Соррильи, но название ее изменили по приказу капитана Акилеса
Рикардо, потому что "готами" либералы называли консерваторов.
Уже в дверях, предъявляя билет, Аурелиано Хосе заметил, что
капитан Акилес Рикардо с двумя вооруженными солдатами
обыскивает всех входящих. "Полегче, капитан, -- предупредил
Аурелиано Хосе. -- Еще не родился тот человек, который поднимет
на меня руку". Капитан пытался обыскать его силой, Аурелиано
Хосе, не имевший при себе оружия, бросился бежать. Солдаты не
повиновались приказу и не выстрелили. "Ведь это Буэндиа", --
пояснил один из них. Тогда взбешенный капитан схватил винтовку,
прорвался через толпу на середину улицы и прицелился.
Аурелиано Буэндиа.
что обтерлась цветочной водой и посыпала лепестками розмарина
кровать Пилар Тернеры, когда раздался выстрел. Судя по тому,
что говорили карты, Аурелиано Хосе было предначертано познать с
нею счастье, в котором ему отказала Амаранта, вырастить вместе
шестерых детей и, достигнув старости, умереть у нее на руках,
но пуля, которая вошла ему в спину и пробила грудь, очевидно,
плохо разбиралась в предсказаниях карт. Зато капитан Акилес
Рикардо, тот, кому было предначертано умереть этой ночью,
действительно умер, и на четыре часа раньше, чем Аурелиано
Хосе. Как только прогремел выстрел, капитан тоже упал,
пораженный сразу двумя пулями, пущенными неизвестной рукой, и
многоголосый крик потряс ночной мрак:
полковник Аурелиано Буэндиа!
перестала кровоточить и карты судьбы Кармелиты Монтьель были
перетасованы, более четырехсот человек прошли перед театром и
разрядили свои револьверы в брошенный посреди улицы труп
капитана Акилеса Рикардо. Понадобилось несколько солдат, чтобы
переложить на тачку отяжелевшее от свинца тело, которое
разваливалось, как намокший хлеб.
генерал Хосе Ракель Монкада, использовав все свои политические
связи, снова надел мундир и принял на себя гражданскую и
военную власть в Макондо. Однако он не рассчитывал на то, что
его миротворческая деятельность сможет предотвратить
неизбежное. Сентябрьские сообщения были противоречивыми.
Правительство заявляло, что оно контролирует всю страну, а к
либералам поступали секретные сведения о вооруженных восстаниях
во внутренних штатах. Власти признали состояние войны только
тогда, когда обнародовали решение военного трибунала, заочно
приговорившего полковника Аурелиано Буэндиа к смертной казни.
Первый же гарнизон, которому удастся захватить полковника в
плен, должен был привести приговор в исполнение. "Значит, он
вернулся", -- радостно сказала Урсула генералу Монкаде. Но тот
пока не имел об этом никаких сведений.
страну уже больше месяца тому назад. Появлению его
сопутствовали самые разнообразные слухи, согласно которым он
находился одновременно в нескольких, отстоящих на сотни
километров друг от друга местах, и поэтому даже сам генерал
Монкада не верил в его возвращение до тех пор, пока не было
официально объявлено, что полковник Аурелиано Буэндиа захватил
два прибрежных штата. "Поздравляю вас, кума, -- сказал генерал
Монкада Урсуле. -- Очень скоро вы его увидите здесь". Лишь
тогда Урсула впервые забеспокоилась. "А вы, кум, что вы будете
делать?" -- спросила она. Генерал Монкада уже много раз задавал
себе этот вопрос.
тысячью хорошо вооруженных солдат атаковал Макондо, гарнизон
получил приказ сопротивляться до конца. В полдень, когда
генерал Монкада обедал с Урсулой, залп артиллерии мятежников,
прокатившийся, как гром, над всем городом, превратил в
развалины фасад муниципального казначейства. "Они вооружены не
хуже нас, -- вздохнул генерал Монкада, -- да к тому же
сражаются с большей охотой". В два часа дня, когда земля
дрожала от артиллерийской перестрелки, он простился с Урсулой в
полной уверенности, что ведет битву, заранее обреченный на
поражение.
сегодня вечером, -- сказал он. -- Но если так случится,
обнимите его за меня, потому что, я думаю, мне его больше не
видать.
бежать из Макондо, написав предварительно большое письмо, в
котором он напоминал полковнику Аурелиано Буэндиа об их общих
намерениях сделать войну более гуманной и желал ему одержать
решительную победу над коррупцией военных и честолюбивыми
притязаниями политиканов обеих партий. На следующий день
полковник Аурелиано Буэндиа обедал вместе с генералом Монкадой
в доме Урсулы, где генерала содержали под арестом до тех пор,
пока военно-революционный трибунал не решит его судьбы. Это
была мирная встреча в семейном кругу. Но в то время как
противники, позабыв войну, отдавались воспоминаниям о прошлом,
Урсула не могла избавиться от мрачного впечатления, что ее сын
вернулся на родину захватчиком. Оно возникло с той минуты,
когда он в первый раз переступил порог дома в сопровождении
многочисленной охраны, которая перевернула вверх дном все
комнаты, чтобы убедиться в полном отсутствии какой-либо
опасности. Полковник Аурелиано Буэндиа не только допустил это,
но не терпящим возражения тоном сам отдавал приказания и не
разрешил ни одному человеку, даже Урсуле, подойти к нему ближе
чем на три метра, пока вокруг дома не расставили часовых. На
нем была военная форма из грубой хлопчатобумажной ткани без
всяких знаков различия и высокие сапоги со шпорами, испачканные
грязью и запекшейся кровью. Кобура висевшего на поясе
крупномасштабного револьвера была расстегнута, и в пальцах
полковника Аурелиано Буэндиа, все время напряженно опиравшихся
на рукоятку, читались те же самые настороженность и
решительность, что и в его взгляде. Голова его, теперь уже с
глубокими залысинами, казалась высушенной на медленном огне.
Разъеденное солью Карибского моря, лицо приобрело металлическую
твердость. Он был защищен от неизбежного старения жизненной
силой, имевшей немало общего с внутренней холодностью. Теперь
он казался выше ростом, бледнее, костистее, чем прежде, и
впервые стало заметно, что он подавляет в себе чувство
привязанности ко всему родному. "Боже мой, -- подумала
встревоженная Урсула. -- Он выглядит как человек, способный на
все". Таким он и был. Ацтекская шаль, которую он привез для
Амаранты, его воспоминания за столом, его веселые анекдоты,
лишь отдаленно напоминали о прежнем Аурелиано, как угли,
покрытые золой, напоминают об огне. Еще не успели похоронить в
общей могиле убитых, а он уже приказал полковнику Роке Мяснику
торопиться с военным трибуналом, сам же взялся за изнурительное
дело проведения радикальных реформ, которые бы не оставили
камня на камне от колеблющегося здания режима консерваторов.
"Мы должны опередить политиканов либеральной партии, -- говорил
он своим помощникам. -- Когда они наконец посмотрят вокруг
трезвыми глазами, все уже будет сделано". Именно в это время он
решил проверить права на землю, зарегистрированные в течение
последних пяти лет, и обнаружил освященный законом грабеж,
которым занимался его брат Хосе Аркадио. Единым росчерком пера
он аннулировал записи. Потом, чтобы отдать последнюю дань
вежливости, отложил на час все дела и пошел к Ребеке --
сообщить о своем решении.
тайной любви, та, чье упорство спасло ему жизнь, -- показалась
полковнику призрачным выходцем из прошлого. Эта женщина,
укутанная в черное до самых запястий, с сердцем, давно
превратившимся в золу, наверное, не знала даже о том, что идет
война. Ему почудилось, что фосфоресцирование ее костей
проникает через кожу и Ребека движется сквозь воздух, полный
блуждающих огней; в этом застоявшемся, как болотная вода,
воздухе все еще чувствовался легкий запах пороха. Полковник
Аурелиано Буэндиа начал с того, что посоветовал ей сделать свой
траур менее строгим, открыть в доме окна и простить людям
смерть Хосе Аркадио. Но Ребеке уже не нужны были суетные
мирские радости. После того как она тщетно искала их в терпком
вкусе земли, в надушенных письмах Пьетро Креспи, на бурном ложе
своего мужа, она наконец обрела покой в этом доме, где образы
минувшего, вызываемые неумолимым воображением, облекались в
плоть и бродили, словно человеческие существа, по замурованным
комнатам. Откинувшись в плетеной качалке, Ребека разглядывала
полковника Аурелиано Буэндиа так, словно это он походил на
призрак, явившийся из прошлого, и не выказала никакого
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Мурич Виктор