Добро, а принесли больше Зла, чем породила бы вся кровавая история
человечества. Даже тем из нас, кто еще нашел в себе силы жить, эти силы
дало лишь сознание долга. Мы считали, что не только обязаны спасти
уцелевших эльфов Средиземья от ненависти людей, но и спасти людей от
порочной погони за бессмертием. Самые честные из нас уже поняли, что мы
ошибались с самого начала.
И продолжили попытки все-таки построить свой идеальный мир на новом месте,
хотя лишь немногие еще верили в успех. Но эльфы не просто перестали
развиваться. Природа не терпит остановок, и в Валиноре начался регресс,
нарастающий как снежный ком. Мы создали им здесь такие тепличные условия,
что подавили не только инстинкт продолжения рода, но даже инстинкт
самосохранения, не зависящий от продолжительности жизни.
убедились в его правоте. Наши возлюбленные дети все больше теряли желание
жить. А с ними теряли мужество жить и Валары. Слишком больно было видеть,
как исчезают, уходят как вода в песок, плоды всех наших трудов, надежды и
мечты. Один за другим мои товарищи отказывались от борьбы и от жизни, а
оставшиеся перестали вникать в дела эльфов. Но когда уже казалось, что
конец близок, верховную власть окончательно захватил Ингвэ.
Аэлиндин.
знавших наш истинный облик и наши цели. Последний, оставшийся в живых из
блистательного первого поколения. Единственный, кто с самого начала и до
конца сознательно помогал нам во всех наших делах... Он был Владыкой, и
хорошим Владыкой, но по самым важным вопросам последнее слово всегда
оставалось за Валарами. И только когда сами Валары отчаялись, он перестал
с нами советоваться. Мы ужаснулись, увидев, что он начал творить, но у нас
уже не было власти ему помешать. И мы отступились и молча наблюдали, как
Ингвэ завел сначала стражников, потом тайную полицию, превратил Лориэн в
место массовых казней и устроил ваниарам тихий террор. И к своему
изумлению и ужасу мы увидели результат - он остановил деградацию ваниаров!
начали рождаться дети. Но он добился этого ценой отказа от всех тех
идеалов, ради которых мы жили и работали так долго. И тогда последние из
Валаров, все, кроме меня, отказались от жизни. Наши цели оказались
недостижимыми, долг перед эльфами исчерпанным, и дальнейшее существование
потеряло смысл. И я еще живу лишь ради любви ко мне детей моря, дельфинов,
но в дела эльфов больше не вмешиваюсь. Если их еще можно спасти, Ингвэ
лучше справится с этим без нас.
Манвэ.
И потом абсолютная, да еще и вечная, власть одного человека так же плоха,
как любая другая абсолютная штука. Теперь его жрецы передерутся друг с
другом за власть, и в процессе этой драки эльфы неминуемо узнают правду.
Все к лучшему.
что так он, вероятно, выражает какие-то эмоции, но, какие именно, ему было
не распознать. Он встал.
загадкой. Но мы пришли сюда не только за разгадками. Быть может, ты не
откажешь нам в помощи?
путь в Хиарменлонн, чтобы вернуться домой на серебристом корабле. Мне не
хотелось бы помогать вам в этом. Я, по-прежнему, считаю, что даже знание о
существовании эльфов принесет людям лишь вред.
сейчас уже нет. Ты же ученый, Ульмо, ты должен знать, что любой опыт -
ценность, а отрицательный результат - тоже результат. Мечта о бессмертии -
не ваше изобретение, они присуща всему живому. Людям лучше заранее знать
обо всех возможных последствиях, чем повторять ваши эксперименты и ваши
ошибки.
заговорил он, наконец, - это не вмешиваться в ход вещей. Но если я помешаю
вам или скрою от вас то, что знаю, это тоже будет вмешательство. Раз уж вы
добрались сюда и сумели войти, я покажу вам путь в Хиарменлонн. Но больше
я ничем не стану вам помогать. Я сказал.
Я продержусь еще долго, но мои друзья на грани гибели.
Ульмо. - Моя пища не пригодна для вас. Но воду можете взять. Пойдемте.
Друзья бросились за ним. Вода - это было сейчас главным, важнее, чем все
серебристые корабли. Валар поджидал их в третьем зале у начала уходящего
влево прохода.
землетрясение разрушило тоннель под Хиарментиром, и теперь из Валмара в
Хиарменлонн не попасть. Не знаю, пощадила ли стихия гавань и корабли, но
если они еще целы, пройти к ним можно только побережьем. Этот коридор
приведет вас к западным воротам. Они открываются так же, как северные.
Оттуда уже недалеко, для вас не больше трех суток пути.
кормчих. В святилище под знаком Валаров есть рычаг. Вверх - сюда, вниз -
во Внешний Мир. Когда отойдете на восток за пределы видимости Амана, но не
очень далеко, можно совершать переход достаточно безопасно.
Его можно было принять за поклон, хотя оно больше напоминало реверанс.
Дима и Лилиан, не в силах долее медлить, быстро поклонились ему в ответ и
бегом бросились по коридору.
сделал для нас, и за все, что хотел сделать. Прощай.
побежал вслед Лилиан. Но Сергей медлил.
как я открыл дверь? То есть, я понимаю, - он смешался, - что дверь открыл
рисунок на моем мече, но как это получается... Я еще могу представить себе
замок, который открывается звуковым паролем, но...
сказал Ульмо. - Но дело даже не в этом. Слово, сказанное или написанное,
есть лишь форма для некоего знания, и само по себе это знание ничуть не
менее реально, чем слово, или чем руна, его изображающая, или чем клинок,
на котором эта руна выбита. Наши замки открываются не клинком, не руной и,
даже, не словом, а основой основ - самим заключенным в слове знанием.
низко склонился перед последним Валаром.
каменную чашу в последнем зале перед западными воротами. Они не могли от
нее оторваться. Встав на колени перед чашей, они пили, погружали в фонтан
руки и лицо, наполняли свои фляги и снова пили, не в силах уйти. Жизнь и
надежда вернулись к ним. Лилиан и Аэлиндин со счастливым смехом брызгались
друг на друга водой. Дима, набравшись нахальства, порыскал по стенным
шкафчикам и нашел несколько больших стеклянных сосудов, похожих на колбы.
хватит на трое суток, - объяснил он, и они наполнили и колбы.
вдруг навалилось все напряжение сегодняшнего дня, слабость, голод и вновь
проснувшаяся боль. В глазах у него потемнело, он покачнулся, Дима едва
успел поддержать его.
дверь. Может, я?
Он взял себя в руки.
глаза ударил свет. Западные ворота выходили в почти такую же расселину,
как и северные, только менее глубокую и длинную. Она открывалась на
юго-запад, ее насквозь пронизывали лучи вечернего солнца, а далеко впереди
расплавленным металлом сверкало море.
силы оставили Сергея, он не мог больше сделать ни шага. Почти упав на
землю, он словно в тумане видел, как хлопотали рядом его друзья. Вот
вспыхнул костер, едва разогнав мрак, стоящий в глазах, вот руки Лилиан
протянули ему чашку с ароматным отваром. Боль опала, уступив место
непобедимой слабости, и Сергей погрузился в тяжелый сон, прерываемый
кошмарными сновидениями.
гигантских катастроф, но все же к рассвету он снова был в силах идти. Они
шли медленно, всех уже шатало от голода, у Сергея снова был жар. Опираясь