ее по
плечу, как молодого солдата, допустившего оплошность, не совсем
безнадежного, вскинул мешок и быстро пошел, почти побежал с холма в
сторону пещеры.
взгляд.
я...
но почему такой дурень? Хоть знаешь, с кем я заручена? С тем самым
Михаилом Урюпинцем, о котором мы слушаем всю дорогу. А ты киваешь на этого
тупого... этого...
рубежей, мог бы избрать и кого-то лучше. С его славой богатыря и
победителя дракона мог бы взять любую девку, знатную или не знатную. Любой
князь отдаст с радостью дочь, только бы иметь такого могучего зятя.
тысячи лет, даже заставлял мир двигаться в ту сторону. Но ряд катастроф,
срывов, неожиданных провалов заставил усомниться в своей правоте. Человек
нелеп, он не делает так, как правильно. Он поступает так, что никогда не
угадаешь, в какую сторону свернет и что сотворит. Так что нельзя осуждать
ни Михаила, ни... Яру. Хорошо бы понять, почему так поступают. Его не
устраивает премудрость вроде "Любовь зла -- полюбишь и козла"! Или козу.
почти ничего не видя сквозь завесу соленого пота, что выедал глаза. Ноги
стали, как две колоды, на которых рубят самые суковатые поленья, да и то
подкашивались, отнимались.
за корни, холодные и скользкие, и тогда она не могла понять, идет или уже
ползет на четвереньках. А корни освобожденно вздымались из-под толстого
зеленого ковра.
непроизвольно вскрикнула, тут же возненавидев себя за проявленную
слабость. Далекая спина рыцаря сразу напряглась, он развернулся, и Яра
увидела, как расширились его синие, как озера в летний день, глаза.
говорил...
случится. У моего дяди тоже была корова...
увечья бывали не только от ран, но и от падений, камней, сброшенных с
башен и стен бревен. Он умел различать вывихи, переломы, умел составлять
сломанные кости не только в голени, что проще всего, но даже в коленной
чашечке.
смотрела на него сердитыми глазами. Томас улыбнулся волчьей усмешкой.
время.
вправлял, вслушивался, снова щупал и мял сильными пальцами. Резкая боль
сменилась ноющей, но и та медленно растворялась в его ладони. Яра
чувствовала снова ту странную теплоту, что начиналась от его пальцев и
медленно, как морской прилив растекалась по всему ее телу. Она словно бы
погружалась в ласковую теплую воду, плавала совершенно невесомая.
другого мира. К своему стыду поняла, что сидела с закрытыми глазами.
расслабления к острой боли был так отвратителен, что вскрикнула и
ухватилась за его плечо.
понес ее к пещере. Сперва замерла: никто не носил на руках, разве что в
детстве, когда была совсем маленькой, помнила, как удобно было в могучих
руках отца, она тогда прижималась к его широкой груди...
обнимала отца. Да и легче так -- она ж знала, что не пушинка.
канаву. Тоже ногу подвернул. Не он, жеребец...
сказала сухо:
и хотя сравнивал ее с конем, но еще не запыхался, руки не дрожали. Она
застыла, теперь чувствуя свой вес, остро жалея, что не родилась маленькой
и хрупкой, таких глупые мужчины просто обожают.
напуганы... Интересно, обычно скачут, но если напугать, то, напротив, идут
медленно, почти ползут...
решилась обнять его за шею, но лишь для того, чтобы опереться на плечи,
переместить с его рук часть ее чудовищного веса.
стоял калика, глаза были насмешливые. Яра ощутила, как Томас напрягся, в
эти минуты он явно ненавидел калику. Она ощутила, что разделяет с ним эти
чувства. Чертов волхв всегда оказывается в самом неудобном месте и в самое
неудобное время!
он видел только подтверждение, -- я ж говорю... А ты -- чаша, чаша!..
Высокое -- оно далеко, навроде журавля в небе, а синица в руках... гм...
да-а, синичка -- вот она.
Под низкими сводами ни мха, ни летучих мышей -- красный гранит, блестящий,
словно только что сколотый.
костра и остатки хвороста. Пещерой изредка пользовались. Пастухи либо
разбойники.
пращуров. Но это было не вчера.
а то и дед...
стена ливня. Дождь был по-летнему плотный, стремительный, мощный. Шум
заглушил все звуки, из пещеры было видно только мерцающую стену падающей
воды. Потянуло холодом.
сучьев с лоскутками бересты, искры прыгали и гасли, пока одна, сильная и
злая, не вцепилась зубками в край бересты, не стала набирать силу сперва
огоньком, потом жарким огнем.
выживают и дают потомство. Да и зачем от слабых потомство? Род людской
переведется. От людей требуется все больше, задачки приходится решать
труднее, а беды приходят тяжелее.
а толстый ствол сушины грыз с торца, скакал огоньками, норовил
протиснуться внутрь и разломать бревно оттуда.