бешено, будто куриные крылья. - Ку-ка-ре-е-еку-у-у!.. - Гребень крови
растекался по голове... Тотчас плотный сосредоточенный Суховей, дураковато
приставив указательные пальцы к вискам, весь набычился, словно
производитель, и морщинисто округлил волосатые толстые губы. - Му-у-у!.. -
мычал он, покачивая башкой. - Му-у-у!.. Спасайся, кто может!.. Сейчас
забодаю!.. - И действительно пробовал ткнуть зазевавшуюся Дурбабину,
которая с визгом увертывалась. У нее из-под юбки торчал мирно загнутый
розовый хвост. И - Батюта испуганно упал на колени, и мяукнув два раза,
виляя всем туловищем, принялся очень быстро лакать молоко - по-кошачьи, из
блюдечка, поставленного у шкафа. Непонятно, откуда оно появилось. Тем не
менее, - настоящее молоко. Оба отпрыска тоже участвовали в компании -
распаляясь, подпихивая Батюту коленями: - Пей!.. Достукался!.. Скотина
безрогая!.. - А сияющий гладенький Шпунт, заложив обе руки за пояс,
подмигнув и отстучав каблуками, неожиданно дернул по кабинету вприсядку -
заливаясь, выбрасывая хромовые голенища. - Эх!.. Эх!.. Эх!.. - молодецки
покрякивал он. И крутился, играя плечами косоворотки.
дремотные Красные Волосы возникали в щелях. Я увидел, как Саламасов,
перехвативший Фаину, вдруг задрал ей воздушное платье и с размаху влепил
пятерней по обтянутому шелком заду.
изысканный - отстраненно поглядел на часы и - прикинув - поднял
разведенные брови:
сказал прямо в синие, выпуклые, безразличные ко всему живому глаза:
человеком спадают - как прелые листья. Слева - _с_л_о_м_, справа -
вязнущий _о_с_т_а_н_о_в_. Или вы надеетесь, что воцарится Младенец? Но
Младенец достаточен сам по себе. Он - всесущ. И ему не понадобятся
партийные функционеры. Я не знаю, что именно следует изменить. Ложь.
Предательство. Неужели вы настолько отравлены властью?
В_ы_л_о_м_а_в_ш_и_с_ь_. Тирада моя пропала впустую. Апкиш даже не дрогнул
фарфоровым бледным лицом. Все происходящее его, по-видимому, не
интересовало.
квадратную плоскую пудреницу. - Почему вы решили, что надо обращаться ко
мне? Есть вопросы, претензии? Адресуйте их вашему руководству...
коснулся бархоткой приплюснутого надлобья, а затем, поворачивая зеркальце
на вытянутой руке, равнодушно, внимательно проследил за получившимся
результатом. И картина, по-видимому, удовлетворила его. Он кивнул, - как
будто соглашаясь на образ.
ответил мне Апкиш. - И фигура Младенца вас тоже устраивает? - спросил я. -
Мелочь, куколка, - ответил мне Апкиш. - Но из куколки вылупится дикий
монстр. - Обязательно вылупится, - сказал Апкиш. - И - сожрет, и оставит
от города лишь скорлупу. - Даже меньше, чем скорлупу, - ответил мне Апкиш.
- А Ковчег, а Безвременье, а грядущий развал? А скрижали, а демоны, а
расстреливаемые в Карьерах? Значит, дело в Корецком? - растерянно спросил
я. - Позабудьте о них, - посоветовал Апкиш. - То есть, не процесс дал
первоначальный толчок? - Разумеется, нет, - ответил мне Апкиш. - А тогда в
чем причина? - спросил я. - А ни в чем. Нет причин. Историческая
неизбежность. - Это значит, что сделать ничего нельзя? - Это значит, что
делать ничего не надо...
обнимая короткое черное дуло. Пистолет заглянул прямо в створки
бескровного рта.
Б_е_л_ы_й_ х_л_е_б_, _н_а_з_ы_в_а_е_м_ы_й_: _С_т_р_а_х _В_е_л_и_к_и_й_...
поздно. Свет мигнул, опустившись до желтизны, снова вспыхнул, и полетели
какие-то брызги. Выстрела, по-моему, слышно не было. Я лишь видел, что
Апкиш лежит на столе и под мраморной белой щекой его собирается лужа. До
полуночи оставалось совсем немного.
по заготовке кормов!.. Репа, брюква, картофель, товарищи!.. Пятилетка,
таким образом, завершена!.. Три секунды назад! Поздравляю, товарищи, с
трудовой победой!.. Яровые, озимые! А также горох!.. Это - новое
достижение нашего общества!.. - Он величественно пошатнулся и опрокинул
стакан. Череп его был абсолютно квадратный. И квадратное серое тулово -
как постамент. Дико взвизгнув, остановился проигрыватель. - Пять - в
четыре!.. - немедленно выкрикнул кто-то. И десятки ликующих голосов
подхватили: Ур-ра-а!!! - даже воздух заколебался кипящими аплодисментами.
- Свеклы собрано на половину процента сверх плана, - сказал Саламасов. -
Ур-ра-а!!!.. - Кукурузы - на одну двадцатую больше!.. - Да
здравствует!!!.. - Гречи, проса и вермишели, товарищи, - на четыре
десятитысячных!.. По сравнению с тринадцатым годом, товарищи!..
привычным заученным жестом посадил на пиджак ярко-красный прямоугольник
медали.
затратами!.. Пьянству - бой!.. Пятилетке качества - нашу гарантию!..
Претворим исторические решения!.. Жить, учиться, работать - по-ленински!..
Наша цель - коммунизм!.. Ни одного отстающего рядом!..
награды. Ордена, и медали, и просто - бесхитростные значки. Например -
"ГТО". Например - "Клуб служебного собаководства". Суховей нацепил себе
ромбик - "Почетный чекист", а Дурбабина щеголяла отличием -
"Мать-героиня". У меня рядом с лацканом тоже появилась медаль. Что-то там
с кузнецом, замахнувшимся над наковальней. Вероятно - "За трудовой
героизм". Я, наверное, большего не заслуживал.
со значением:
помещение. Обомлевшая камарилья застыла. Воздух точно остекленел. Лишь
всклокоченный, полупомешанный Идельман, ни на что не обращая внимания,
тупо ползал меж окаменелых фигур, собирая по полу разбросанные страницы.
Тощий зад его оттопыривался, а на синих трусах отпечаталась чья-то
подошва.
вызывает загробную тошноту. Но ни в коем случае не бессмысленно. Скрытый
смысл здесь все-таки есть. Эти люди знают, что делают. Разумеется, знают.
И в этом их сила. Я видел, что Красные Волосы, просунувшиеся сюда,
постепенно ссыхаются и обвисают мочалками, а живые трепещущие отростки их,
как ошпаренные, утягиваются обратно. Трещины за ними смыкаются, и
зарастают стены. И я знал, что это происходит не только здесь. Каким-то
внутренним зрением я видел, как звуки гимна перетекают на площадь, - и
ласкают булыжник и волнами расходятся по мостовой. И я видел, как
обожженные ими, недовольно, с шипением отскакивают лохматые демоны - как
они озлобленно воют и пританцовывают. И я видел, как лопаются коричневые
огурцы и как снулые пауки, будто ягоды, вываливаются из крапивы.
Просто щелкнул ограничитель, и пластинка с шипением остановилась. - Амба!
- выдохнул кто-то из близнецов. Почему-то вдруг все оборотились ко мне. И
смотрели искательно, завороженно, как недавно смотрели на Гулливера.
Только я ведь не Гулливер. Не Спаситель. Я догадывался, чего от меня
хотят. Громкий шелест раздавался из коридора. Шелест, скрип и какое-то
болезненное кряхтение. И шаги, и дыхание - в хрипе астмы. И когда я
услышал это дыхание, то я невольно попятился. Потому что я понял, что
наступает финал. Я попятился, но меня уверенно придержали сзади и
толкнули, и Фаина сказала - пахнув разогретым вином:
к себе. Не давай прикоснуться, и тогда все будет в порядке...
заблестели. Я хотел ей ответить, но не успел. Дверь открылась, и в нее
просунулись какие-то прутья. Это были обыкновенные прутья - тополиные,
жесткие, отрезанные на концах, чуть ребристые, серые, с запеченными
почками у суставов, - но они изгибались, как будто живые, и надсадно
скреблись, и сцарапывали лакированную дверную поверхность. И за
судорожностью их движений угадывалось нечто объемное. Деревянный, покрытый
корой человек, переламываясь, втискивался в кабинет. Руки его были
раскинуты, как два обрубка, и он жутко скрипел, поворачивая их в
междоузлиях, а с плетеных кореньев, напоминающих ноги, осыпалась слоистая
безжизненная земля. Было видно, что идти ему чрезвычайно трудно, но он