настоящем смысле реальна только та материя, которую можно назвать третичной
(mate ria tertio prima), которая входит в структуру самой формы и уже ничем
от формы не отличается. Таким образом, неопределенная материя, являясь
основанием всего бытия, фактически только и есть то семя, из которого
вырастает все древо бытия, так что материя
он защищает индивидуальность не так грубо, как это выходило у номиналистов.
С точки зрения Дунса Скота, несмотря ни на какую индивидуальность, общее
обязательно существует, и существ ует не только в мысли, но и в бытии.
Равным образом индивидуальность не есть просто вещественность или
материальность. Ведь и универсалии и материя, взятые сами по себе, являются
только потенциальным бытием, в то время как индивидуальность есть не просто
потенциальное, но уже актуальное бытие. В чем же в таком случае заключается
актуальность индивидуальности? Она заключается в том, что всякая
индивидуальность отлична от всякой другой индивидуальности. Она есть та
последняя спецификация универсального, к оторую уже нельзя уточнять дальше и
которая в подлинном смысле неделима. Дунс Скот употребляет здесь очень
интересный термин "этость" (haecceitas), произведенный от слова "это".
Действительно, формулировать принцип индивидуации, пожалуй, и нельзя проще и
понятнее, чем это делает Дунс Скот. Для Дунса Скота самым ясным и
определенным для знания является именно такая "этость" бытия. Все же
остальное для него гораздо менее определенно и менее понятно.
Скотом, и не приводя всех изысканных доказательств защищаемой им теории,
прибавим только, что при столь высокой оценке индивидуальности он, конечно,
должен был признать и полную свободу ее воли, не зависимую ни от каких
явлений разума, и наличие в ней воли, которую Дунс Скот ставил во всяком
случае выше разума. Даже бог, по мнению Дунса Скота, не столько является
предметом разума, сколько предметом нашей воли и стремления, т.е. предмет ом
нашей любви.
прибавить еще одно малоизвестное имя, но для истории эстетики весьма
немаловажное. Это польский ученый Витело, весьма глубоко и тонко
рассматривавший во второй половине XIII в. учение о свете и об условиях
красоты для зрительного восприятия (см. 58, 303 - 306). Красота,
воспринимаемая зрением, по Витело, может просто состоять из светового
феномена, а может состоять из соединения разных ощущений. Здесь Витело
рассматривает эстетическое
предмета, его величины, положения, фигуры, телесности, непрерывности,
разделенности, числа, движения и покоя, шероховатости, прозрачности,
плотности. Красота зависит также от тени, темноты , подобия частей тела и их
различия, от их взаимосочетания и пропорциональности. Весьма существенно у
Витело указание на значение привычки в эстетическом восприятии, различия в
нравах людей и в психологии народов.
эстетического восприятия с явной опорой на физические и вообще эмпирические
наблюдения.
лежит под всей этой разносторонней и многогранной эстетикой проторенессанса,
или эстетикой XIII в., то этой основой менее всего придется считать
католическое, догматическое богосло вие и еще менее того систему Аристотеля.
Это не значит, что в эстетике проторенессанса не было ни того, ни другого.
Наоборот, рассмотренные нами эстетические теории все созданы церковными
богословами и все широко пользуются Аристотелем. Но и церковное бо гословие
в католицизме уже просуществовало к этому времени больше тысячи лет; а что
касается Аристотеля, то он уже в античности интерпретировался самыми
разнообразными способами, а за пределами античности доходил порой до полной
неузнаваемости. Кроме тог о, рассмотренная нами эстетика проторенессанса
была слишком многогранной, чтобы свести ее характеристику просто на
католицизм и просто на Аристотеля. В чем же нужно находить философскую
основу эстетики проторенессанса, достаточно обеспечивающую разнообра зие
проблем и методов ее решения?
средневековой схоластики" XIII в., с полным правом можно утверждать, что
этой основой был неоплатонизм, дававший возможность гораздо более живого и
разностороннего понимания эстетичес кой предметности, чем это можно находить
в старом аристотелизме. Ведь Аристотель уже сыграл огромную роль в
возникновении античного неоплатонизма, не меньшую, чем сам Платон.
Неоплатонизм прежде всего рассматривается как именно синтез платонизма и
аристо телизма. Из платонизма сюда вошло: учение о сверхсущном первоедином,
о числах, о субстанциальных идеях, о космическом уме и душе и о космосе как
о системе определенным образом настроенной гармонии сфер. Аристотель, но это
в противоречии со своими собстве нными высказываниями, исключил платоновское
первоединое, углубил платоновское учение о космическом уме (наличие в нем
субъекта и объекта мышления, неразличимая слитность их в одной точке, особая
умственная материя, потенция и энергия, ум как перводвигате ль и четырех
принципная конструкция каждой субстанции). Вместе с тем Аристотель внес в
платонизм гораздо более интенсивную теорию отдельной индивидуальности,
причем эта последняя настолько подробно разрабатывалась у Аристотеля, что
его философскую систем у можно так и назвать - дистинктивно-дескриптивный
платонизм. Это не было прямым антагонизмом Платону, но это было во всяком
случае доведением слишком универсальных принципов Платона до степени их
индивидуальной и единичной значимости в области вещей и с уществ.
вв.) создал наиболее систематическую и максимально заостренную философскую
систему, которая уже оказалась не какой-нибудь одной школой, ведущей борьбу
с другими школами, но совмещение м всего передового и оригинального, что
вообще было создано античностью в области мысли. Здесь ставился вопрос не о
борьбе отдельных античных школ между собою, но о борьбе всей античной
философии с новым и еще небывалым в античности ее врагом, а именно с
монотеизмом. И поскольку передовым в те времена оказывался монотеизм,
политеистическая система неоплатонизма, как она ни была синтетична и
детально разработана, все равно оказалась лишь бессильной реставрацией
прошлого, поскольку это прошлое уже навсегд а отошло в глубь истории.
Поэтому делается понятным, что неоплатонизм был тут же использован
монотеистической философией; с V в. становятся известны так называемые
Ареопагитики, которые были не чем иным, как монотеистическим вариантом
неоплатонизма, и в
византийской философии, а в значительной мере и западного средневековья.
Поэтому когда на исходе средневековья возникла насущная потребность дать
максимально глубокую и синтетически макси мально заостренную философию, то
не оставалось делать ничего другого, как восстановить ареопагитский
неоплатонизм во всей его полноте и заставить его служить уходящему
средневековью, подобно тому как и в самой античности неоплатонизм тоже
возник в виде м аксимально синтетической философской системы на исходе
античности. Следовательно, не будем удивляться тому обстоятельству, что
знаменитый "расцвет средневековой схоластики" XIII в. оказался не чем иным,
как опять-таки все тем же неоплатонизмом, конечно,
что неоплатонизм в западной философии XIII в. появился вместе со своим
аристотелевская осложнением. Как в античные времена Аристотель из
платоновского универсализма делал все вывод ы для индивидуальных вещей и
существ, так и в XIII в. понадобилось аристотелевское уяснение всех деталей
индивидуального бытия и всей дистинктивно-дескриптивной картины
существования единичностей на фоне все еще платоновски понимаемых
возвышенных и торже ственных христианских универсалий.
средневековой философии только в виде одного аристотелизма. И вот почему
аристотелевские тенденции философии XIII в. выдвигали на первый план теорию
форм, получавших с каждым десятилетием все б ольшую и большую насыщенность,
все большую и большую пластически материальную обработку и, наконец,
максимальную разработанность и специфику индивидуальности, личного и
единичного бытия. Само собою разумеется, что это было концом средневековой
философии
индивидуальности вопреки ее - здесь еще ясно ощущаемой - платонической
связанности с универсалиями и даже с божественным бытием, превосходившим не
только все единичное, но и все унив ерсальное и все разумное.
существовать несколько предрассудков, от которых давно отказалась передовая
наука. Это время было вовсе не расцветом католической догмы, но началом ее
падения. Это был не тот скучный раци онализм, который-де мешал развитию
передовой мысли. Наоборот, мы показали выше, что проблема разума, хотя и
бывшего в некотором смысле обслугой богословия, приобретала слишком явную и
мощную самостоятельность, давая возможность, по крайней мере у Дунса С кота,
стать на место самой догмы церкви и даже выше ее.
принципах мысли, далеких от конкретного человеческого переживания, делало
невозможным понимание пластически материальной направленности всей этой
философии и ее непрестанного стрем ления формулировать человеческую личность
в ее специфике. Поэтому до последних десятилетий и не могли понять, что это,
собственно говоря, уже не само средневековье, но уже Ренессанс или по
крайней мере проторенессанс, пусть твердыня средневековой догмы п окамест
оставалась принципиально абсолютной (для чего и понадобился здесь
неоплатонизм). Все же пластически материальная индивидуалистическая и
Березин Федор
Маккарти Кормак
Сертаков Виталий
Прозоров Александр
Ильин Андрей
Смит Кордвейнер