read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



партии. Задачи же он запоминал сразу, искоса взглянув на
рисунок и схватив этим взглядом распределение фигур, и потом
решал про себя, пока жена вслух читала ему передовую. "...Вся
деятельность исчерпывается коренным изменением и дополнением,
которые должны обеспечить..." -- ровным голосом читала жена.
"Построение любопытное,-- думал Лужин.-- Ферзь черных
совершенно свободен", "...проводит четкую грань между
жизненными интересами, причем нелишним было бы отметить, что
ахиллесова пята этой карающей длани..." "Против угрозы на
аш-семь у черных есть очевидная защита", -- думал Лужин и
механически улыбнулся оттого, что жена, прервав на миг чтение,
вдруг сказала вполголоса: "Не понимаю". "Если в этом плане,--
продолжала она,-- рассматривать их дальнейшие планы...". "Ах,
какая роскошь",-- мысленно воскликнул Лужин, найдя ключ к
задаче -- очаровательно изящную жертву, "...и катастрофа не за
горами",-- докончила статью жена и, окончив, вздохнула. Дело в
том, что чем внимательнее она читала газеты, тем ей становилось
скучнее, и туманом слов и метафор, предположений и выводов
заслонялась ясная истина, которую она всегда чувствовала и
никогда не могла выразить. Когда же она обращалась к газетам
потусторонним, советским, то уже скуке не было границ. От них
веяло холодом гробовой бухгалтерии, мушиной канцелярской
тоской, и чем-то они ей напоминали Образ маленького чиновника с
мертвым лицом в одном учреждении, куда пришлось зайти в те дни,
когда ее и Лужина гнали из канцелярии в канцелярию ради
какой-то бумажки. Чиновник был обидчивый и замученный, и ел
диабетический хлебец, и, вероятно, получал мизерное жалованье,
был женат, и у ребенка была сыпь по всему телу. Бумажке,
которой у них не было и которую следовало достать, он придавал
значение космическое, весь мир держался на этой бумажке и
безнадежно рассыпался в прах, если человек был ее лишен. Мало
того: оказывалось, что Лужины получить ее не могли, прежде чем
не истекут чудовищные сроки, тысячелетия отчаяния и пустоты, и
одним только писанием прошений было позволено облегчать себе
эту мировую скорбь. Чиновник огрызнулся на бедного Лужина за
курение в присутственном месте, и Лужин, вздрогнув, сунул
окурок в карман. В окно был виден строящийся дом в лесах, косой
дождь; в углу комнаты висел черный пиджачок, который чиновник в
часы работы менял на люстриновый, и от его стола было общее
впечатление лиловых чернил и все того же трансцендентального
уныния. Они ушли, ничего не получив, и Лужина чувствовала,
словно ей пришлось повоевать с серой и слепой вечностью,
которая и победила ее, брезгливо оттолкнув робкую земную мзду--
три сигары. Бумажку они получили в другом учреждении мгновенно.
Лужина потом с ужасом думала, что маленький чиновник, уславший
их, представляет себе, вероятно, как они безутешными призраками
бродят в безвоздушных пространствах, и, быть может, все ждет их
покорного, рыдающего возвращения. Ей было неясно, почему именно
его Образ мерещился ей, как только она принималась за
московскую газету. Скука и жалость были, что ли, такого же
свойства, но ей было мало этого, ум не был удовлетворен,-- и
вдруг она понимала, что тоже ищет формулу, официальное
воплощение чувства, а дело совсем не в том. Уму была
непостижима сложная борьба туманных мнений, высказываемых
различными газетами изгнания; это разнообразие мнений особенно
поразило ее, привыкшую равнодушно думать, что все, которые не
мыслят так, как ее родители, мыслят так, как хромой забавник,
говоривший о социологии толпе смешливых девиц. Оказывалось, что
были тончайшие оттенки мнений и ехиднейшая вражда,-- и если все
это было слишком сложно для ума, то душа одно начинала
постигать совершенно отчетливо: и тут, и там мучат или хотят
мучить, но там муки и хотение причинить муку в сто крат больше,
чем тут, и потому тут лучше.
Когда приходила Лужину очередь читать вслух, она выбирала
для него фельетон с шутливым названием или коротенький,
прочувствованный рассказ. Он читал, смешно запинаясь, странно
произнося некоторые слова, переезжая иногда за точку или не
доезжая до нее и бессмысленно повышая и понижая голос. Ей
нетрудно было понять, что газеты его не занимают; когда же она
затевала разговор, соответствовавший только что прочитанной
статье, он поспешно соглашался со всеми ее заключениями, и
когда, чтобы проверить его, она нарочно сказала, что
эмигрантские газеты все врут, он согласился тоже.
Газеты одно, люди другое; хорошо бы послушать этих людей.
Она представила себе, как у нее в квартире будут собираться
люди разного толка,-- "всякая интеллигентщина", по выражению
матери,-- и как, слушая живые споры и беседы на новые темы,
Лужин, если не расцветет, то по крайней мере найдет временное
развлечение. Из всех знакомых ее матери наиболее просвещенным и
даже "левым", как с некоторым кокетством утверждала мать,
считался Олег Сергеевич Смирновский,-- но, когда Лужина к нему
обратилась с просьбой привести к ней несколько интересных,
свободомыслящих людей, читающих не только "Знамя", но и
"Объединение" и "Зарубежный Голос",-- Смирновский ответил, что
он, мол, не вращается в таких кругах, и стал порицать подобное
вращение и быстро объяснил, что вращается в других кругах, где
вращение необходимо, и у Лужиной неприятно закружилась голова,
как в Луна-парке на вращающемся диске. После этой неудачи она
из разных келеек памяти стала извлекать людей, которых случайно
встречала и которые могли ей теперь пособить. Она вспомнила
русскую девицу, которая сидела с ней рядом в школе прикладных
искусств, дочь политического деятеля из демократов; вспомнила и
Алферова, который бывал всюду и охотно рассказывал, что однажды
у него на руках умер старый поэт; вспомнила мало ценимого
родственника, служившего в конторе русской газеты, название
которой с гортанными руладами выкрикивала под вечер толстая
газетчица на углу. Выбрала еще кое-кого и кроме того подумала,
что многие, вероятно, помнят Лужина писателя и знают о Лужине
шахматисте и с удовольствием будут посещать его дом.
И что было Лужину до всего этого? Единственное, что
по-настояшему занимало его, была сложная, лукавая игра, в
которую он -- непонятно как -- был замешан. Беспомощно и хмуро
он выискивал приметы шахматного повторения, продолжая
недоумевать, куда оно клонится. Но всегда быть начеку, всегда
напрягать внимание он тоже не мог: что-то временно ослабевало в
нем, он беззаботно наслаждался партией, напечатанной в газете,
и, вдруг спохватившись, с тоской отмечал, что опять
недосмотрел, и в его жизни только что был сделан тонкий ход,
беспощадно продолжавший роковую комбинацию. Тогда он решал
удвоить бдительность, следить за каждой секундой жизни, ибо
всюду мог быть подвох. И больше всего его томила невозможность
придумать разумную защиту, ибо цель противника была еще скрыта.
Слишком .полный и дряблый для своих лет, он ходил между
людей, придуманных его женой, старался найти тихое место и все
время смотрел и слушал, не проскользнул ли где намек на
следующий ход, не продолжается ли игра, не им затеянная, но с
ужасной силой направленная против него. Случалось, что намек
такой бывал, что-то подвигалось вперед, но общее значение
комбинации от этого не становилось яснее. И тихое место трудно
было отыскать,-- к нему обращались с вопросами, которые ему
приходилось несколько раз про себя повторить, прежде чем понять
их простой смысл и найти простой ответ. Во всех трех,
телескопом раскрывшихся, комнатах было очень светло,-- ни одной
не пощадили лампочки,-- люди сидели в столовой, и на неудобных
стульях в гостиной, и в кабинете на оттоманке, а один, в
бледных фланелевых штанах, все норовил устроиться на письменном
столе, отстраняя для удобства коробку с красками и кучку
нераспечатанных газет. Пожилой актер, с лицом, перещупанным
многими ролями, весь мягкий, мягкоголосый, почему-то
производивший впечатление, что лучше всего он играет в ночных
туфлях, там, где требуется кряхтение, охание. ужимчивое
похмелье, заковыристые, сдобные словечки,-- сидел на оттоманке,
рядом с добротной, черноглазой женой журналиста Барса, бывшей
актрисой, и вспоминал с ней, как они когда-то в Самаре вместе
играли в "Мечте Любви". "Помните, какой вышел конфуз с
цилиндром? И как я ловко нашелся?"-- мягко говорил актер.
"Бесконечные овации,-- говорила черноглазая дама,-- мне были
устроены такие овации, что никогда не забуду..." Так они
перебивали друг друга, вспоминая каждый свое, а человек в
бледных штанах уже третий раз просил у замечтавшегося Лужина
"папиросу, папиросочку". Был он начинающий поэт, читал свои
стихи с пафосом, с подпеванием, слегка вздрагивая головой и
глядя в пространство. Вообще же держал он голову высоко, отчего
был очень заметен крупный, подвижной кадык. Папиросы он так и
не получил, ибо Лужин задумчиво перешел в гостиную, и, глядя с
благоговением на его толстый затылок, поэт думал о том, какой
это чудесный шахматист, и предвкушал время, когда с
отдохнувшим, поправившимся Лужиным можно будет поговорить о
шахматах, до которых был большой охотник, а потом увидел в
пройму двери жену Лужина и некоторое время решал про себя



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 [ 35 ] 36 37 38 39 40
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.