как шел я в магазин, встретился он мне по дороге и попросил отгул на три
дня. Полагался ему отгул. Я дал. Я к рабочему человеку справедливо отно-
шусь.
пролез - нигде Вальки не было, а стало уже смеркаться.
над входом надпись зажглась из электрических лампочек, а на ступеньках
чернела толпа ребят, только огоньки папирос мерцали. Я подошел к ребятам
и затесался в их толпу. Стрельнул у того кочегара, с которым утром бил-
ся, папироску.
ли?
человека убить?
ворят, монтировками по башке.
ке.
я тут бегаю, как коза? Решил я сходить в вагончик.
ряев. Они молчали и дымили оба. Я тоже сел на койку и сказал:
бятами на заготовку теса. Крепления там надо ставить. Аврал у них на
участке какой-то.
и я захлебнулся от страха. Вдруг это Вальку на сто восьмом километре
убили? И сразу я почувствовал такую злобу, такую ненависть, какой никог-
да у меня не было. Если это так, найду этих зверей в любом месте, сквозь
тюремные решетки пройду, а горло им перегрызу. Ишь, что выдумали, своло-
чи! Вальку моего монтировками по голове? Ну, гады, держитесь!
вагончике. Таня сидела, обхватив колени руками, смиряя дрожь. Ей хоте-
лось куда-то бежать, кричать, расспрашивать, но она сидела, боролась с
паникой - куда бежать, кого расспрашивать?
ти всех его поступков, вот только куда он девался?
заключить договор. Где он был в это время?
лелась голова.
кую-то ахинею, пижон!
ворит о Вальке, о каких-то конкретных, практических его делах, и ей ка-
залось, что сейчас откроется дверь и Валька войдет и ввяжется в спор с
Горяевым.
жу маленький мещанский дворик с чисто выметенной дорожкой, с поникшим
кустом настурции, с кучей желтых листьев, со скамейкой и столиком на
подгнившей ноге, и окна в резных наличниках, не деревенские, а именно
мещанские, пригородные, мне хочется остановиться и посмотреть на все это
подольше, задержать все это в глазах, чтобы вспомнить о той тихой русс-
кой жизни, какой ни я, ни брат мой, ни даже отец никогда не жили. Может
быть, только дед.
дорожке. Черный сюртук его с золотыми погонами замелькал среди ветвей,
что еще усилило литературное воспоминание о старине, о тихом, установив-
шемся культурном быте с внезапными возгласами радости, с неожиданным шу-
мом, с шумными короткими визитами флотских сыновей.
участвовала наследственная память, странная и неведомая до поры работа
мозга, но я вошел в палисадник, словно под музыку, словно под вальс
"Амурские волны", словно из японского плена; горло мое перехватило вол-
нение.
ваясь.
ми, вообще совсем не так себя держал, но сейчас почему-то он точно по-
дыгрывал моему настроению.
ными косо один к одному, так, что получался зубчатый барьер. На столике
в саду лежали отцовы очки и развернутый номер "Недели". Отец был в ките-
ле, наброшенном на плечи, и в начищенных до блеска сапогах. Я стоял, об-
ремененный чемоданами и смотрел, как жадно отец обнимается с Константи-
ном.
ясь.
гладкой и тугой, руки его легли мне на шею, захватив ленты, бескозырка
съехала мне на затылок.
длинный ряд однотипных тральщиков у стенки, вспомнил, как беззаботно и
весело прощался со всем личным составом, и сердце на мгновение сжалось
от тоски. Со стыдом я почувствовал, что тральщик ближе мне сейчас и род-
ней, чем отец.
лась шляпа, нелепая соломенная шляпа тонкой выделки с ажурными разводами
мелких дырочек для дыхания головы, услада периферийного домовладельца,
очень нелепая на голове нашего отца, которого в детстве мы привыкли ви-
деть в суконной фуражке а-ля Киров.
и мы пошли по дорожке. Оглянувшись, я посмотрел на дом. Дом, как и учас-
ток, был разделен на две половины, и другая половина, не принадлежавшая
отцу, была свежепокрашенной, новенькой на вид, голубой, и там, на той
территории, в зеленых грядках краснели помидоры, бегала собака, перева-
ливались утки, маленькая девочка развлекалась на качелях - вообще кишела
какая-то жизнь.
крякнув, поправил подпорки и пошел дальше.
его покраснел.
ца, только сильно поношенная, и мы увидели человечка с крепенькими крас-
ными щечками, с шелушащимся носом, на носу очки.
человека, прошел мимо.
тин.
земля нужна. Агротехник.
забора, подслушивал.
ей, - на бегу запищал он. - А у меня какая пенсия, вы же знаете, хоть и
полагается персональная... Заслужил, да, да, - кивнул он мне, видя, что
смотрю на него с вниманием. - Вы же знаете, Иван Емельянович, что я зас-
лужил...