read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



работах Ж. Буридана.
Всемогущество Бога по отношению к машине мира (machina mundi) выражается в
том, что Он владеет бесконечным арсеналом средств для построения тончайших
трубок, пружин и колесиков, система которых и есть мир. "Подобно тому, как
один и тот же искусный мастер может изготовить несколько часов так, что и
те и другие одинаково станут указывать время и внешне будут вполне подобны
друг другу, хотя бы и не было никакого сходства в составе их колес, точно
так же несомненно, что и высочайший Мастер - Бог - владеет бесчисленным
множеством средств, коими он мог достигнуть того, чтобы все вещи здешнего
мира казались такими, какими они ныне кажутся, между тем как ум
человеческий бессилен постичь, какие из этих средств угодно Ему было
применить для этого".
Это очень существенная аналогия, она составляет то, что обычно историки
науки называют парадигмой мышления: мы имеем в виду пример с множеством
часов. Мы можем не доискиваться сходства в колесах этих часов, так как
одного и того же действия можно добиться - если мастер искусный - с помощью
разной системы колес; прежде наука стремилась понять природу, так сказать,
в ее внутреннем устройстве, но к этому совершенно незачем стремиться:
во-первых, потому, что достигнуть этого невозможно, ибо всегда останется
сомнение, действительно ли пружины и колесики реальные соответствуют тем,
которые предполагаем мы, а во-вторых, это не нужно, так как не существенно,
имеется ли сходство в колесах реального мира и мира, как мы его
реконструируем, - лишь бы все вещи сконструированного нами мира казались
такими, каковы они в мире реальном. Одним словом, лишь бы созданные нами
часы и часы, сотворенные божественным Мастером, указывали время одинаково.
Вот в чем действительная - и притом вполне достижимая - задача науки, как
ее понимает Декарт. Вот почему предлагаемый вариант объяснения мира хотя и
только вероятен, но от этого не теряет своей объясняющей силы. "Я почту
себя удовлетворенным, - заключает Декарт, - если объясненные мною причины
таковы, что все действия, которые могут из них произойти, окажутся
подобными действиям, замечаемым нами в явлениях природы". Декарту важно
только, чтобы эффекты, достигаемые с помощью построенного им теоретически
механизма (а детали этого механизма можно воспроизводить и практически -
для этого и нужен эксперимент), совпадали с эффектами, которые производит
механизм, созданный бесконечным Творцом, т.е. с явлениями природы. В его
лице естествоиспытатель рассуждает как техник-конструктор: ведь последнему
важен именно эффект, а средства, с помощью которых он достигается, могут
быть самыми разнообразными: дело не в них.
Пробабилизм Декарта имеет и другой аспект, проливающий свет на новое
понимание природы и науки о ней. В сущности, Декарт таким образом
утверждает, что, познавая мир, он просто конструирует его и отвергает как
проблематичный и заведомо малоэффективный всякий другой вид познания:
именно здесь проходит линия, по которой Декарт ведет критику традиционной
формы науки. Вот как, по Декарту, работали ученые в античности и в средние
века: "...всякий раз, когда представляется надобность исследовать
какую-либо трудность, почти все люди останавливаются на пороге исследования
в нерешительности, каким мыслям они должны посвятить свой ум, убежденные в
том, что им нужно отыскивать некоторый новый род еще не известных вещей.
Когда, например, их спрашивают о природе магнита, то они, предполагая, что
это трудная и неодолимая вещь, тотчас же отдаляются духом от всего
очевидного, для того чтобы обратиться к самому трудному, и, блуждая в
пустом пространстве множества причин, ждут, не подвернется ли им под руку
случайно что-нибудь новое. Но тот, кто думает, что в магните не может быть
открыто ничего, что не состояло бы из некоторых простых и известных самих
по себе естеств, и не колеблющийся в том, что ему надлежит делать, сначала
заботливо соберет весь возможный для него опыт относительно этого камня, а
затем попытается сделать вывод: каково должно быть соединение простых
естеств, для того чтобы оно могло производить все те действия, которые он
обнаружил в магните. Достигнув этого, он может смело утверждать, что вскрыл
истинную причину магнита, насколько это доступно человеку в пределах
данного опыта".
Пафос этого отрывка в том, чтобы раз навсегда положить конец мысли о
чудесах в природе. В ней, по Декарту, нет и не может быть никаких чудес. Не
случайно в качестве примера Декарт берет именно магнит: с ним еще с
древности была связана мысль о чудесных явлениях в мире, которые не в
состоянии постигнуть наш разум. В этом пункте сходились между собой Плиний
и Августин; не только раннее средневековье, столь склонное к обнаружению
чудесного и поразительного, но и эпоха Возрождения, особенно под влиянием
натурфилософии, любила искать в природе необычное и загадочное. Декарт
решительно кладет этому конец, выступая тем самым как предтеча эпохи
Просвещения: он изгоняет из науки тех, кто не утратил художественного
отношения к природе и склонен искать живую душу там, где в действительности
следует видеть только механизм - состав "из простых и известных самих по
себе естеств". Задача науки - сконструировать модель реального магнита,
применяя при этом детали, которые имеются в нашем распоряжении в виде
"очевидных и простых начал". Мы имеем полное право это сделать, потому что
мир - машина и назначение машины - выполнять определенные функции (т.е.
порождать определенный эффект, определенное явление природы), а с помощью
каких средств эти функции выполняются, не имеет существенного значения.
Поэтому нам следует выбирать то средство, которое нам понятнее, и с его
помощью конструировать мир, по своим функциям аналогичный действительно
существующему миру. Это будет, как говорит Декарт, новый мир, наш мир, но
поскольку следствия, вытекающие из наших допущений, совпадут с теми
явлениями, которые наблюдаются в опыте (правда, опыт этот особый - он тоже
сконструирован и носит название эксперимента), то наш мир может
рассматриваться как действительный. Тем более правомерно так считать, что
простые начала, обнаруживаемые нами в собственном рассудке, не являются
чисто субъективными, а имеют божественное происхождение.
Вопрос о значимости нашей конструкции весьма заботит Декарта, он постоянно
возвращается к нему как к одному из самых важных методологических вопросов
своей теории науки. Вот одно из характерных его рассуждений на эту тему: "Я
даже полагаю, что для житейских целей одинаково полезно знать как
придуманные, так и подлинные причины, подобно тому как медицина и механика,
как и вообще все искусства, для которых требуется знание физики, имеют
своей задачей только взаимно сблизить некоторые тела, ощущаемые с помощью
чувств, настолько, чтобы в силу естественных причин возникли некоторые
ощутимые действия; достигнуть же этого мы сможем с таким же успехом, если
станем рассматривать следствия из некоторых придуманных причин, хотя бы и
ложных, как если бы они были истинными, раз эти следствия предполагаются
одинаковыми, поскольку они касаются ощутимых действий".
В сущности, Декарт здесь формулирует тезис, что познаем мы то, что сами же
и творим. И возникает этот тезис как осознание того, что научное познание
ничем принципиально не отличается от технического конструирования, - не
случайно же Декарт приводит в качестве аналогии медицину и механику,
рассматривая здесь последнюю уже как искусство, что явствует из контекста
приведенного отрывка.
На первый взгляд может показаться, что Декарт в своем рассуждении не очень
отличается от тех античных и средневековых астрономов, которые создавали
математические модели движения светил, понимая при этом, что эти модели -
условны, но пользуясь ими для "спасения явлений". Говоря словами Декарта,
"раз следствия предполагаются одинаковыми, поскольку они касаются ощутимых
действий", то можно принимать придуманные модели как бы за истинные, "хотя
бы они и были ложными". И действительно, по характеру рассуждения Декарт
близок здесь к Птолемею и всем тем, кто создавал конструкции в качестве
объясняющей схемы реальных явлений. Но Декарт существенно отходит от этих
античных и средневековых математиков и астрономов, поскольку он склонен
отождествить этот "придуманный" мир с миром реальным, чего не делали
прежние астрономы. Они считали, что объяснение реальных явлений должна
взять на себя физика, а математика этого делать не в состоянии. У Декарта
следы этого разделения еще сохраняются в виде его пробабилизма, но этот
последний играет в его системе двойственную роль: он и подчеркивает
различие между миром, который конструируем мы сами, и миром реальным, и в
то же время указывает на правомерность максимального сближения этих двух
миров. В отличие от традиционных астрономов, Декарт, кроме того, строит
космологию и физику, которые должны подтвердить объективную значимость
вводимого им гипотетического мира.
Таким образом, научная программа Декарта в известной мере есть развитие и
продолжение того понимания математики, которое предложили в античности
пифагорейцы и Платон. Но только в известной мере, потому что различия между
декартовским и платоновско-пифагорейским пониманием как науки и ее задач,
так и самой математики весьма существенны. Общим у Декарта с Платоном
является убеждение, что математика является самой достоверной из наук и что
только на основе математики может быть получено достоверное знание о
природе. Однако Платон вообще не считал возможным создание точной науки о
природе - физики, а тем более не мог отождествить механику - как
техническую область - с физикой, как это сделал Декарт. Саму математику
Платон, как мы увидим ниже, обосновывал совершенно иначе, чем Декарт, и
иначе понимал как ее задачу, так и само ее содержание.
Поэтому не будет преувеличением сказать, что Декарт совершил радикальную
трансформацию античной математической программы, привив на ее ствол
совершенно новую ветвь, из которой и развилась наука нового времени. В этом
пункте он продолжил дело, начатое Галилеем. Еще решительнее, чем Галилей,
Декарт проводит идею максимального сближения, чтобы не сказать
отождествления, математического и физического: в этом смысл его учения о
двух субстанциях и о совпадении материи с протяжением. Галилеевы
эксперименты имели целью создать такую искусственную конструкцию, в рамках
которой математическое и физическое в пределе совпадали бы, а значит,
физическое тело превращалось бы в идеальное математическое тело. Декарт с
самого начала так задает понятие природы, что у него весь мир превращается
в громадное - беспредельно простирающееся - математическое тело. Понятие



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 [ 35 ] 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.