Чтение 35–й страницы книги ~Белая перчатка~

ступил на мостик, чтобы перейти через ров.

Но не успел он отворить калитку, как вся кровь бросилась ему в лицо, и он
как вкопанный остановился на месте.

С моста открывалась аллея, ведущая к западной ограде парка. В конце этой
аллеи, у самых ворот, стояла оседланная верховая лошадь, на которую,
казалось, вот-вот вскочит всадник.

Лошадь была не на привязи, никто не смотрел за ней, и поблизости никого
не было видно.

Как ни странно было видеть лошадь без хозяина в парке сэра Уэда, вряд ли
это произвело бы такое сильное впечатление на капитана кирасиров, если бы по
длинной, изогнутой шее и гладкой спине, блестевшей, как атлас, и отчетливо
выступавшей даже в сумерках, Скэрти не узнал коня, который так рьяно
способствовал его унижению.

- Конь Голтспера, клянусь Небом! - вырвалось у него. - Наверно, он и сам
здесь, где-нибудь за деревьями. Но что он здесь делает? Пойду посмотрю, -
решил он после недолгого колебания.

Открыв калитку, Скэрти быстро зашагал к тому месту, где стояла лошадь.

Но он пошел не прямо по тропинке, а углубился в чащу деревьев, тесно
обступавших ее с обеих сторон. У него были свои причины скрываться.

- Голтспер в парке сэра Мармадьюка Уэда! - бормотал он, крадучись между
деревьями осторожным шагом охотника, выслеживающего дичь. - Интересно, а где
же дочь сэра Мармадьюка?

При этом ревнивом подозрении кровь закипела в его жилах, и он зашатался
на месте, потому что ноги отказывались ему служить.

Муки его усилились, когда он, укрывшись в листве каштанов, растущих вдоль
аллеи, осторожно высунул голову и увидел, как из-за деревьев вышел человек и
подошел к коню; и в ту же минуту в листве мелькнуло что-то белое - женское
покрывало или платье.

Мужчину он узнал: Генри Голтспер! Женщину он не успел разглядеть, но это
не мог быть никто иной, кроме нее - Марион Уэд, владевшей его мыслями!

Хотя Скэрти не был трусом и привык к любым внезапным и опасным
столкновениям, на этот раз его охватило чувство нерешительности и страха. Он
мог бы, не помня себя от ярости и обиды, броситься на Голтспера и заколоть
его без всяких угрызений совести. Но он не хотел действовать столь
неосмотрительно. Вчерашний поединок, о котором ему усиленно напоминала боль
в раненой руке, отбил у него всякую охоту связываться с Черным Всадником. Он
только не знал, как ему поступить: спрятаться за деревьями и позволить
Марион вернуться домой или подождать, пока она поравняется с ним и тогда
присоединиться к ней?

Теперь у него уже больше не было сомнений. Женская фигура в белом,
видневшаяся отчетливо на тропинке, была Марион Уэд. Ни у кого другого не
могло быть такой горделивой осанки, по которой ее нельзя было спутать ни с
кем, даже в сумерках.

Только после того, как всадник вскочил в седло и медленно поехал прочь,
Скэрти вышел из состояния нерешительности. Он чувствовал, что сейчас он
просто смешон, и потому лучше не попадаться ей на глаза. Но уязвленная
гордость причиняла ему невыносимые страдания; он теперь уже не сомневался,
что Марион - возлюбленная Голтспера. Эта мысль вызывала в нем жгучее чувство
ревности, которое заглушало все его благоразумие и осторожность и неудержимо
толкало заговорить с Марион.

Призвав на помощь все свое самообладание и хитрость, он взял себя в руки,
постаравшись принять спокойный вид, и решил завязать с ней любезный
разговор.

Марион в эту минуту приблизилась к тому месту, где он стоял. Она невольно
вздрогнула, увидев выскользнувшего из-за деревьев Скэрти. Дикая страсть,
сверкавшая в его глазах, не могла не испугать ее, но она ничем не обнаружила
своего испуга. Марион была слишком хорошо воспитана, чтобы выдать свое
смятение даже в минуту опасности.

- Добрый вечер, сэр, - сказала она коротко в ответ на его приветствие.

- Простите мне мой вопрос, мисс Уэд, - сказал он, поравнявшись с ней и
идя рядом. - Вы не боитесь выходить одна в такой поздний час, особенно
теперь, когда здесь в окрестностях орудуют свирепые грабители, вроде того, о
котором мне рассказывал ваш брат? Ха-ха-ха!

- О! - возразила Марион в том же шутливом тоне. - Это было до того, как
капитан Скэрти со своими грозными кирасирами поселился у нас в доме. Под их
защитой нам, я думаю, уже нечего бояться не только грабителей, но даже
разбойников с большой дороги!

- Благодарю вас за комплимент, мисс Марион. Если бы я мог льстить себя
надеждой, что Марион Уэд считает наше присутствие защитой для себя, это
весьма облегчило бы мне мое неприятное положение в качестве вынужденного
гостя в доме ее отца.

- Вы очень любезны, сэр, - сказала она, легким кивком давая понять, что
принимает его извинения.

Но, бросив украдкой испытующий взгляд на лицо капитана, она подумала
невольно: "Если это честный человек, тогда, значит, и сатана не так страшен,
потому что, если то, что он сказал, - правда, я никогда не видела, чтобы
взгляд так противоречил словам".

- Поверьте, мисс Уэд, - продолжал лицемер, - меня очень тяготит мое
положение здесь. Я чувствую, что мое присутствие здесь всем досаждает. Да
иначе и быть не может! Несмотря на удовольствие, которое может доставить
гостеприимство вашей благородной семьи, я охотно отказался бы от столь
высокой чести, если бы я не изменил этим своему долгу службы, а служба
королю - это превыше всего!

- В самом деле?

- Для офицера кирасирского полка его величества иначе не может быть.

- Это только во Франции или во Фландрии, где вы, кажется, изволили
воевать. В Англии, сэр, на взгляд каждой английской женщины, существует
нечто более высокое, чем служба королю. Неужели вам никогда не приходило в
голову, что у вас есть долг и по отношению к народу, или, если вы
предпочитаете другое выражение, к государству?

- Государство - это король! Ибо, как изрек монарх: "Государство - это я!"
- вот кредо Ричарда Скэрти.

- Если даже ваш король - тиран?

- Я солдат. Мое ли дело судить о королевской власти! Мое дело - лишь
повиноваться ее приказам.

- Благородное кредо! Благородные чувства для солдата! Хотите выслушать
мое кредо, сэр?

- С великим удовольствием, мисс Уэд! - ответил Скэрти, присмирев под ее
презрительным взглядом.

- Если бы я была мужчиной, - сказала Марион, и глаза ее засверкали, - я
скорее выбрила бы себе макушку и покрыла ее монашеским клобуком, чем владеть
мечом на службе недостойного короля! О! Есть люди в нашей стране, слава
которых переживет жалкую известность властителей. Когда имена тиранов будут
преданы забвению, имена Вена, Пима, Кромвеля < Кромвель Оливер (1599 - 1658)
- крупнейший деятель английской буржуазной революции, руководитель
индепендентов. Во время гражданской войны проявил выдающиеся способности
полководца и организатора. Созданная им армия из крестьян и ремесленников
разбила войска короля. Но, подавляя монархистов, Кромвель сурово расправился
и с демократическими партиями левеллеров и диггеров, а затем возглавил
захватническую войну против Ирландии. Последние годы жизни Кромвель,
провозглашенный в 1653 году лордом-протектором, правил единолично и
пользовался диктаторской властью.>, Гемпдена и Голт... - она запнулась, не
решаясь произнести имя того, кто был в ее глазах достойней всех, - будут
помнить и чтить в каждом доме!

- Опасные речи, мисс Уэд! - возразил Скэрти, чья преданность королю и еще
не остывшая злоба боролись с невольным восхищением прекрасной бунтовщицей. -
Боюсь, что вы бунтовщица, и будь я так верен интересам моего короля, как мне
подобает быть, я должен был бы заключить вас в тюрьму! Ах! - воскликнул он
и, наклонившись, промолвил с мольбой в голосе: - Сделать вас узницей, своей
узницей - вот это был бы поистине сладостный долг воина, награда всей его
жизни!

- Ого! - воскликнула Марион, делая вид, что не понимает этой
двусмысленной фразы. - Раз уж речь зашла о том, чтобы сделать меня узницей,
мне нужно скорее скрыться от вас! Спокойной ночи, сэр!

И, весело рассмеявшись, Марион бросилась бегом и, оставив позади
разочарованного поклонника, легко перебежала через мостик и скоро скрылась
за высокой стеной кустарника, окружающего цветник.

Глава 29
КУРЬЕР С ЭСКОРТОМ

Расставшись с Марион, Генри Голтспер должен был чувствовать себя
счастливейшим из людей. Прелестнейшая женщина во всем графстве - а для него
в целом свете - призналась ему в любви и поклялась в верности. Казалось бы,
он мог не сомневаться в своем счастье. Но он не чувствовал себя счастливым.
Наоборот, он ехал с тяжелым сердцем после свидания со своей прелестной
возлюбленной. Он знал, что этого свидания не должно было быть: Марион Уэд не
могла быть его возлюбленной!

Отъехав шагов на пятьдесят, он повернулся в седле в надежде увидеть ее
еще раз и оторваться хоть на минуту от своих тяжелых мыслей.

Лучше бы ему не оборачиваться!

Если до сих пор у него было тяжело на душе, то теперь то, что он увидел,
заставило его почувствовать себя несчастнейшим из смертных. Марион шла по
тропинке и уже начала подниматься вверх по склону. Ее светлое платье
отчетливо выступало во мгле сумерек. Голтспер не отрываясь следил за ее
движениями, восхищаясь царственной грацией и легкой, плавной походкой.

Марион шла быстрым шагом и была уже на полпути к дому, как вдруг кто-то
вышел из-за деревьев и направился вслед за ней.

Через несколько секунд незнакомец поравнялся с Марион, и они пошли рядом.
Голтсперу, который наблюдал за ними издалека, казалось, что они ведут