Угадай, откуда, с какого места прусской Силезии вижу я
необозримую долину до самого Бреславля и за Бреславль, к Одеру и
за Одер. Вижу тысячи деревень, множество городов, крепостей,
местечек, башен, церквей и палат. Вижу величественный Одер и
светлую Нейсе. В отдаленной картине вижу Варту, Глац и горы,
межующие Силезию от Моравии. С другой стороны, к западу, вижу
волнистую цепь возвышений, начинающуюся холмами, которые,
становясь выше и выше, достигают наконец степени высочайших,
называемых Исполинами гор. Самая отдаленная и высоко за облака
унесшая верх свой есть снежная гора. Догадываешься ли, что я стою
на Цобте. Так, Цобтен есть одна из высочайших гор, между
Бреславлем, Швейдпицем и Рейхенбахом. В нескольких словах
расскажу тебе нашу поездку на сию гору. Мы поехали из Нимча, чрез
Иорданс-Мюле, в маленький бедный городок Цобт, где обыкновенно
путешественники берут проводников. Тот, которого мы взяли, повел
нас самою отлогою и покойнейшею дорогою, по которой совершаются
крестные ходы два раза в год. Вся эта дорога разделена на 12
притин. В них расставлены иконы, страсти Христовы изображающие.
Каждый из богомольцев перед каждою из сих икон становится на
колена, читает три раза "Отче наш" и потом уже идет далее.
Французы, в бытность свою в сих местах, поступали совсем иначе:
они били камнями и стреляли из ружей в эти образа. Большая часть
из них и теперь еще стоят расстрелянными, доказывая нечестие
врагов веры и возбуждая против них справедливое негодование в
набожном народе. Впрочем, всходя на Цобтен, нельзя не отдохнуть,
по крайней мере, 12 раз. В продолжение пути проводник
рассказывает истории, или, лучше сказать, басни, о сей горе. Но
всего лучше во время роздыха любоваться видами. Посмотришь к
Бреславлю - он весь как на ладони; смотришь на Швейдпиц - и
восхищаешься разнообразностию его окрестностей; взглянешь на
Исполинские горы - и содрогнешься пред величеством дикой природы.
Три горы: Штульберг, Мительберг и Энгельберг кажутся снизу равны
Цобтену, а с нее представляются ничтожными холмиками. Жаль очень,
что во всех местах сплетение дерев не позволяет наслаждаться
прелестными картинами природы. Надобно, чтобы вкус, вооруженный
секирою, прошел по Цобтену и открыл лучшие виды. Во многих местах
густота дерев окружает вас темнотою ночи, вы идете ощупью и вдруг
нечаянно вправо или влево, сквозь раздвинутые ветви видите океан
сине-лазуревого света! Взойдя наверх, мы подумали, что уже
достигли неба. Великое пространство земли, подобно обширной
картине, с реками, ручьями, озерами, лесами, городами и селами
распахнулось пред нами. Как все кажется мало, когда смотришь с
высоты! Замки казались хижинами; палаты - карточными домиками; а
люди - муравьями! И сам Рейхенбах казался тогда точкою!.. Мы
видели Гольд-Берг, Неймарк, Лигниц, Яуер и прочие за
демаркационною линиею французами занимаемые города. Но французов
не видать было, ни их генералов, ни их фельдмаршалов, ни всех их
великих людей! Цобтен не превышает еще облаков, а люди уже так
малы с него кажутся! Каковы же должны они казаться жителям
неба?.. Эти бурные движения народов, их ссоры, кровопролитные
брани; это борение вооруженных страстей не должно ли казаться
небожителям движением, подобным тому, которое мы видим в
муравейнике или столпе комаров?.. Что ж после этого весь гром
подлунной славы, все великие дела тех, которые прочут себя только
для здешнего мира; что сам Наполеон!.. Теперь верю, что жители
высоких гор должны иметь мысли и понятия возвышенные. Пустынник
на вершине Цобта легко может позабыть все земное. Страсти бушуют
у ног его. Спокойствие сияет над ним в лазури небес. Чтоб быть
счастливым, должно воображать, что стоишь на Цобтене, и видеть
вещи таковыми, как они с высоты его кажутся. Тогда ни знатность,
ни величие, ни блеск украшений не возбудят в сердце твоем бури,
называемой завистью. Ты будешь доволен внутренним чувством, что
разгадал загадку земного величия мечтаний, надежд и счастия
людского. Чтоб наслаждаться чистым воздухом, должно всходить на
высокие горы; чтоб вырваться из вредного тумана страстей,
предрассудков и заблуждений, должно привыкнуть возвышаться духом.
Стоя на Цобте, невольно предаешься мечтаниям о древних
переворотах мира. Сии необозримые долины, которые по
справедливости можно назвать сухими морями, напоминают о том
мрачном периоде времен, когда большая часть Германии была морем,
и Цобтен, сохранивший и поныне наименование великой скалы, может
быть, плавал в пучинах. Где слышен был вечный свист вихрей - там
раздается теперь пение птиц; где свирепствовали бурные волны -
там пасутся стада! Вот как все изменяется! Тацит представляет нам
Германию, покрытую дремучими лесами и болотами, а нынешнего
времени историк назовет ее цветущим садом, но, увы! орошенным
кровию! Что сказать исторического о Цобте? В XII столетии некто
датчанин Петр Пфласт получил гору сию в подарок от герцога
Бреславского, построил на ней замок и жил со своею женою.
По-видимому, был он великий любитель природы и картинных видов.
После смерти замок его достался монахам, которые, не стерня
зимней стужи, переселились к подошве горы, в селение Гуркау.
Замок опустел. Хищные рыцари засели в нем и производили долгое
время набеги на окрестности, пока наконец Бреславские и
Швейдницкие жители, соединись вместе, осадили гору, взяли замок
приступом и превратили его в развалины. Теперь едва-едва приметны
следы сих развалин. За 200 пред сим лет один аббат поставил на
самой высоте церковь, которая и теперь существует, несмотря на то
что высота Цобта достойна быть украшена гораздо красивейшим
зданием. Но вершину сию украшают облака, вокруг нее ходящие, и
зарницы с молниями, в них играющие. В древнейшие времена на Цобте
был языческий храм и гора сия называлась тогда Субботка. В 1335
году Польша уступила Силезию королям Богемии. От них вместе с их
собственною землею перешла она к австрийцам, а от сих последних
досталась Фридриху и была причиною Семилетней войны. По мере как
мы сходили вниз, Штульберг, Мительберг и Энгельберг, смиренно
лежавшие у ног наших, возвышались более и более. Наконец, когда
мы очутились совсем внизу, они по-прежнему заслонили от нас
Цобтен и казались равными ему. Не так ли и в обществе людей
мелкие страсти заслоняют великие добродетели? Не так ли ничтожные
способности затеняют высокие дарования?
Вчера вздумали мы побывать под землею. Здесь, в Альт-Вассере,
можно это сделать, ибо тут копают так называемые горные и
земляные уголья. Мы садимся в лодку и вплываем в отверзтый свод,
сквозь дикий камень прорубленный и в подземелье ведущий.
Проводник наш вместо весел действует руками, упираясь о стены, и
лодка бежит. Мы прощаемся с светом, постепенно от нас отстающим,
и видим мрак, бегущий к нам навстречу. Взятые с нами ночники и
свечи слегка только разгоняют темноту. Видим красноцветную воду -
она купоросная. Невысокий и не более 4 аршин в широту имеющий
свод похож на наши Киевские пещеры. Плывем версту, плывем другую,
все под землею!.. Там и там встречаются горные люди с
краснопламенными факелами. Одни провозят лодки, нагруженные
углем, другие вырубают уголь из земли. Везде скрипят веревки,
гремят цепи, движется механика. Вот один черный человек вертит
колесо, другой врубается в черную стену. Внутреннее устроение в
сих подземельях точно как в рудокопнях - те же и трудности. Для
чего ж, когда и кем сделан этот подземный свод? Один немецкий
граф за 25 лет пред сим, возвратясь из Англии, привез с собою
план и тайну для устроения сих подземных сообщений, которые
делают гораздо успешнейшими горные работы. Прежде и теперь в том
месте, где достают уголь посредством машин прямо из-под земли на
поверхность, всякий работник, при всех усилиях, может выставить
не более сорока мер в день, тогда как посредством сего канала
каждый вывозит до 160 мер - это вчетверо!.. Целые горы угля лежат
на поверхности подле ям. Безлесная Германия все расхватывает и
пожигает. Разумеется, что это приносит несметный доход владельцу;
а что получают бедные работники: по два злота в сутки! Однако ж
бергманы[18] и сами довольны, и целые семейства охотно посвящают
себя этой трудной работе, сопровождаемой всегда болезненною
старостию. Часто случается, что брат, дядя и отец задавлены
глыбами или умерли от горной чахотки, а сын идет по их же следам
- таковы люди!..
Трудно описать чувство, произведенное в нас появлением света,
когда мы опять к отверстию приближались. Он очаровал, восхитил и
усладил нас. Издали представился он нам в виде серебряной луны,
которой длинные лучи глубоко в подземелье проникали. С
приближением нашим лучи сокращались, а круг света, возрастая,
уподоблялся солнцу. Как приятно увидеть свет после тьмы и сквозь
тьму - это вовсе необыкновенный свет! Такого нигде не увидишь,
кроме картин Корреджио и Конто-ди-Ротари. Невольник, выходящий из
темницы, может только иметь понятие о таком свете.