Чтение 35–й страницы книги ~Чужие~

жемчужницы. Первая раковина была пустая. - Не угадал, - недовольно пробурчал
он, бросая раковину в реку. - Пустую-то ее и открывать не надо - так видно.

Попадались мелкие матовые жемчужины то с горошину размером, то с рыбью
икринку. Яков молча клал их в мешочек. Но, открыв большую, неприглядною с
виду раковину, он оживился.

- Счастье, - сказал Яков, показывая черную жемчужину величиной с лесной
орех.

Жемчужина была прозрачна, на солнце вспыхивала и искрилась. Переливаясь
огнями, она будто дышала.

- Ну-к что ж, красивая, - не мог удержаться от восхищения Степан. -
Дорого ли такая стоит?

- Ежели в Архангельске продашь, сотню в карман положишь. Черная-то не в
пример дороже... Большая, поболе воробьиного яйца. Другой всю жизнь проищет,
не найдет.

Когда открыли все раковины, в мешочке у Якова оказались пять белых
больших жемчужин, одна черная, два десятка жемчужных зерен размером с
большую горошину и горсть мелкого жемчуга.

- Бери.- Яков снял мешочек с пояса и протянул его Степану. - Бери,
Степан, все твое!

- Почему все? Пополам, Яков, вместе собирали, - стал отказываться
Шарапов.

- Так велел отец, - отрубил угрюмый мужик и сам привязал мешочек к поясу
Шарапова. - Ежели понадобится, еще наберу.

- Ну-к что ж, спасибо, друг, выручил, теперь и на свадьбу Ивану хватит, -
взволнованно благодарил Степан.

Под вечер следующего дня мужики возвращались в деревеньку Лешозеро.

По дороге не раз и не два пытался заговорить Степан, но Яков упорно
отмалчивался.

- Вишь, как охмарило тебя, - с укоризной оказал Степан, - впервой вижу
такого. Али умишком пообносился?

Взглянув на разобиженного Шарапова, Яков собрался ответить, но вдруг в
ближних кустах дико вскричала сова. Мужики прислушались. Сова проплакала еще
раз.

- Не птица, человек голос подает, - буркнул Яков, - нас остерегает. -
Поднеся сжатые ладони к губам, он ответил пронзительным совиным плачем.

- Да ты, я вижу, на все руки мастер, - открыл было рот Степан.

Яков предостерегающе поднял руку.

- Побережись языком болтать, - прошептал он. Несколько минут прошло в
молчании. В лесу тишина; только ветер шуршал осиновым листом. Совиный крик
раздался ближе. Хрустнул под ногами валежник. Зашевелились ветви молодых
березок, и в зеленях возникла взлохмаченная, волосатая голова.

- Гневашев, ты? - спросил Яков.

- Я, - ответил небольшой мужичонка, выползая из кустов, - воистину я.

- Пошто кричал? - строго спросил Яков Рябой.

- Солдаты в деревне, - быстро заговорил Гневашев, - седни в полдень из
Каргополя пришли, истинно так. Наши в избе заперлись. Воевода приказал всех
колодников монастырских изловить - и в Питер на правеж, истинно так. А в
Питере разговор один: кнутом драть ноздри рвать - да на вечную каторгу.

- Ну-к что ж, выручать надо ребят, - сказал Степан. - Эх, задержались мы!
Не пошли бы за... Яков грозно вытаращил глаза на Шарапова.

- Ходили, значит, нужда была, - отрезал он. Степан прикусил язык.

- Офицер высокий, око тряпицей черной перевязано, истинно так. Нашим
мужикам офицер кричал: "До утра ежели не выйдете - живыми сожгу", истинно
так. Меня Петро Малыгин упредить погнал.

- Как со двора сошел? - спросил Рябой.

- Тесину отогнул, пождал, пока дозорный отвернулся, и вышел, истинно так.

- Ладно, молодец, - похвалил Рябой. - Пойдем, Степан, посмотрим, пока не
стемнело; свой-то глаз вернее.

Разговаривая, Фома Гневашев отворачивался, стыдливо прикрывал рукой
распухший нос и черное пятно под глазом.

- Кто те рожу расквасил? - всмотревшись, хмуро спросил Яков Рябой.
Гневашев вздохнул.

- Дьявол волосатый отблагодарил, - криво усмехнувшись, ответил он. -
Арефа, чтоб его икота заела.

- С чего ба, кабыть мужик он смиренный, зазря мухи не обидит, - притворно
удивился Яков.

- Случай вышел, - мямлил Гневашев, - зубом Арефа маялся. За ночь рожа у
него - что твой котел, вспухла, скосоротилась, дак он, озлобясь, кулачище
свой сунул, истинно так.

- Эх, Фома, Фома, хороший ты мужик, а не в свое дело встреваешь, - с
укором сказал Яков, - знахарь...

У большой избы, где закрылись мужики, горели костры, в котлах,
подвешенных на треногах, что-то варилось.

Несколько голых солдат бродили с сетью в озере.

Из ближнего домика вышел офицер. Он осмотрел ружья, сложенные в козлы,
обошел дозорных.

На задах, у самого озера, топилась большая баня. В избушку, стоявшую
рядом с офицерской, то входили, то выходили солдаты.

Погода стояла тихая, теплая.

Прапорщик налегке, без мундира, снова вышел из дома и направился в баню.
За офицером шел денщик со свертком и зеленым березовым веником под мышкой.
Денщик вернулся в избу и опять прошел в баню, неся зажженный слюдяной
фонарь...

Время подошло к полуночи. На темном небе ярко горят звезды. Чуть светится
подслеповатое окно в бане... Погасли костры. Офицер не велел держать огня,
чтоб не слепило глаза дозорным. Лагерь затих. Слышно, как у большой избы
переговариваются солдаты.

- Солдаты! Эй, помогите! Помоги... - раздался истошный вопль, и опять все
смолкло.

Дверь из бани открылась, двое мужиков вынесли голое человеческое тело и,
бросив в лодку, спрыгнули сами. Мгновение - и лодка скрылась в камышах.

Крик был услышан. Раздались выстрелы: стреляли дозорные. К бане бежали
полуодетые солдаты с ружьями.

Пользуясь смятением, Фома Гневашев бросился к большой избе, где сидели
мужики. Отодвинув засов, он заорал:

- Ребята, выходи-и-и!

Мужики ринулись на улицу. Загорелись смолистые ветки. Появились Степан и
Яков.

- Утоп прапор, ребята, таперя не укусит, - объявил Яков Рябой людям.

Он преобразился: из хмурого, нелюдимого мужика превратился в энергичного
командира. С небольшим отрядом Яков бросился на солдат, закрывшихся в бане.

- Степан, - крикнул он на ходу Шарапову, - к солдатской избе беги! Ежели
солдаты ружья кинут - не бей.

Навстречу Шарапову бежал в подштанниках, босиком каргопольский мужик
Милонов.

- Ребята, - вопил Милонов, - не троньте меня, ребята, помилуйте. Силком
воевода заставил солдат вести...

Мужики, не задерживаясь, ворвались в избу. Солдаты, словно испуганные
бараны, сбились в кучу.

- Бросай ружья, служивые! - крикнул кто-то, замахиваясь топором.

- Бросай, ребята! - Один из солдат швырнул пищаль.
Молча кинули ружья остальные и подняли руки. Высокий солдат с седыми отвисшими усами шагнул вперед.

- Мужики, - спокойно сказал он, - не хотим мы кровь проливать безвинно.
Кровь-то одна у нас, мы...

- Изменник! - раздался громкий голос. Хлопнул выстрел - солдат покачнулся
и медленно повалился на пол. Выбив ногой оконную раму, выскочил из избы
фельдфебель, стрелявший в солдата.

Мужики в ярости вскинули ружья. Раздались выстрелы. Проклиная убийцу,
Малыгин бросился в погоню.

- Петряй, вернись, - крикнул Степан, - все равно не миновать наших рук
мерзавцу! Из лесу не уйдет... Ну-к что ж, а вас, солдаты, не тронем, идите
себе с богом домой.

Из бани прозвучало несколько выстрелов. Кто-то кричал, ругался.

- Конец, ребята, - услышали мужики голос Якова Рябого, - отбились. Теперь
нам одна судьба - по лесам жить. Проживем. Здесь-то нас матушке Лизавете не
достать! Руки коротки, бабонька, чтоб тебе пусто было. А в несогласьи кто -
уходи, не держим.

Окинув зорким взглядом товарищей, Яков Рябой добавил:

- До скита отсель рукой подать. На другой день будем. Поможем Степану
девку взять, а там...

Утром отряд Якова Рябого двинулся к выгорецким скитам.

Глава двадцать первая

ИЗУВЕРЫ

Утром в скит Безымянный приплелся старец Амвросий. В драной шубенке, весь
покрыт грязью... Старец пытался говорить, но язык не слушался его. Соборные
отцы поволокли очумевшего Амвросия в баню. Полный день работный мужик Пимен,
изломав несколько веников, отпаривал полумертвого странника. К вечеру
Амвросий ожил.

- Спасибо, замереть не дали, - кланялся он соборным старцам. - Трое суток
в лесу блуждал, как жив из трясины выбрался, и сам не знаю.

- Бог тебя спас, отец Амвросий, не хотел твоей смерти, - ответил большак.
- Откуда ты путь держишь? Зачем сам один в лес пошел?

- Многих заблудших вернул я к древнему благочестию, - тонким голосом
рассказывал Амвросий, - многие годы за святый крест, за бороду мученья
приемлю. По наущению антихристову оклеветали злоковарные люди, и повелела
матушка царица, - злобно выговаривал старец, - меня плетьми сечь и гнать в
дальнюю сторону. Упредили добрые люди, унес ноги из Питера. Думал, в