торопился. Время от времени он только потирал руки, виновато улыбаясь
наглой боярской челяди, и только раза два попросил напомнить о себе.
Наконец его позвали.
он рассматривал себя в серебряное зеркало и лишь повел глазом, даже не
кивнув в ответ на низкий поклон Тимофея. Двое слуг суетились рядом,
подавая то коробочку с иноземными притираниями, то хрустальный флакон с
ароматной водой, то резной гребень. Один из слуг держал наготове,
перекинув через руку, золотой узорчатый пояс, другой обмахивал боярина
опахалом из павлиньих перьев.
Ратибор, расчесывая гребешком умащенные благовониями усы. Тимофей сдержал
усмешку и начал с нарочитой простецой:
брат старшой. Так вот поговорить о брате пришел.
словно бы припоминая, протянул Ратибор. - Это ктой-то? А, со Славны,
заморский купец! Это не его-ста на рати конем задавило? Чего ж сам не
пришел? Я тебя вроде бы не звал.
прихожу.
своему, пущай-ко приползет, нужен.
взглянул на сутулого, худого, в темном, сероваленого сукна зипуне,
узкобородого горожанина, что стоял перед ним вроде бы и униженно, но
отнюдь без того жадного блеска в глазах, который появляется у бедняка при
виде богатства. <Где-то я его видел?> - с легким беспокойством подумал
Ратибор Клуксович, отдавая зеркало и принимая пояс, угодливо поданный
слугой.
усмехнулся новоиспеченный тысяцкий.
вопросом на вопрос и впервые посмотрел прямо в глаза боярину тем взглядом,
которым смотрит желтоглазая рысь на коршуна.
у тя взаймы не брал!
так неприятно с этим человеком: заимодавец! Ну, подождет.
плечами.
Ткмофей, по-прежнему пристально глядя в глаза боярину. - Дак я уж лучше
теперя получу.
бешенством. Прежде он бы попросту взъярился, накричал, может быть,
приказал вытолкать сермяжного хама взашей, но должность тысяцкого
заставляла сдерживать себя. Взмахом руки Ратибор выпроводил слуг и
высокомерно бросил гостю:
подал только! А сколь и чего себе взял и скрыл, куда, я знаю один!
кинжал, Тимофей, усмехнувшись, спокойно добавил:
грамоту исписаны все! Ты у меня в руках, боярин. А нож оставь, на рати и
мы бывали... Садись! - вдруг приказал Тимофей, стиснув бороду левой рукой,
а правую убирая в рукав, и шагнул на тысяцкого. Рысь прыгнула на птицу. С
хищным клекотом в горле Ратибор отпрянул и почти свалился на лавку.
Тимофей, пригнувшись, остался стоять перед ним.
благовониями умащаешь ся! А коли все тайности твои враз открыть - не знаю,
пожалеет ли тебя Ярослав. Гляди-ко, еще перед нашими огнищанами неубыточно
княжой справедливостью покрасуетце! Твоей головой купить Новгород -
дешевая плата!
Дак, стало, переветника Творимира сын?
том не будем. Олекса того не знает, что мне ведомо. Знаю, кому и вы,
Клуксовичи, о ту пору служили. Серебро, что брал у Хотена, седни отдашь.
Там чего еще будет, а мне куны терять нестаточно. И Олексу, брата, не
замай боле.
сейчас смесью подлости, самомнения и страха.
покупать не стать, он им и без того владеет, а без меня ему тута не
обойтитьца! То второе.
Представлю, и не докажешь, что твой Олекса тому не виноват. Любой судия
тогда ему не поверит! А я - я князю слуга верный!
поверит! Слуга княжой, Юрий, немцам вдал плечи, со страху ли, аль уговор
имел с ворогом, бог весь! И ты не с ним ли бежал? А переветник Олекса на
рати под Раковором честно кровь пролил за Святую Софию и за весь Великий
Новгород! Мне уличан недолго собрать, купецких старост, да я и на вече
скажу, не сробею, боярин. Славна Олексу не отдаст!.. Кажный из нас грешен,
и ты грешен, и я, праведников мало среди нас. Господь бог тако сотворил,
пущай он о том и печалует. И Олекса не лучше других... И поодинке ты
кажного из нас сильнее, боярин! А только все вместе мы - народ! Ты баешь,
князь тебя простит? Пущай! А народ простит ле?! Попомни Мирошкиничей,
Ратибор! Тоже весь город подмяли было под себя. А чем кончили? Хоромишек и
тех не осталось.
Клуксович. - Сотру!.. Тамо пущай!.. Пущай разоряют!..
городским менялой.
боярин, мне причитаетце!
Тимофей добавил совсем тихо: - А что грозишь - промолчу пока. Но и ты
знай, что мы, к часу, укусить заможем... И про Олексу помни...
Ратибор.
между князем Ярославом и Новгородом, в отличие от первого, правда, мало
кому известное, но зато точно так же готовое нарушиться в любую минуту.
прибывать в Новгород. С Ярославом прибыл великий баскак* владимирский,
Амраган. Узкими глазами бесстрастно смотрел он на этот русский город,
плативший дань, но так и не завоеванный Ордой, прикидывал прочность его
земляных стен и каменных башен... Там, на западе, были немцы, которые дани
не платили, и потому их следовало разбить, разбить силами вот этих
русских, во славу великого Кагана, повелителя трех четвертей мира. И снова
с татарским выговором прозвучало знакомое слово: Колывань.
Новгородом, отнюдь не хотел иметь дело со всей низовской землей. Летели,
загоняя коней, гонцы от магистра в Любек, из Любека в Ригу, из Вельяда в
Колывань.
Новгорода, отдавал всю область Наровы, открывал свободный проход в море,
умоляя лишь об одном: не проливать напрасной крови. Князю Ярославу,
Амрагану и новгородским старейшинам везли богатые подарки.
рисковать потерять все.
вероломство. Однако торговля, хиревшая уже целый год, требовала заключения
мира. Начать войну - значило еще на неведомое время оттянуть привоз
западных товаров и вывоз русских мехов и воска. Ганза после потери