первом ряду.
ОПИСЫВАЕМОМ будущем!
функциональный морской бой. - Все разговоры, разговоры...
как рубили моего темнолицего собеседника, и мне стало нехорошо.
места. Вот эта вот машина... Помните? На тригенных куаторах... Это, знаете
ли, да...
обсуждение. А может быть, у кого-нибудь есть вопросы к докладчику?
передаче (его, видите ли, заинтересовал коэффициент объемного расширения),
и я потихонечку удалился.
материальным, прочным, вещественным. Проходили люди, и я слышал, как
скрипят у них башмаки, и чувствовал ветерок от их движений. Все были очень
немногословны, все работали, все думали, никто не болтал, не читал стихов,
не произносил пафосных речей. Все знали, что лаборатория - это одно, а
трибуна профсоюзного собрания - это совсем другое, а праздничный митинг -
это совсем третье. И когда мне навстречу, шаркая подбитыми кожей
валенками, прошел Выбегалло, я испытал к нему даже нечто вроде симпатии,
потому что у него была своеобычная пшенная каша в бороде, потому что он
ковырял в зубах длинным тонким гвоздем и, проходя мимо, не поздоровался.
Он был живой, весомый и зримый хам, он не помавал руками и не принимал
академических поз.
кому-нибудь о своем приключении. Роман, ухватившись за подбородок, стоял
над лабораторным столом и смотрел на маленького зеленого попугая, лежащего
в чашке Петри. Маленький зеленый попугай был дохлый, с глазами, затянутыми
мертвой белесой пленкой.
черной поджатой лапке у него было колечко.
ноль пять семьдесят три".
своей лаборатории в глубине комнаты, и вид у него был какой-то усталый и
очень печальный.
возможной почтительностью.
очень бережно и нежно, погладил ее ярко-красный хохолок и тихо проговорил:
стояли рядом и смотрели, как он по-стариковски медленно прошел в дальний
угол лаборатории, откинул дверцу электрической печи и опустил туда зеленый
трупик.
пожалуйста, рубильник.
идея. У-Янус, понурив голову, постоял немного над печью, старательно
выскреб горячий пепел и, открыв форточку, высыпал его на ветер. Он
некоторое время глядел в окно, потом сказал Роману, что ждет его у себя
через полчаса, и ушел.
попугая, по-видимому, так хорошо известного Янусу Полуэктовичу, и какая-то
слишком уж необычная церемония огненного погребения с развеиванием пепла
по ветру, но мне не терпелось рассказать про путешествие в описываемое
будущее, и я стал рассказывать. Роман слушал крайне рассеянно, смотрел на
меня отрешенным взглядом, невпопад кивал, а потом вдруг, сказавши:
"Продолжай, продолжай, я слушаю", полез под стол, вытащил оттуда корзинку
для мусора и принялся копаться в мятой бумаге и обрывках магнитофонной
ленты. Когда я кончил рассказывать, он спросил:
По-моему, это было бы гораздо забавнее...
перевернул корзинку и высыпал содержимое на пол.
- удивительная история. Вчера я чистил печку и нашел в ней обгорелое
зеленое перо. Я выбросил его в корзинку, а сегодня его здесь нет.
крайне редко. А попугай, которого только что сожгли, был зеленым.
зал, невыспавшиеся злые инженеры сидели на полу и неостроумно поносили
Кристобаля Хозевича. Они называли его скифом, варваром и гунном,
дорвавшимся до кибернетики. Отчаяние их было так велико, что некоторое
время они даже прислушивались к моим советам и пытались им следовать. Но
потом пришел их главный - Саваоф Баалович Один, - и меня сразу отодвинули
от машины. Я отошел в сторонку, сел за свой стол и стал наблюдать, как
Саваоф Баалович вникает в суть разрушений.
лысиной, с гладко выбритыми щеками, в ослепительно-белом чесучевом К этому
человеку все относились с большим пиететом. Я сам однажды видел, как он
вполголоса выговаривал за что-то Модесту Матвеевичу, а грозный Модест
стоял, льстиво склонившись перед ним, и приговаривал: "Слушаюсь...
Виноват. Больше не повторится..." От Саваофа Бааловича исходила чудовищная
энергия. Было замечено, что в его присутствии часы начинают спешить и
распрямляются треки элементарных частиц, искривленные магнитным полем. И в
то же время он не был магом. Во всяком случае, практикующим магом. Он не
ходил сквозь стены, никогда никого не трансгрессировал и никогда не
создавал своих дублей, хотя работал необычайно много. Он был главой отдела
Технического Обслуживания, знал до тонкостей всю технику института и
числился консультантом китежградского завода маготехники. Кроме того, он
занимался самыми неожиданными и далекими от его профессии делами.
незапамятные времена С.Б.Один был ведущим магом земного шара. Кристобаль
Хунта и Жиан Жиакомо были учениками его учеников. Его именем заклинали
нечисть. Его именем опечатывали сосуды с джиннами. Царь Соломон писал ему
восторженные письма и возводил в его честь храмы. Он казался всемогущим. И
вот где-то в середине шестнадцатого века он воистину _с_т_а_л_ всемогущим.
Проведя численное решение интегро-дифференциального уравнения Высшего
Совершенства, выведенного каким-то титаном еще до ледникового периода, он
обрел возможность творить _л_ю_б_о_е_ чудо. Каждый из магов имеет свой
предел. Некоторые не способны вывести растительность на ушах. Другие
владеют обобщенным законом Ломоносова-Лавуазье, но бессильны перед вторым
принципом термодинамики. Третьи - их совсем немного - могут, скажем,
останавливать время, но только в римановом пространстве и не надолго.
Саваоф Баалович стал всемогущ. Он мог все. И он ничего не мог. Потому что
граничным условием уравнения Совершенства оказалось требование, чтобы чудо
не причиняло никому вреда. Никакому разумному существу. Ни на Земле, ни в
иной части Вселенной. А такого чуда никто, даже сам Саваоф Баалович,
представить себе не мог. И С.Б.Один навсегда оставил магию и стал
заведующим отделом Технического Обслуживания НИИЧАВО...
осмысленными, злобные остроты прекратились. Я достал папку с очередными
делами и принялся было за работу, но тут пришла Стеллочка, очень милая
курносая и сероглазая ведьмочка, практикантка Выбегаллы, и позвала меня
делать очередную стенгазету. Мы со Стеллой состояли в редколлегии, где
писали сатирические стихи, басни и подписи под рисунками. Кроме того, я
искусно рисовал почтовый ящик для заметок, к которому со всех сторон