Чтение 35–й страницы книги ~Милый друг~

существо не возвращается назад - будь то насекомое, человек или планета!

Неизъяснимый, безмерный, гнетущий ужас камнем лежал на сердце Дюруа,
- ужас перед этим неизбежным беспредельным небытием, без конца поглощаю-
щим все эти столь жалкие и столь быстротекущие жизни. Он уже склонял го-
лову перед нависшей над ним угрозой. Он думал о насекомых, которые живут
всего лишь несколько часов, о животных, которые живут всего лишь нес-
колько дней, о людях, которые живут всего лишь несколько лет, о матери-
ках, которые существуют всего лишь несколько столетий. Какая между ними
разница? Разница в нескольких солнечных восходах - только и всего.

Чтобы не смотреть на труп, он отвел глаза в сторону.

Госпожа Форестье сидела, опустив голову, - казалось, ее тоже одолева-
ли мрачные мысли. Белокурые волосы так красиво оттеняли ее печальное ли-
цо, что внутри у Дюруа шевельнулось какое-то сладкое чувство, словно в
его сердце заронила свой луч надежда. О чем горевать, когда вся жизнь
еще впереди?

Он стал смотреть на г-жу Форестье. Погруженная в свои мысли, она не
замечала его. "Вот оно, единственное утешение в жизни - любовь! - гово-
рил он себе. - Держать в объятиях любимую женщину - вот он, верх челове-
ческого блаженства!"

Какое счастье выпало на долю покойному - найти такую умную, обая-
тельную спутницу жизни! Как они познакомились? Как она согласилась выйти
за этого малого, который не мог похвастаться ни умом, ни богатством? Как
ей в конце концов удалось сделать из него человека?

У каждого свои тайны, решил он. И тут ему пришли на память все эти
толки о графе Водреке, который якобы дал ей приданое и выдал замуж.

Что она будет делать теперь? Кого выберет себе в мужья? Депутата, как
думает г-жа де Марель, или молодого человека, подающего надежды, второго
Форестье, только повыше сортом? Есть ли у нее уже теперь твердые намере-
ния, замыслы, планы? Как бы хотелось ему все это знать! Но почему его
так волнует ее судьба? Задав себе этот вопрос, он тут же почувствовал,
что его беспокойство вызвано одним из тех неясных и тайных умыслов, ко-
торые мы скрываем даже от самих себя и которые мы обнаруживаем лишь пос-
ле того, как пороемся в тайниках собственной души.

Да, почему бы ему не попробовать покорить ее? В какую мощную и гроз-
ную силу вырос бы он при ее поддержке! Как быстро, уверенно и как далеко
шагнул бы он сразу!

И почему бы ему не добиться успеха? Он чувствовал, что нравится ей,
что она питает к нему больше, чем симпатию, - особого рода склонность,
которая возникает у родственных натур и которую подогревает не только
взаимное влечение, но в существующий между ними молчаливый заговор. Она
знала, что он умен, решителен, цепок; он должен был внушать ей доверие.

Не к нему ли обратилась она в трудную минуту? И зачем она его вызва-
ла? Не значит ли это, что она уже сделала для себя выбор, что она уже
решила для себя что-то, в чем-то призналась ему? Не потому ли он пришел
ей на память, что в ту самую минуту, когда ей предстояло овдоветь, она
уже начала думать о том, кто будет теперь ее спутником жизни, ее союзни-
ком?

Ему не терпелось знать все, выпытать у нее все, проникнуть в ее сок-
ровенные замыслы. Послезавтра он должен уехать, ему неудобно оставаться
в этом доме вдвоем с молодой женщиной. Значит, мешкать нельзя, надо еще
до отъезда осторожно и деликатно выведать ее намерения, не допустить,
чтобы она передумала, уступила домогательствам кого-то другого и, быть
может, безвозвратно связала себя обещанием.

Глубокая тишина стояла в комнате: слышно было лишь металлическое мер-
ное тиканье каминных часов.

- Вы, наверно, очень устали? - спросил Дюруа.

- Да, - ответила она. - Не столько устала, сколько подавлена.

Странно прозвучали их голоса в этой мрачной комнате, и они это по-
чувствовали. Оба внезапно посмотрели на мертвеца, словно ожидая, что,
как это бывало с Форестье раньше, всего несколько часов назад, он заше-
велится и станет прислушиваться к их разговору.

- Да, это страшный удар для вас, - снова заговорил Дюруа, - весь ук-
лад жизни нарушен, все перевернуто вверх дном, я какое сильное душевное
потрясение!

Ответом ему был глубокий вздох.

- Как тяжело должно быть молодой женщине остаться одной! - добавил
он.

Она промолчала.

- Во всяком случае, я прошу вас помнить наш уговор, - прошептал Дюруа
- Вы можете располагать мною, как вам заблагорассудится. Я в вашей влас-
ти.

Госпожа Форестье бросила на него грустный и нежный взгляд, один из
тех взглядов, которые переворачивают нам душу.

- Благодарю вас, вы добрый, прекрасный человек, - протягивая ему ру-
ку, сказала она - Если б я могла, если б я смела что-нибудь сделать для
вас, я тоже сказала бы вам: "Рассчитывайте на меня".

Он взял протянутую ему руку и, испытывая страстное желание поцеловать
ее, задержал ее и стиснул в своей. Затем, осмелев, медленно поднес ее к
губам, и губы его ощутили прикосновение тонкой, горячей, вздрагивавшей
надушенной кожи.

Почувствовав, что эта дружеская ласка становится чересчур продолжи-
тельной, он разжал пальцы. И маленькая ручка г-жи Форестье вяло опусти-
лась на ее колено.

- Да, я теперь совсем одна, но я постараюсь быть твердой, - очень
серьезно проговорила она.

Он не знал, как ей намекнуть, что он был бы счастлив, счастлив впол-
не, если б она согласилась стать его женой. Разумеется, он не может за-
говорить с ней об этом сейчас, в комнате, где лежит покойник. Впрочем,
пожалуй, можно было бы придумать какую-нибудь многозначительную, учти-
вую, хитросплетенную фразу, состоящую из слов, которые лишь намекают на
глубоко запрятанный в ней смысл, изобилующую строго обдуманными фигурами
умолчания, способными выразить все, что угодно.

Но у Дюруа было такое чувство, точно этот труп, окоченелый труп, ле-
жит не перед ними, а между ними, и это его стесняло.

Кроме того, в спертом воздухе комнаты ему уже некоторое время чудился
смрад, зловонное дыхание этой разлагающейся груди, запах падали, которым
бедный мертвец обдает" еще лежа в постели, бодрствующих родственников,
ужасный запах, которым он потом наполняет свой тесный гроб.

- Нельзя ли открыть окно? - спросил Дюруа - По-моему, здесь тяжелый
воздух.

- Конечно, - ответила она. - Мне тоже так показалось.

Он отворил окно В комнате сразу повеяло благоуханной ночной прохла-
дой, всколыхнувшей пламя свечей. Луна, как и в прошлый вечер, щедро из-
ливала свой тихий свет на белые стены вилл, на широкую сверкающую водную
гладь. Дюруа дышал полной грудью, в душу к нему словно хлынул поток на-
дежд, трепетная близость счастья словно отрывала его от земли.

- Подышите свежим воздухом, - сказал он, обернувшись. - Ночь дивная.

Госпожа Форестье спокойно подошла к окну, стала рядом с ним и облоко-
тилась на подоконник.

- Выслушайте меня, - шепотом заговорил он, - я хочу, чтобы вы меня
правильно поняли. Главное, не сердитесь на то, что я в такой момент го-
ворю о подобных вещах, но ведь я послезавтра уезжаю, а когда вы верне-
тесь в Париж, быть может, будет уже поздно. Так вот...

Я бедняк, у меня нет ни гроша за душой и пока еще никакого определен-
ного положения, это вам известно. Но у меня есть воля, мне кажется, я не
глуп и стою на верном пути. Человек, достигший своей цели, весь налицо.
О человеке, только еще начинающем жить, трудно сказать, что из него вый-
дет. В этом есть своя дурная и своя хорошая сторона. Короче, я как-то
сказал вам, когда был у вас, что моя заветная мечта - жениться на такой
женщине, как вы. Теперь я повторяю то, что сказал тогда. Не отвечайте
мне пока ничего. Выслушайте меня до конца. Я не делаю вам сейчас предло-
жения. В таком месте и в такую минуту это было бы отвратительно. Мне
важно, чтобы вы знали, что одно ваше слово может меня осчастливить, что
вы можете сделать меня, хотите - ближайшим своим другом, хотите - мужем,
как вам будет угодно, что мое сердце и вся моя жизнь принадлежат вам. Я
не хочу, чтобы вы мне отвечали сейчас, я не хочу вести этот разговор в
такой обстановке. Когда мы встретимся в Париже, вы мне дадите понять,
как вы решили. А до тех пор - ни слова, согласны?

Все это он проговорил, не глядя на нее, точно роняя слова в раскинув-
шуюся перед ним ночь. Она, казалось, не слушала, - так неподвижно она
стояла, тоже глядя прямо перед собой, устремив рассеянный и вместе с тем
пристальный взгляд в широкую даль, освещенную бледной луной.

Они еще долго стояли рядом, касаясь друг друга локтями, задумчивые и
молчаливые.

- Становится свежо, - наконец прошептала она и отошла к кровати.

Дюруа последовал за ней.

Убедившись, что от трупа действительно идет запах, он отодвинул крес-
ло: он все равно не вынес бы долго этого зловония.

- Утром надо будет положить его в гроб, - заметил он.

- Да, да, я уже распорядилась, столяр придет к восьми.

- Бедняга! - со вздохом сказал Дюруа.

У нее тоже вырвался вздох - тяжелый вздох унылой покорности.

Теперь они реже смотрели на него; оба такие же смертные, как и он,
они свыкались с мыслью о смерти, в глубине души примиряясь с уходом в
небытие, с тем, что еще совсем недавно волновало и возмущало их.

Молча сидели они, из приличия стараясь не засыпать. Но около полуночи
Дюруа заснул первый. А когда проснулся, то увидел, что г-жа Форестье то-
же дремлет, и, устроившись поудобнее, снова закрыл глаза.

- Черт возьми, куда лучше в своей постели! - проворчал он.

Его разбудил какой-то стук. Вошла сиделка. Было уже совсем светло.