обоз. Спереди, сзади и по бокам скакали верховые. Андрей, глядя со сеней
на приближающийся поезд, уже угадывал княжеский возок брата. Его
беспокоило также, приедет ли тесть. Без Давыда Явидовича говорить с
Дмитрием ему не хотелось.
Андрей оборотился.
стремена и весело затопотали кони. Вот вершники вылетели под угор,
рассыпались вдоль дороги. Вот они соединились с верховыми Дмитрия. На душе
у Андрея было смутно. Он все еще не решил, встретит ли брата на сенях или
выйдет на крыльцо. Пока думал, сани уже подъехали. Ржанье, скрип полозьев,
людской гомон и конский топ наполнили двор.
уже подымался по ступеням. Слуги выбежали и стали по сторонам красной
ковровой дорожки, нарочито постеленной для приема важного гостя. Андрей
остановился стесненно, как в детстве. Походка брата, в которой была
одновременно и тяжесть и упругая легкость, так напомнила шаги отца, что
ему на миг стало сладко-страшно, но тотчас появился Дмитрий - и наваждение
кончилось.
скинул внизу на руки слуг. Лицо было озабоченным, но не сердитым. Андрей
сделал шаг. Они обнялись.
Сейчас бы повозить друг друга, пыхтя и понарошку ругаясь, а потом, свалясь
рядом на лавку, пить квас и еще задираться, обещая не такой еще бучи
вдругорядь... Поди, и все иное по-другому пошло бы тогда!
игрушечными копьецами в руках замерли, выпрямившись, у дверей. Не дышат.
Присутствуют при великой встрече двух князей. И все нельзя. Они лишь на
миг задержали друг друга в объятиях, поворотились и пошли по красной
дорожке - два князя, съехавшиеся для переговоров. И навстречу уже вышла
Феодора, строгая, с византийскими глазами, в яхонтах и жемчугах, с хлебом
и солью на серебряном блюде. Дмитрий принял хлеб, поклонился, передал его
подоспевшим боярам. Принял серебряную чару из рук Феодоры, выпил,
поцеловался с невесткой. Феодора с плавным поклоном пригласила в терем.
Все было уставно, чинно, благолепно.
в порядок с дороги, ополоснулся и переоделся. Потом пировали в тереме, в
узком кругу ближних бояр и семьи. Прочую дружину кормили на сенях. Давыд
Явидович успел-таки и теперь - прямой, внушительно-красивый, в серебре
седин и в роскошном, как всегда, одеянии - сидел за столом и изредка, с
настойчивым напоминанием, взглядывал в глаза Андрею. Тот хмурился, слегка
кивал в ответ. Более всего хотел бы он избежать разговора с братом
наедине. Но Дмитрий, тоже изредка поглядывая на Давыда, вел окольные речи
о делах домашних и семейных и явно добивался свидания с глазу на глаз. В
конце концов Андрей устыдился своего малодушия, разозлился, как злился на
брата в детстве, когда Дмитрий, по-старшинству, брал в чем-нибудь верх, и
решил больше не увиливать. Они прошли в теплую горницу, отведенную
Дмитрию, и остались одни.
разговора без бояр или, по крайней мере, без Давыда Явидовича. Дмитрий
как-то сумел вывернуть все его упреки, изобразив их личной прихотью, и
обратить против самого же Андрея, Андрей, не выдержав, сорвался наконец:
ратился?
переиначил все у Сартака!
Единства требует земля!
...Отец, опять отец! Ежели бы это сказал я, а не ты! Ты - да, старший из
нас, живых (а Василий мертв!). А что нам? Что мне и брату? Стать ковром
для твоих ног? Ладно, ты нас еще не очень обидишь, мы братья, а твои дети
у моих не отрежут волости, как дядя Ярослав у Андреевых детей? Ах, я могу
рассчитывать, что после твоей смерти... Но ни ты, ни я умирать еще не
собираемся! Скажи уж прямо: мы должны исчезнуть в свой черед, как исчез
Василий, чтобы тебе - не вообще великому князю, а именно тебе - освободить
дорогу! И почему старший? Владимир Святой не был старшим сыном! И дедушка
не был старейшим. Уж коли на то пошло, Константин Ростовский старше, но мы
не уступили стола ростовским князьям! Да, я жаден до жизни! Я не хочу
отсыхать, как ненужная ветка в саду!
гибель в бою... Откуда ты можешь знать, что будет? И я не знаю! И знать не
хочу!
И даже ежели мне предстоит княжить после тебя, без сильного княжества в
руках я не получу места, стойно стародубскому князю! Вот мое слово: ты
берешь Владимир, мне даешь Кострому - в удел.
Пойми, что бы ты ни говорил сейчас, все это я слышал уже от твоих бояр и
боюсь, советчики у тебя не те, которые тебе нужны. Мы родные братья. Нам -
ни тебе, ни мне - не удержать земли в одиночку. Вспомни батюшку! Что
сказал бы он, увидев нас у власти, как собак у кости? Ладно, я могу тебе
дать Кострому, но так же, как сам беру Владимир.
тебе в кормление.
державы развеяна дымом. Мы - подручники хана. Народы, сущие окрест,
отворотились от нас. Деревни пустеют, люд бежит. Чернигов, Киев, Дебрянск,
Смоленск и Рязань уже не подвластны великому князю владимирскому. Угры
точат зубы на Галич, ляхи рвутся к Волыни, немцы зарятся на земли
Новгорода и Пскова. Стоит кагану мунгальскому помириться с Ордой и
привести на нас войска из Китая, и нас уничтожат, вырежут, и имя Русь
исчезнет с лица земли! А среди русичей - зависть и свары, мы как будто
устали жить, разлюбили самих себя. Мы гибнем! Единственный выход для нашей
земли - единая власть!
города, бояре, ратники, церковь. Мы - пример для всех: порядка, и
единоначалия, и власти. Как мы, так будут поступать все вслед за нами.
Наша жизнь, жены, дети, все, что делаем мы, - пример. Мы не имеем права
сами переступать право отцов и закон земли, ежели хотим, чтобы закон
существовал. А ты и женился не так, как лепо князю, а по страсти и по
упрямству...
Но ежели мы, князья, преступим законы, и веру, и старину, и заветы
прадедов, и вновь переступим, и вновь, - кто скажет, когда земля
перестанет считать нас своими господами и стряхнет с себя, как старую
ветошь? Я не потому беру власть, что сильнее тебя, а потому, что по
лествичному праву она мне принадлежит. И так думают все, так считает
земля!
считают! А ежели и считают, вспомни: у дяди Василия не сам ли ты хотел
отобрать Новгород?!
твоей как область великого княжения, а еще после, Андрей, ты сам поймешь,
что я был прав, и станешь поступать, как и я.
Дмитрий положил руку на переплет и произнес:
данной, ни града Костромы, ни иных градов и весей до живота моего! Но и ты
поклянись, что не преступишь ряда и не будешь хотеть власти подо мной!