хреново дело".
месяцев, может чуть свысока как эдакий ирландский папаша но также как и
браток, как свой -- Коди приходил сюда, и уходил, и обедал тут сотни тысяч
миллионов раз неся с собой Истинное Знание. -- Коди теперь зовут
"Проповедник", так его назвал Мэл Называтель, который также прозвал Саймона
Дарловского "Русский Псих" (так оно и есть, кстати) --
само-собой-разумеющимся тоном.
обалденно говорит он это "шизовый", шизоооо-вый, чистый восточный выговор, -
настоящий чудной говор парней с Болтик-элли, настоящий пацанский
базар[77]... так говорят детишки играющие во дворике за бензоколонкой, у
груды старых покрышек -- "Он же рехнулся", и обхватывает голову руками,
потом роняет их и улыбается, робко так, внезапный приступ кротости и
самоуничижения у Рафаэля который теперь тоже сидит скрестив ноги на полу, но
выглядит при этом так будто свалился туда в полном изнеможении.
разворачивается и возвращается опять к нам -- чеховский Ангел тишины
пролетел над нами и мы убийственно спокойны, мы слушаем гммм этого дня и
шшшшш тишины, и в конце концов Коди кашляет, совсем чуть-чуть, "Кхе-кхм", и
выпускает большие кольца дыма с самым Индейским и Таинственным видом --
Кевин замечает это и смотрит на него прямым и ласковым взглядом полным
изумления и любопытства, неосознанного чистого голубоглазого удивления -- И
Коди тоже это замечает, теперь его глаза полуприкрыты.
эти полтора часа разговоров и размышлений -- Сборище недоумков -- И мы ждем,
что случится дальше. То же самое происходит по всему миру, просто в
некоторых его местах сейчас пользуются презервативами, а в других говорят о
делах.
81
вместе, спускаемся в кевиновский дом, и его жена Ева (по-сестрински милая
зеленоглазая босая и длинноволосая красавица) (она позволяет маленькой Майе
ходить в чем мать родила если ей этого хочется, а ей хочется именно этого, и
она бродит ("Абра абра") по высокой траве) предлагает нам обильный обед, но
я не голоден и объявляю об этом несколько самодовольно: "Там, в горах, я
научился не есть когда не голоден", так что ясно дело Коди с Рафаэлем жадно
съедают все без меня, громко галдя за столом -- А я все это время слушаю
пластинки -- Потом после обеда Кевин встает коленями на свой любимый коврик
из плетеной соломы и вынимает изящную пластинку из белого изящнейшей луковой
бумаги конверта, самый безупречно индийский в мире маленький индус, так
Рафаэль называет его, и еще они хотят поставить григорианские хоралы -- это
когда толпа священников и монахов прекрасно, очень формально и необыкновенно
поют под старую музыку, она старее камней эта музыка -- Рафаэль обожает
музыку, особенно ренессансную -- и Вагнера, когда я впервые встретил его в
Нью-Йорке в 1952 году он кричал "Рядом с Вагнером все чепуха, я хочу пить
вино и запутаться у тебя в волосах (своей подружке Джозефине) -- "На хрен
этот джаз!" -- Хотя на самом деле он самый настоящий джазовый чувак и должен
любить джаз, ведь даже ритм его движений джазовый хотя сам он этого не знает
-- но есть эта легкая итальянская манерность в его натуре и ее не совместить
никак с современным какофоническим битом -- Ну, пусть это останется его
личным делом -- А что касается Коди, то он любит всякую музыку и отлично в
ней разбирается, когда мы впервые поставили ему индийскую музыку он сразу
понял что барабаны ("Самый трудноуловимый и сложный ритм в мире!" говорит
Кевин, и мы с Кевином даже начинаем обсуждать влияние дравидов на все эти
арийско-индийские дела) -- Коди врубился что барабаны-тыквы, с мягким звуком
от металлического паммм до нижнего уаннг, это просто барабаны с ненатянутой
кожей[78] - Мы слушаем григорианские хоралы и потом опять индийскую музыку,
и каждый раз слыша ее обе кевиновские дочурки начинают радостно щебетать,
всю весну (прошлую) каждый вечер перед сном они слышали эту музыку из
большой настенной аудиоколонки (повернутой к ним задом) и из нее рвутся
прямо в их кроватки змеиные флейты, деревянные чародейские стучалки,
барабаны-тыквы, и грохочет изысканный и усмиренный Дравидией ритм старой
Африки, и на этом фоне старый индус принявший обет молчания и играющий на
гармонике выдает такой фейерверк невозможных и запредельных музыкальных идей
что Коди впадает в остолбенение и у многих других (у Рэйни например) (во
времена бродяг Дхармы, незадолго до моего отъезда) сносит крышу от восторга
-- По всей округе вдоль пустынной заасфальтированной дорожки разносятся
звуки кевиновских колонок пульсирующих мягкими песнопениями Индии или
высоким пением католических монахов, и лютнями, и мандолинами Японии, и даже
китайскими непостижимыми гармониями -- И еще он устраивал многолюдные
вечеринки когда во дворе разжигается большой костер и несколько
священнодействующих жрецов (Ирвин и Саймон Дарловский и Джерри) стоят у огня
совершенно голые, среди изысканных женщин и чьих-то жен, разговаривая о
буддистской философии и не с кем-нибудь а с главой отделения Азиатских
Исследований Алексом Омсом, которого это нимало не смущает, он пьет себе
вино и повторяет мне "Надо чтобы о буддизме узнало как можно больше народу"
-
сваливаем в город, забрав мои старые рукописи и одежду которые я оставлял в
деревянном сундучке в подвале у Кевина -- Еще с прошлой весны я задолжал ему
15$ и поэтому выписываю два туристических чека из полученных мной в
Седро-Вулли, и он не поняв (в темноте подвала) (деликатно, с грустными
глазами) протягивает мне в обмен скомканную пригоршню долларовых бумажек,
четыре, и одну надорванную которую бы мне в жизни не заклеить -- Кевин
немного пьян (из-за выпитого после обеда вина и всего прочего) и он говорит
"Так чего Джек, когда мы опять увидимся?", однажды шесть месяцев назад мы
пошли с ним вдвоем бродить и пристроились на задворках уотерфронтовского
железнодорожного депо с бутылочкой токайского и созерцали (как Бодхидхарма
принесший Буддизм в Китай) громадный Утес бугрящийся у подножия Телеграфной
Горки, ночью, и мы оба увидели как волны электромагнитно-гравитационного
света исходят из этой массы вещества, Кевин тогда был очень рад этой нашей
ночи вина, созерцания и брожения по улицам вместо обычного вечернего пива в
Местечке -
прощание Кевину с Евой, и отправились через Мост назад в Город -
Поэт-Игрок, так давай парень, поехали завтра с нами на скачки", зазываю я --
и влюбился ("Чувак, ты себе и представить не можешь как у Шарля Свана ехала
башня из-за всех этих девиц - !" сказал мне однажды Коди... "Марсель Пруст
не мог быть гомиком раз написал такую книгу!") -- Так всегда стоит Коди
встретить какую-нибудь симпатичную деваху как он сразу в нее влюбляется, он
шлялся за Соней по пятам и даже притащил шахматную доску специально чтобы
играть в шахматы с ее мужем, однажды он взял меня с собой и там она сидела
на стуле лицом к шахматистам и раздвинув ноги в широких брюках а потом
спросила меня "Ну как тебе Дулуоз жизнь одинокого писателя не кажется
скучноватой?" -- Я согласился, глядя на разрез ее штанов, который Коди
прозевывая ладью в обмен на пешку ясное дело тоже видел -- В конце концов
она опустила таки Коди сказав "Э, знаю я зачем ты тут ошиваешься", но все
равно оставила потом мужа (шахматную пешку) (временно исчезнувшего сейчас из
пределов видимости) и стала жить с только что приехавшим с Востока
громогласным Рафаэлем --"Заедем за тобой к Соне"
сваливать, забирай ее себе Дулуоз"
"а потом я начну собирать вещички"
двери заходит Саймон Дарловский, один, отработавший уже на сегодня свое
водителем "Скорой Помощи", а потом Джеффри Дональд и Патрик МакЛир два
старых (в смысле давно общепризнанных) поэта в Сан Фране которые всех нас
терпеть не могут --
82
его в флягу и уже основательно к ней приложиться, так что мир вокруг
становится чуть смазанным и восхитительным -- Гия заходит держа по своему
обыкновению руки в карманах юбки и говорит своим низким голосом "Короче, об
этом уже весь город знает, журнал Mademoiselle собирается в пятницу вечером
всех вас сфотографировать - "
Шилова Юлия
Самойлова Елена
Самойлова Елена
Пехов Алексей
Корнев Павел
Распопов Дмитрий