Пастух ощупывал шарик - тот никуда не делся, висел на груди, но будет ли
он теперь помогать? Калхаса мучило опасение, что Бог был им обижен. Однако
чем? Непониманием? Аркадянин корил себя за скудоумие, однако запоздалые
попытки разобраться в словах Гермеса были бесплодны.
отдых. Люди Эвмена пустили по рукам несколько бурдюков с крепким,
настоявшимся вином. Сделал глоток и Калхас, но легче от этого не стало.
Вино было ледяным, от него ныли зубы и хотелось чихать. Только ближе к
полудню солнце начало немного греть спины. Однако Калхас болезненно
передергивал плечами - сочетание холодного воздуха, бьющего в грудь, и
томящего тепла, давящего на спину, было неприятным.
размывавший очертания окрестных гор. Звуки от ударов копыт стали более
глухими и влажными. Калхас привык уже проводить в седле целые дни, поэтому
особенной усталости не чувствовал. Но им овладела сонливость. Сквозь
слипающиеся веки он наблюдал, как слуги поддерживают тяжко нагруженных
вином сатрапов, и думал о том, что и ему не помешала бы такая помощь. Тело
стало безвольным как мешок; то и дело проваливаясь в липкую темноту сна,
Калхас с трудом удерживал себя от падения. Укутанные туманной пеленой мимо
проносились деревни, небольшие лагеря отрядов Амфимаха, ровные посадки
вдоль дороги.
колючего кустарника, всадники оказались около самого подножия гор и
направились прямо к солончаковой пустыне. Горы заворачивали к северу,
снижались и все меньше растительности оказывалось на их пути. Земледельцы
здесь уже не жили, лишь однажды им попались кострища давно уже покинутой
стоянки кочевников. Редко пробивались на поверхность ручьи, и вода в них
была холоднее ночного мороза.
тяжелым солнцем только добавляла одури. А когда светило стало клониться к
хмурому западу, с гор опять повеяло прохладой.
всадники увидели перед собой пустое, ровное, словно стол, пространство.
Молчаливые и мертвые земли умирающее солнце наполнило багряно-серыми
разводами. Просоленная почва вспыхивала изумрудными, голубыми огоньками -
эти вспышки резали глаза, и Калхас, устало зажмурившись, повернул лицо в
сторону гор. Некоторое время он давал глазам отдыхать, а когда открыл,
увидел, что к ним приближается большой отряд конных и пеших воинов.
прятать оружие.
Дотима страшным. Он мрачно посмотрел на сатрапов и приветствовал только
автократора.
сюда, - сообщил аркадянин стратегу. - Только какой прок? Нас сметут, как
слон паутину.
нас.
Калхас почувствовал толику облегчения. На лицах сатрапов и военачальников
была написана надежда, смешанная с сомнением. Дотим расхохотался и в одно
мгновение стал озорным.
его глупости переживет нас всех!
Телохранители Эвмена достали из седельных мешков размеченные узлами мерные
веревки. Разъезжая по склону, люди Тиридата принялись обозначать место для
лагеря на тридцать тысяч человек. В это время остальные, рассыпавшись
вокруг них, собирали хворост и складывали костры на расстоянии двадцати
локтей один от другого.
все же он старался не отставать от Дотима. Оживившийся, повеселевший вождь
наемников энергично врубался в заросли кустарника. Пастух скручивал из
срубленных ветвей какое-то подобие вязанок, и аркадяне уносили их в
сторону лагеря. Иглы больно впивались в руки, но Калхас только шипел, не
прекращая работы. Солнце уходило за горизонт. Когда наступит темнота,
разведчики Антигона - если они уже рядом - должны увидеть огни большого
лагеря. Дозоры, отправленные в глубь пустыни Дотимом, не подпустят их
слишком близко, так что Фригийцу придется долго подумать, прежде чем
бросать свою утомленную переходом по солончакам армию против огромного
воинского лагеря. В морозную, ясную ночь свет от костров будет заметен
издалека.
позволил себе передышку.
наемник.
напьюсь за ваше здоровье.
загадывать.
отказывал соперникам Эвмена не только в уме и полководческих способностях,
но даже в человеческом облике. Можно было подумать, что автократору
противостояла некая помесь змеи и лягушки, трусливая и отвратительная.
Наемника не интересовало противоречие его представлений с реальностью, он
просто отмахивался от него и продолжал делить мир по критерию преданности
Эвмену. Само собой, вслед за Фригийцем очернению поверглись сатрапы.
Калхас подлил в огонь масла, рассказав о той панике, которая охватила их
при известии о приближении Антигона.
оглушительно хлопал себя по ляжкам. - Нет, победив Антигона, Эвмен должен
взять в руки кнут и хорошенько пройтись по их спинам. Пусть учатся
смирению! Нет - почтению!
достаточно. Дотим тем не менее разворошил еще один куст и только после
этого направился к ложному лагерю.
шипением и треском взмывали россыпи ярких искр. Огонь постоянно менял
цвет, форму: то он прижимался к земле, то стремительно рвался вверх, к
непроницаемо-черному небу.
немногочисленные фигуры людей, снующие между кострами и подбрасывающие в
них хворост. Вождь наемников опять помрачнел:
сдеру с их командиров шкуры. Что говорят боги, Калхас? Они понимают, от
какой случайности зависит наша судьба?
равнодушно-прохладен и невесом - словно простая стеклянная безделушка, а
не талисман, подаренный Гермесом. - Я больше надеюсь на твои заставы, чем
на богов.
научил. Но я был бы спокоен только в случае, если сам мог бы
присутствовать на каждой заставе. - Дотим хихикнул. - Может быть,
помолиться твоему Гермесу, чтобы он разделил меня на десять частей?
в окружении сатрапов и что-то им объяснял.
быть объясните нашим друзьям, почему после второй стражи нужно перестать
подбрасывать хворост?
спать. Что непонятного? Если жечь костры всю ночь, утром Антигон будет
здесь. Он догадается, что лагерь - большая обманка.
На войне безошибочно действуют только простые хитрости.
сказал Дотим. - Выдели им несколько костров. И пусть их люди палят огонь
всю ночь, - с этими словами Дотим поклонился едва заметно улыбающемуся
Эвмену и вышел из освещенного круга.
одну ночь в обществе сатрапов не прельщала его.
шепеляво бушевал Дотим. - Будь моя воля - я побросал бы их в огонь вместо
хвороста.
около какого костра искать его в случае, если дозоры пришлют вестников.
когда они перестали жевать жесткие ячменные лепешки, заменившие ужин. -
Страшнее глупости друзей может быть только их неверность. А у нас и
первое, и второе.
неверность сопровождается глупостью?