уже на основах логически точно рассуждающего мышления. Поэтому диалектика
времени и вечности, как она представлена у Платона, являлась первой и
неизбежной проблемой, в которой запуталась предыдущая мысль и которая
требовала теперь рационального и конструктивного разрешения.
мифологии и возникшей в связи с этим потребностью объяснять вещи и события
из них же самих, начинала взывать теперь уже в критической форме к разного
рода принципиальным проблемам, без которых фактография и прагматизм
превращались в простое описательство и теряли свой исторический характер,
ради достижения которого они впервые и появились на свет. Историки стали
испытывать нужду в использовании тех или иных исторических критериев, пусть
моральных, пусть художественных, пусть экономических или политических, пусть
религиозных. И здесь Платон тоже завершил собою зрелую классику путем
создания специальной диалектики исторического развития.
первым словом конструктивного историзма периода классики, которое в
дальнейшем много раз менялось в античном мире. Но как первое слово
синтетического историзма рассуждения Платона все же заслуживают быть
рассмотренными или по крайней мере упомянутыми.
создать в отчетливом виде такую фактографическо-прагматическую историю, в
которой конкретно осуществились бы теоретические принципы, только что нами
намеченные. Без применения созданной теории на практике исторического
исследования она оставалась бы слишком абстрактным детищем философски
размышляющего ума и нисколько не вела бы профессиональных историков к тому
историзму, который сам собой вытекал из предыдущего духовного развития
греков и становился очередной задачей именно зрелой и поздней классики.
Платон и здесь дал образцы теоретически конструированной историографии,
хотя, конечно, в начальной ее форме.
возникновению того нового типа мышления, который тоже нужно назвать
"историзмом", причем этот историзм атомистического происхождения, как об
этом уже говорилось, оказался весьма живучим и во многом определил собою
историческую позицию всего огромного послеклассического периода. Получается
так, что и платоники, вроде Ксенофонта, тоже сумели стать на позицию
фактографическо-прагматическую, к тому же приходил и атомистический
материализм. Однако более пристальное рассмотрение предмета свидетельствует
о том, что в этой близости материалистических и идеалистических типов
историзма вовсе не было ничего удивительного.
в своем принципиальном обосновании: одни производили все существующее из
атомов, другие - из потусторонних идей. Рассуждая теоретически, тут была
непроходимая пропасть между материализмом и идеализмом. Однако ни на одну
минуту нельзя забывать, что мы здесь все время имеем дело не с материализмом
вообще, но именно с античным материализмом и с идеализмом тоже чисто
античным. Вся же античность отличалась постоянной тенденцией к стихийному
материализму. Это, как мы увидим дальше, значительно притупляло остроту
противоположения идеи и материи в античном идеализме, заставляя также и
идеализм впитывать в себя некоторого рода материалистические черты.
типов материализма. Это был созерцательный материализм, который далеко не
всегда проявлял принципиальность в своем разрыве с мифологическими способами
мышления. Он очень часто тоже приобретал разного рода мифологические черты,
хотя по преимуществу не в буквальном, но в рефлективном виде, когда он не
столько отрицал целиком существование богов и демонов, сколько признавал их
в аллегорическом, символическом и прежде всего в натурфилософском смысле.
мысль исследователя уже далеко уходила от рассмотрения первопринципов бытии
и переходила к изучению уже чисто человеческой истории, расхождение между
тем и другим способами мышления в значительной мере сглаживалось. Основой
этого сглаживания был тот отход от всеобщей объяснительной роли мифологии,
который в обоих случаях взывал к прагматизму самих исторических фактов и
переставал хвататься за философские первоосновы, столь противоположные у
идеализма и материализма. Впрочем, глубокий налет обоих типов мировоззрения
не переставал о себе напоминать даже в этой антимифологической фактографии.
Историзм атомистического происхождения неизменно тяготел к позитивизму, в то
время как историзм идеалистического происхождения - к более широким
обобщениям. Но это расхождение отличалось скорее не теоретически
философским, но стилистически-философским характером, как в этом мы сейчас и
убедимся, рассматривая системы Платона и Аристотеля.
множество раз, но почти никогда не доходивших до категорий, связанных с
историей, что позволяет нам быть достаточно краткими в этой области ввиду
общеизвестности данной платоновской проблематики, но это же самое заставит
нас также больше сосредоточиться на понятии историзма у Платона.
В кратчайшем изложении об этом необходимо будет сказать так.
ум, который берется Платоном в его предельном состоянии, т.е. во
всеобъемлющем, вечном и бесконечном характере. Но этого ума недостаточно для
полноты бытия и жизни, поскольку он является скорее только образцом, или
демиургом. Еще нужна материя и организация этой материи по законам вечного
ума. Взятая сама по себе материя не есть какая-нибудь вещь, и только чистое
становление или чистая возможность ума или той идеи ума, которая
объединяется с данной материей.
становление, но пока еще неизвестно чего, т.е. не вещей, но только их
возможности; можно брать ее и как оформленную какой-нибудь идеей - тогда
получается реальная вещь, которая и материальна, и содержит в себе то или
иное осмысление. Наконец, материю можно взять и в ее предельном завершении,
когда она использована целиком на основах чистого ума. Тогда она есть
подвижный образ самого ума, хотя он и вечен, и неподвижен; тогда оказывается
возможным рассматривать и самый этот вечный ум в свете его материального
становления; тогда он окажется неподвижным образом времени, а время окажется
подвижным образом вечности, или вечного ума (37 с).
обстоятельство, с помощью которого можно уточнить историческое место данной
концепции. Именно, в "Тимее" (37 d) Платон пишет о демиурге: "Он замыслил
сотворить некое движущееся подобие вечности; устрояя вместе с тем небо, он
при том, что пребывает в едином, создает шествующий согласно числовому
порядку вечный образ, которому мы дали название времени". Платон
подчеркивает числовую природу времени по сравнению с вечностью, в которой
все возможные числа существуют всегда вместе. Но тогда необходимо заключить,
что, с одной стороны, у Платона имеется пифагорейский элемент, а с другой -
Платон оказывается переходным звеном между всей досократовской философией,
понимавшей под вечностью только продолжительность жизни Вселенной, и
Аристотелем, который весьма близко связал понятие времени с понятием числа и
не стремился к прямому отождествлению времени с движением Вселенной.
его абсолютного идеализма, поскольку именно вечный и божественный ум
образуют у него все временное и материальное, а не наоборот. Но уже самая
примитивная историческая справедливость заставляет признать, что такого рода
идеалистическая диалектика была на первых порах доступнее всего для
античного гения периода зрелой классики и что в этой системе идеализма
материя продолжает играть не только огромную, но и одну из первенствующих
ролей, без чего Платон со своим идеализмом вообще не был бы античным
мыслителем, т.е. ни в какой степени не допускал бы общеизвестных элементов
стихийного античного материализма.
ни об историзме. Правда, в некотором смысле понятие историзма содержится уже
и в "Тимее", поскольку мироздание изображается здесь не в окончательном и
раз навсегда данном виде, но с точки зрения своего происхождения, созидания
и постепенного оформления. Кроме того, диалектика времени и вечности в
"Тимее" уже дошла до понятия живого существа, даже до человека, так что в
известном смысле если тут и но изображено никакого принципа чистого
историзма, а дано только понятие самого человека, без которого не существует
никакой истории, то сама диалектика человеческого существа является у
Платона тем, без чего невозможна история.
из космологического или астрономического понимания историзма, он дает
понятие чистого историзма, который хотя и связан принципиально с космосом,
но в то же самое время является и предметом самостоятельного рассмотрения.
реальность, по Платону, есть то "ткацкое искусство" политика, главы
государства, возникающее на основе диалектики твердых и мягких принципов,
причем жизнь эта настолько оригинальна и ни на что другое не сводима, что в
этой своей конструкции историзма Платон забывает даже космологию, без
которой у него вообще ничто не возникает, не расцветает или увядает и не
умирает. Но Платон пошел гораздо дальше простого определениях "политической
деятельности".
сказать, ту необходимую конструкцию, без которой невозможна никакая история.
Учение о специфике человеческого общежития становится историей с того
момента, когда обследуется становление этого общежития.
изложены им как четыре порочные формы правления в VIII и IX книгах
"Государства". Здесь Платон выступает именно как античный философ истории,
пытаясь применить на деле то свое диалектическое учение о полисе и политике,
которое мы находим в диалоге "Политик".