запустился?
небось гладит, сволочь, регалии цепляет, чтоб с фасоном на причал
сойти!..
отверстия?
утешать тебя не стану. Чего глазеете, время теряете? За дело! Вася,
осмотри с Тошкой "неотложку". Сани, Давид, цепляй к себе. Игнат машину
раскулачь, аккумуляторы не забудь, соляр, масло слей. Брезентом укрой
хорошенько, в сентябре вер немея, отремонтируем либо возьмем на буксир.
Все ясно?
силовое отделение уберечь невозможно: как его ни закрывай, через
невидимую глазом щелочку набьет целый сугроб. И потому в днище тягача,
откуда метелкой снег не выгребешь, походники прожигают отверстие для
стока воды. Если же этого отверстия нет, то снег, растаяв от тепла
работающего двигателя, на остановках превращается в лед и прихватывает
венец маховика, как бетон. И тогда стоит водителю нажать на стартер, как
с венца летят зубья. Так получилось у Леньки.
Синицын должен был приказать сварщику выжечь отверстия. Не приказал - и
вот тягач превратился в никому не нужную рухлядь. Чтобы сменить венец,
нужно разобрать и снять двигатель, отсоединить коробку перемены передач
от планетарного механизма поворота и так далее - словом, разобрать и
вновь собрать чуть ли не полмашины.
ушли бы с Пионерской на трех машинах.
отверстие для стока воды.
двинулись вперед - в проклятую богом и людьми зону застругов.
лязгом и грохотом рухнула вниз с метровой высоты.
штурманском кресле. - Держи по курсу...
дорога без дороги. Заструги! Чудо природы, красота несказанная - в кино
бы ими любоваться. Ученые говорят - аэродинамика, закономерное явление:
стоковые ветры с Южного полюса постоянно дуют здесь в одном направлении
и, как скульптор резцом, вытачивают заструги, острыми концами своими
нацеленные на Мирный. Толстые моржовые туши застругов достигают шести-
семи метров длины и полутораметровой высоты. И никуда от них не денешься,
стороной не обойдешь: весь купол в застругах, как в противотанковых
надолбах. Хочешь не хочешь, а вползай на них, обламывай острую переднюю
часть и греми вниз.
семитонные догоняют и поддают еще разок. Зубы лязгают, голова от шеи
отрывается, не удержишь ее - бац подбородком о собственные колени, и
такие искры из глаз сыплются, что никаких бенгальских огней но надо.
полутораметрового заструга - чемодан выскочил из-под нар, запрыгал, как
живой. Укротили чемодан - гитара сорвалась со стены, запела,
семиструнная.
в балке радисту, доктору, повару? Щебню в камнедробилке уютнее. Валера и
Алексей с часок цеплялись руками и ногами за полки, а потом доктор
закутал хорошенько больного и перебрался с ним в кабину к Давиду. Петя
тоже недолго искушал судьбу - напросился к Сомову. Тошка и Ленька
тряслись вместе в кабине Валериного тягача, и лишь один Борис
мужественно держался в своем кресле.
злосчастной зоне: лопаются траки и летят пальцы, трещат стальные водила
и сводит судорогой серьги прицепного устройства. Тягачу ведь тоже
больно, когда его швыряет, у него тоже есть нервная система, восстающая
против .издевательств: не бессловесная металлическая болванка, а умный
живой механизм - артиллерийский тяжелый тягач, АТТ. Вот и приходится
часами стоять, уговаривать его, утешать и подлечивать - нигде так долго,
как в зоне застругов.
второй, а только на первой передаче.
за перегон - и вовсе большая удача.
попадаются через каждые десять - пятнадцать метров, а то и вовсе идут
один за другим, как волны па море.
тягачи держатся след в след за флагманом, и падать им чуть легче. Душа
болит у походников за "Харьковчанку". Лучше бы шла она позади, но
нельзя: штурманская машина, курс прокладывает.
от сумасшедшей пляски, выворачивающей суставы у машин и людей, а потому,
что откладывался неизбежный, исключительно неприятный разговор с батей.
Какой теперь может быть разговор, если рта не откроешь!
из-за него, Игната, погиб тягач! О пустяке забыл: проверить, спросить у
Приходько, синицынского сварщика: "Дырки выжег?" И не пришлось бы
бросать машину, с которой краска еще не облупилась.
отдышавшись, позвал: "Слушай и мотай на ус. Случится что - будешь за
меня. Валера в курсе. Борьку береги, пылинки с него сдувай, в его руках
судьба похода. Выйдешь к сотому километру - стой день, неделю, пока не
определишься и не найдешь ворота с гурием. Там двенадцать бочек хорошего
топлива, понял? Точно знаю. На нем и дойдешь. Если с техникой что -
кланяйся Сомову, без него ни шагу. Ну, не дрейфь, выдюжишь, пора, сынок,
на ноги становиться".
осуждение в них и насмешка. Один Давид потрескавшиеся губы в улыбке
кривит, ободряюще подмигивает. Так Давид - он не то что за тягач, за
смертный грех Игната оправдает.
гнали через городок колонну измученных людей. Держась друг за друга, из
последних сил плелись старики, прижимая к себе детей, шли женщины,
скудные пожитки тащили на себе подростки. Охранники ногами и прикладами
подгоняли отстающих и покрикивали на высыпавших из домов жителей, молча
смотревших на страшное шествие. Кое-кто пытался бросать в колонну куски
хлеба, но немцы натравливали овчарок на тех, кто хотел поднять подаяние.
пятьдесят с лишним километров, называли свои фамилии - вдруг кто-нибудь
запомнит, а женщины в безумной надежде протягивали жителям детей. Но
охранники зорко следили за порядком, и отвлечь их внимание удалось лишь
раз - было ли то обговорено заранее или произошло случайно, никто так и
не узнает. Три девушки в колонне неожиданно начали скандировать: "Смерть
фашистам! Товарищи, браты, держитесь, наши вернутся, смерть фашистам!"
На них кинулись охранники, и в этот момент с другой стороны колонны одна
из женщин выбросила в толпу завернутого в одеяло ребенка.
годовалому существу, приговоренному Гитлером к смертной казни. Мужские
руки поймали сверток, и Трофим Мазур в оттопыренном кожухе выбрался из
толпы и направился в дом. Взошел на крыльцо, не удержался - оглянулся,
увидел в немой молитве протянутые к нему руки, кивнул и скрылся за
дверью.
суди, а дело сделано...
младенца и положил его жене на колени.
на пеленке была нацарапана и фамилия, но прочесть ее не удалось.
Березин Федор
Лукьяненко Сергей
Корнев Павел
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Орловский Гай Юлий