талант, - поспешно свернул я разговор на другое, заметив, что Ларсен уже
поднялся на ют и приближается к нам. - Редакторы побаивались его, изда-
тели слышать о нем не хотели. Но я оценил его сразу и не ошибся: его ге-
ний показал себя в полном блеске, когда он выступил со своей "Кузницей".
Брустер.
я, - но отнюдь не потому, что редакторам журналов не удалось заранее
познакомиться с ними.
и несокрушимая вера в иллюзии. Кстати, мистер Ван-Вейден, заглянули бы
вы к нашему коку. Он воет от боли и мечется на койке.
погруженный в крепкий сон после хорошей дозы морфия, которую я сам же
ему дал. Но я не стал торопиться обратно на палубу, а когда поднялся, то
почувствовал некоторое удовлетворение, увидев, что мисс Брустер оживлен-
но беседует с капитаном. Значит, она все-таки последовала моему совету.
Повторяю, я был доволен. И вместе с тем несколько огорчен и уязвлен:
итак, она оказалась способной на то, о чем я ее просил и что так явно
претило ей!
стада котиков. Мы встретились с ними почти у самой сорок четвертой па-
раллели, в бурных холодных водах, над которыми ветер вечно терзает и
рвет густую пелену тумана. Иногда мы целыми днями не видели солнца и не
могли делать наблюдений. Потом ветер разгонял туман, вокруг нас снова
искрились и сверкали волны, и мы могли определять свои координаты. Но
после двух-трех дней ясной погоды туман опять стлался над морем и, каза-
лось, еще более густой, чем прежде.
тут же поглощал их, и мы уже не видели их до самого вечера, а то и до
ночи, когда они, одна за другой, появлялись наконец из серой мглы, слов-
но вереница морских призраков. Уэйнрайт - охотник, захваченный Волком
Ларсеном вместе со шлюпкой и двумя матросами, - воспользовался туманом и
бежал. Как-то утром он скрылся за плотной пеленой тумана вместе со свои-
ми людьми, и больше мы их не видели. Вскоре мы узнали, что они, переходя
со шхуны на шхуну, благополучно добрались до своего судна.
представлялось. Помощнику капитана не положено выходить на шлюпке, и,
хотя я всячески пытался обойти это правило. Волк Ларсен не изменил заве-
денного порядка. Если бы этот план мне удался, я так или иначе сумел бы
увезти с собой и мисс Брустер. Ее положение на шхуне все более усложня-
лось, и я со страхом думал о том, к чему это может привести. Как ни ста-
рался я гнать от себя эти мысли, они неотступно преследовали меня.
фигурировала женщина - одна на корабле среди матросов, - но только те-
перь я понял, что никогда, в сущности, не вдумывался в эту ситуацию, хо-
тя авторы и обыгрывали ее со всех сторон. И вот я сам столкнулся с таким
же положением лицом к лицу и переживал его чрезвычайно остро. Ведь геро-
иней была Мод Брустер - та самая Мод Брустер, чьи книги уже давно очаро-
вывали меня, а теперь я испытывал на себе и всю силу ее личного обаяния.
де. Это было нежное, эфирное создание. Тоненькая и гибкая, как тростин-
ка, она отличалась удивительной легкостью и грацией движений. Мне чуди-
лось, что эта девушка совсем не ступает по земле, - такой она казалась
невесомой. Когда Мод Брустер приближалась ко мне, у меня всякий раз соз-
давалось впечатление, что она не идет, а скользит по воздуху, как пушин-
ка, или парит бесшумно, как птица.
было в этом что-то необычайно трогательное. С той минуты, когда я, под-
держивая ее под локоть, помог ей спуститься в каюту, мне постоянно каза-
лось, что одно грубое прикосновение - и ее не станет. Никогда я не видел
более полной гармонии тела и духа. Ее стихи называли утонченными и оду-
хотворенными, но то же самое можно было сказать и о ее внешности. Каза-
лось, ее тело переняло свойства ее души, приобрело те же качества и слу-
жило лишь тончайшей нитью, связующей ее с реальной жизнью. Воистину лег-
ки были ее шаги по земле, и мало было в ней от сосуда скудельного.
не было ничего общего, но они во всем были резко противоположны друг
другу. Как-то утром, когда они гуляли вдвоем по палубе, я, глядя на них,
подумал, что они стоят на крайних ступенях эволюции человеческого об-
щества. Ларсен воплощал в себе первобытную дикость. Мод Брустер - всю
утонченность современной цивилизации. Правда, Ларсен обладал необычайно
развитым для дикаря интеллектом, но этот интеллект был целиком направлен
на удовлетворение его звериных инстинктов и делал его еще более страшным
дикарем. У него была великолепная мускулатура, мощное тело, но, несмотря
на его грузность, шагал он легко и уверенно. В том, как он поднимал и
ставил ногу, было что-то напоминавшее хищника в джунглях. Все его движе-
ния отличались кошачьей мягкостью и упругостью, но превыше всего в нем
чувствовалась сила. Я сравнивал этого человека с огромным тигром,
бесстрашным и хищным зверем. Да, он, несомненно, походил на тигра, и в
глазах у него часто вспыхивали такие же свирепые огоньки, какие мне до-
водилось видеть в глазах у леопардов и других хищников, посаженных в
клетку.
взад и вперед по палубе, я заметил, что не он, а она положила конец про-
гулке. Они прошли мимо меня, направляясь к трапу в каюткомпанию, и я
сразу почувствовал, что мисс Брустер чем-то крайне встревожена, хотя и
не подает виду. Взглянув на меня, она произнесла несколько ничего не
значащих слов и рассмеялась довольно непринужденно, но глаза ее, словно
помимо воли, обратились на Волка Ларсена, и, хотя она тотчас опустила
их, я успел заметить промелькнувший в них ужас.
за эти теплились сейчас мягким, золотистым светом. Казалось, в них пля-
шут крохотные искорки, которые то меркнут и затухают, то разгораются
так, что весь зрачок полнится лучистым сиянием. Оттого, быть может, в
них и был этот золотистый свет. Они манили и повелевали, говорили о вол-
нении в крови. В них горело желание - какая женщина могла бы этого не
понять! Только не Мод Брустер!
может испытать мужчина, я понял, как она мне дорога. И вместе с нахлы-
нувшим на меня страхом росло сознание, что я люблю ее. Страх и любовь
терзали мое сердце, заставляли кровь то леденеть, то бурно кипеть в жи-
лах, и в то же время какая-то сила, над которой я был не властен, прико-
вывала мой взгляд к Волку Ларсену. Но он уже овладел собой. Золотистый
свет и пляшущие искорки погасли в его глазах, взгляд снова стал холодным
и жестким. Он сухо поклонился и ушел.
дрожь. - Как мне страшно!
она для меня значит. Все же, сделав над собой усилие, я ответил спокой-
но:
затрепетало, и начала спускаться по трапу.
в происшедшем, понять значение совершившейся в моей жизни перемены.
Итак, любовь наконец пришла ко мне, пришла, когда я менее всего ее ждал,
когда все запрещало мне даже помышлять о ней. Раздумывая над жизнью, я,
разумеется, всегда признавал, что любовь рано или поздно постучится и ко
мне. Но долгие годы, проведенные в одиночестве, среди книг, не могли
подготовить меня к встрече с нею.
тому дню, когда первый тоненький томик ее стихов появился на моем
письменном столе. Как наяву, встал предо мной и весь ряд таких же томи-
ков, выстроившихся на моей книжной полке. Как я приветствовал появление
каждого из них! Они выходили по одному в год и как бы знаменовали для
меня наступление нового года. Я находил в них родственные мне мысли и
чувства, и они стали постоянными спутниками моей духовной жизни. А те-
перь заняли место и в моем сердце.
взглянул на себя со стороны и усомнился в себе. Мод Брустер... Я - Хэмф-
ри Ван-Вейден, которого Чарли Фэрасет окрестил "рыбой", "бесчувственным
чудовищем", "демоном анализа", - влюблен! И тут же, без всякой видимой
связи, мне пришла на память маленькая заметка в биографическом справоч-
нике, и я сказал себе: "Она родилась в Кембридже, ей двадцать семь лет".
И мысленно воскликнул: "Двадцать семь лет, и она все еще свободна и не
влюблена!" Но откуда я мог знать, что она не влюблена? Боль от внезапно
вспыхнувшей ревности подавила остатки сомнений. В чем тут еще сомне-
ваться! Я ревную - значит, люблю. И женщина, которую я люблю, - Мод
Брустер!
то чтобы я боялся любви или был ей не рад. Напротив, убежденный идеа-
лист, я всегда восхвалял любовь, считал ее величайшим благом на земле,
целью и венцом существования, самой яркой радостью и самым большим
счастьем, которое следует призывать и встречать с открытой душой. Но