ной всему его семейству печалью смотрел на беспредельное Северное море,
отделявшее его от родной Англии, подобно тому как некогда оно отделяло
Марию Стюарт от Франции.
песке, где растут золотистые кустарники дюн, Карл II прозябал, как они,
более несчастный, чем они, ибо обладал разумом, и душа его полнилась по-
очередно то надеждою, то отчаянием.
рят о короле. Он видел, как задумчивый Карл II один вышел через калитку
в рощу и стал прогуливаться по берегу при заходящем солнце. Никто, даже
рыбаки, вытаскивавшие лодки на песок, не обращал на него внимания.
взор на бескрайнюю гладь вод и как на бледном лице его погасли красные
лучи солнца, полукруг которого уже утонул под черной линией горизонта.
Затем Карл II медленно направился к своему пустынному жилищу, все столь
же одинокий и все столь же печальный, прислушиваясь к скрипу зыбкого и
рыхлого песка под своими ногами.
не менее четырех тысяч. Он отдал тысячу ливров наличными, а остальные
три, тысячи в виде обеспечения вручил бургомистру. Потом, темной ночью,
тайно посадил на него свой сухопутный отряд из шести человек, и под ут-
ро, в три часа, судно вышло в море, открыто маневрируя под управлением
четырех матросов.
вым лоцманом Гаагского порта.
собою и которая, скажем к ее похвале, никогда не бывала управляема столь
дурно, человек, на котором господь остановил свой взор и свой указующий
перст, которому предстояло вписать имя крупными буквами в историю, про-
должал на виду у всех свой таинственный и смелый подвиг. Он подвигался
вперед, но никто не знал, куда он идет, хотя не только Англия, но и
Франция и вся Европа видели, что он идет твердым шагом, гордо подняв го-
лову. Сообщим здесь, что было известно об этом человеке.
или охвостья, как его тогда называли, - того самого парламента, который
Ламберт, подражая Кромвелю, чьим сподвижником он был, подверг, стремясь
навязать ему свою волю, столь суровой блокаде, что в это время ни один
член парламента не мог выйти из здания.
потизма, а второй - республиканской идеи в ее чистом виде. Оба они были
единственными политическими представителями революции, в которой король
Карл I лишился сперва короны, а затем и головы.
вительство и стать главою этого правительства.
ченный парламент - это явное, хотя и испорченное, детище республики.
Честолюбец, по уверению других, Монк хотел сделать себе из этого парла-
мента, которому, казалось, он покровительствовал, прочную ступень к тро-
ну, еще не занятому после того, как Кромвель свергнул короля, но не ос-
мелился сесть на этот трон сам.
рый поддерживал его, стали врагами.
- в Шотландии, где находились просвитериане и роялисты, то есть недо-
вольные; Ламберт - в Лондоне, где, как всегда, находилась самая сильная
оппозиция.
бе убежище, охранявшееся этой армией. Он знал, что не настал еще день,
когда можно совершить переворот; поэтому шпага его, казалось, приросла к
ножнам. Монк не боялся ничего в своей дикой, гористой Шотландии; генерал
и властелин армии из одиннадцати тысяч старых солдат, которых он не раз
водил к победе, он знал лондонские интриги гораздо лучше Ламберта, сто-
явшего с войском в Лондоне.
Лондона, он объявил себя сторонником парламента.
свои действия и объединил вокруг себя всех своих друзей и чернь, всегда
склонную помогать врагам существующей власти.
могает парламенту. Он понял, что нельзя терять времени и что Твид не так
далек от Темзы, чтобы армия, особенно при хорошем командовании, не могла
перешагнуть с одной реки на другую. Кроме того, он понимал, что армия
Монка, проникая в сердце Англии, будет расти, как снежный ком.
ности, и устремился навстречу Монку, который, подобно осторожному мореп-
лавателю, пробирающемуся среди рифов, двигался медленно, держа нос по
ветру, принюхиваясь и прислушиваясь ко всему, что доносилось из Лондона.
Монк, всегда осмотрительный, расположился в Колдстриме, на Твиде.
армия Ламберта пала духом. Казалось, неустрашимые воины Ламберта, так
сильно шумевшие на улицах Лондона, двинулись в путь в надежде никого не
встретить; теперь же, при виде армии, которая выступила против них не
только в защиту своего знамени, но и за дело республики, эти герои слов-
но начали размышлять над тем, что они не такие хорошие республиканцы,
как солдаты Монка, которые поддерживали парламент, тогда как Ламберт ни-
чего не защищал, даже парламент.
самые печальные мысли: история рассказывает, - а известно, что эта поч-
тенная дама никогда не лжет, - что в день прибытия его в Колдстрим по
всему городу тщетно искали хоть одного барана.
Но шотландцы не похожи на англичан, которым непременно нужно мясо с
кровью. Шотландцы - люди бедные и скромные - могут питаться ячменными
лепешками, испеченными на раскаленном камне.
том, есть ли говядина в Колдстриме.
же голодный, как и он, с тревогой поглядывал по сторонам, стараясь уз-
нать, что готовят к ужину.
не встретили и нашли, что все лавки пусты; на мясников и на булочников
нечего было надеяться. В Колдстриме не нашлось даже куска пшеничного
хлеба для генеральского стола.
утешительные, Монк, видя испуг и уныние на лицах окружающих, постарался
уверить всех, что он не голоден; к тому же они смогут поесть завтра, ибо
Ламберт, вероятно, собирается развязать бой и, следовательно, добыть
провизию, если потерпит неудачу в Ньюкасле, или навсегда освободить сол-
дат Монка от голода, если окажется победителем. Подобное утешение оказа-
ло свое воздействие лишь на небольшую кучку людей, но это обстоятельство
не особенно тревожило Монка, ибо он обладал характером весьма реши-
тельным, хоть внешне и выглядел человеком на редкость мягким.
мере, сделать вид, что они удовлетворены оными. Монк, столь же голодный,
как и его люди, но выказывая самое великолепное безразличие к отсутствию
вышеупомянутого барана, отрезал кусок табака в полпальца длиной и при-
нялся жевать его, уверяя своих лейтенантов, что голод - одна выдумка,
что нельзя быть голодным, когда есть что жевать.
генерал продолжал свой скудный ужин в открытой палатке.
аббатство. Оно стояло на Обширном участке, обособленном как от долины,
так и от реки: это было почти сплошное болото. Но между, лужами, покры-
тыми высокой травой, осокой и тростником, находились полосы твердой зем-
ли, превращенные в огород, в парк и в сад аббатства. Аббатство напомина-
ло огромного паука, имевшего совершенно круглое туловище, от которого в
разные стороны идут ноги неравной длины. Самую длинную ногу представлял
огород, простиравшийся до самого лагеря Монка. К несчастью, было только
начало июня, и в заброшенном огороде еще ничего не созрело.
для внезапного нападения. За аббатством виднелись огни неприятельского
лагеря, а между лагерем и. аббатством под сенью зеленых дубов вилась ре-
ка Твид.
уже служившие ему главной квартирой. Он знал, что днем, может быть, неп-
риятель предпримет рекогносцировку и около аббатства произойдет стычка,
но ночью он не решится явиться сюда. Поэтому Монк чувствовал себя в бе-
зопасности.
нул, сидя в кресле, подобно Наполеону под Аустерлицем, при свете ночника
и луны, поднимавшейся на горизонте.
прибежавших с веселыми криками и топотом.
Адамов Григорий
Верещагин Олег
Быков Василий
Херберт Фрэнк
Акунин Борис
Гуль Роман Борисович