барабанил отдел из библии и чтоб женщины толпились у оконца женского от-
деления и спрашивали: "Где он? Который?" Нет, нееврею этого не понять,
будь он семи пядей во лбу.
вился будничным, как любой товар, который со временем ветшает и выходит
из моды. Год, два - и бывший великолепный зять, вчерашний "принц", иг-
рушка, становился таким же, как и все. У него пробивалась бородка и на
нем уже заметно было бремя повседневных забот. Просто жалость брала,
когда бывший блестящий зять, вчерашний "принц", который, кажется, только
в прошлую субботу был выставлен у восточной стены напоказ всем, уступал
место новому зятю-игрушке, новому "принцу" и уже сам с завистью смотрел
на него, а его юная жена, которая совсем недавно выглядела "королевой",
жалась вместе с другими женщинами к оконцу женского отделения синагоги и
спрашивала, как все: "Где он? Который?" Вот так-то и все на свете! Здесь
бы следовало изречь что-нибудь вроде: "Поколение уходит-поколение прихо-
дит", уместно было бы заняться немного философией человеческой жизни, но
так как мы уже начали рассказывать об удачных зятьях, то и пойдем дальше
своим путем.
вила. Они сохранили в городе Переяславе весь свой блеск еще долго после
свадьбы, не выцвели, как все другие зятья, и не так быстро вышли из мо-
ды. Одного из них звали Лейзер-Иосл, другого-Магидов. Первого привез из
Корсуни богатый торговец кожей, у которого была не слишком красивая
дочь, но зато большие деньги. Второго выписал откуда-то из Литвы богатый
подрядчик, поставлявший казне лошадей. От него зять получил и первое и
второе: и красивую жену, лакомый кусочек, и порядочное приданое, не счи-
тая подарков, полного содержания и прочих благ. Когда привезли этих же-
нихов, город ходуном ходил. Свадьбы же сыграли такие, что их до сих пор
помнят и долго еще не забудут. Об этих свадьбах говорили не только в го-
роде и пригородах, но даже в других городах, во всей округе. Шутка ли,
во сколько обошлись две эти свадьбы! Составили ли удачные зятья счастье
своих жен-это разговор особый. Насколько нам известно, одна из невест
впоследствии развелась с мужем, прижив с ним несколько детей, и уехала в
Америку. Муж другой -теперь не то учитель, не то посредник по брачным
делам, а может быть, то и другое вместе, - об этом с уверенностью трудно
сказать, достоверно только, что он большой бедняк. Но мы говорим не о
нынешнем времени, а о происходившем давно, мы говорим о прошлом. Тогда
отец и мать, то есть тесть и теща, были от радости на седьмом небе. Тещи
хвастались друг перед другом своими "находками", выражаясь иносказа-
тельно. Одна похвалилась перед женщинами, что принесла в синагогу "руба-
шечку для свитка святой торы"; тогда вторая выразилась еще острее, будто
она "внесла самый свиточек в святой ковчежец" (из-за "рубашечки" "сви-
точки" и святой ковчег превратился в "ковчежец").
киндом. Утверждали, что этот юноша знал наизусть тысячу страниц талмуда.
Не девятьсот девяносто девять, а ровно тысячу! О библии толковать нече-
го! А как он знал древнееврейский! И какой говорун! И почерк у него был
на редкость! А сам - огонь, шутник, уморит кого угодно! Втихомолку,
впрочем, поговаривали, что и он не без изъяна: не прочь, мол, пропустить
молитву, посты не очень строго соблюдает, носит с собой носовой платок
по субботам и не избегает женщин. Такое можно было услышать о нем в доме
дяди Пини, например. Все это, однако, ничто в сравнении с тысячью стра-
ниц талмуда, которые он знал наизусть.
страниц талмуда наизусть; не девятьсот девяносто девять, а тысячу! Тоже
был докой в библии, знал грамматику и древнееврейский, обладал даром
слова. Но этот не был шутником, как Лейзер-Иосл. Наоборот, он уж слишком
много философствовал, мудрил, мозги у него были набекрень. Что бы ему ни
сказали, все у него выходило наоборот. Упрямец-выходец из Литвы!
экзаменовать его маленького "знатока библии", а также посмотреть, как
этот "сорванец" Шолом пишет по-древнееврейски. Зятья решили, что сорва-
нец и в самом деле сорванец, и нельзя ему зря пропадать. Нужно позабо-
титься о том, чтобы он нашел свое место в жизни, нужно, чтобы он стал
человеком, они расхваливали его наперебой, утверждая, что трудно даже
предвидеть, какое чудо может со временем выйти из этого сорванца...
"Коллектор" в темных очках, который постоянно вертелся среди молодежи,
кое-что и от себя прибавил. Он ведь давно уже говорил, что трудно даже
предвидеть, что из этого "прока-азника" выйдет... А "сорванец" и "про-
казник", стоявший тут же, слушал все это, и сердце его трепетало и шири-
лось от радости. У него кружилась голова, как у человека, который взби-
рается по крутой лестнице, а столпившиеся вокруг люди, видя его лов-
кость, подбадривают и поддают жару. Шутка ли, какие люди расхваливают
его, говорят, что трудно предвидеть, что из него выйдет!
его, однако, за сердце хватал. Вздохи эти должны были означать: "Я и сам
знаю, что из этого сорванца может выйти толк, но дайте совет, добрые лю-
ди, что с ним делать, как вывести его в люди. Потрудитесь-ка, посоветуй-
те!"
тельное, радикальное и верное. И отец его послушал. Это был один из вы-
дающихся переяславских интеллигентов, по имени Арнольд, философ из при-
города, из так называемых Подворок. Ему посвящаем мы отдельную главу.
генда. - Что Дрепер говорит о Маймониде. - Школа казенных раввинов и
гимназия
слободка, где население состоит больше из русских, нежели из евреев. Да
и живущие там евреи - не то, что в городе. Это другой тип евреев. Вид у
них более деревенский, они не так шустры, как горожане, несколько грубо-
ваты, носят тяжелые сапоги и пахнут овчиной. Вместо "довольно" они гово-
рят "годи". Смеются они раскатисто и на "о"-хо-хо-хо. А "р" они выгова-
ривают твердо, как два "р", и даже еще больше: "Рребе! Дядя Моррдхе
прросит вас пррийти на обррезание..."
которую переброшен деревянный мост, и называется она Подворки. Это сов-
сем особый уголок, со своим обликом и своеобразной атмосферой. Туда в
свободное время отправляются подышать свежим воздухом - там сады, зе-
лень. Туда в субботу днем идут на прогулку парни и девушки. Не подумайте
только, что парни идут вместе с девушками. Боже упаси! Парни отдельно, а
девушки отдельно. Но уж само собой так получается, что, встретившись на
мосту, они останавливаются, обмениваются взглядом, перебрасываются сло-
вечком; иной раз заденут друг друга локтем, прикоснутся нечаянно,-тогда
и парень и девушка покраснеют, юные сердца забьются сильней... После
нескольких таких встреч в Подворках молодые люди начинают тайком перепи-
сываться, бывает, что и настоящий роман зародится. Чем такие романы кон-
чаются, представится случай узнать в дальнейшем. А пока же речь идет об
Арнольде из Подворок, с ним мы и собираемся познакомить читателя.
"Биньомин-Калман из Подворок". Когда-то, давным-давно Биньомин-Калман
вместе с Нохумом Рабиновичем торговал зерном, вместе они грузили барки и
берлины на Кенигсберг и Данциг. В последние годы приятель скатился под
гору, торговал по мелочам, его, как говорится, прижали к стене. Но друж-
ба между бывшими компаньонами осталась прежней. Биньомин-Калман часто
заходил к Нохуму Рабиновичу поговорить о том о сем. Говорил, собственно,
один Биньомин-Калман-он любил поговорить. И большей частью толковал он о
своем младшем брате, Арнольде. "Мой Арнольд! Где вы еще найдете такую
голову, как у моего Арнольда! Отыщется ли еще такой честный человек, как
мой Арнольд! Вы и представления не имеется об Арнольде! Уж этот Ар-
нольд..." И так далее.
Подворок" был в городе своего рода героем. Во-первых, человек в летах -
и холостяк или вдовец, а может быть, и разведенный, но так или иначе -
неженатый. А неженатый еврей - вообще редкое явление. Кроме того, он но-
тариус. Еврей-нотариус - это уж наверняка редкость. Много ли евреев-но-
тариусов встречали вы у нас? То есть пока он еще не нотариус, он только
будет им, потому что учится на нотариуса. Учится он уже давно, должен
только сдать "экзамент", и тогда сразу станет нотариусом. Вот разве
только он "экзамента" не сдаст. Но почему же ему не сдать? "Он наверняка
сдаст! - говорит Биньомин-Калман.-Он безусловно будет нотариусом, об
этом и говорить нечего. Шутка ли, мой Арнольд!"
риус, русский, и зовут его Новов, нотариус Новов. Но что означает сдать
"экзамент", этого Шолом уже не знает. Что Арнольд должен сдать, кому и
каким образом сдают этот "экзамент"? Все это относится к таким вещам, о
которых приходится слышать, иногда повторяешь их, но понять их невозмож-
но. Так, например, все говорят, что Арнольд пишет в газетах и что все в
городе - и евреи и русские - боятся, как бы он их не прописал в "Киевля-
нине" *. Во-первых, Шолом не понимает, чего они боятся, во-вторых, кто
такой этот "Киевлянин". Но он повторяет вслед за другими, что все трепе-
щут перед Арнольдом, все пуще смерти боятся его языка и его пера. Ута-
иться от него невозможно, а подкупить?-денег не хватит. "Они доиграют-
ся!-говорил, бывало, с усмешкой Биньомин-Калман.-Мой Арнольд только рук
марать не хочет, не то он бы их описал в "Киевлянине" с ног до головы,
всех. Ни одного не оставил бы неописанным! С Арнольдом шутки плохи!"