Чтение 35–й страницы книги ~Тихие дни в Клиши~

не доводилось бывать в колонии для прокаженных? А я как-то провел там целый
день. Это в районе Крита. Я собирался посетить Кносс, посмотреть на руины, как
меня очаровал один доктор с Мадагаскара. Он так увлекательно рассказывал о
колонии прокаженных, что я решил поехать вместе с ним. Мы волшебно провели
завтрак с прокаженными. Если не ошибаюсь, нам давали вареных омаров с окрой и
луком. А какое было вино! Синее, словно чернила. Они называли его "Слезы
Прокаженных". Уже потом я узнал, что почва была буквально напичкана кобальтом,
магнием, слюдой. Некоторые из прокаженных были довольно состоятельными людьми...
как индейцы Оклахомы. И очень жизнерадостными, хотя никогда нельзя было понять
наверняка, плачут они или смеются, -- так обезображены были их лица. Там был
один молодой американец из Каламазу. Его отец владел фабрикой по производству
бисквитов в Рей сине. Он был членом Фи-Бета-Каппа клуба Принстонского
университета. Интересовался археологией. У него очень рано сгнили руки. Но он
научился управлять своими культями. У него был приличный доход и он мог окружить
себя комфортом. Он женился на крестьянке... такой же, как и он сам...
прокаженной... Уж не знаю, как их там называют Она была турчанка и не понимала
ни слова по-английски. Но это не мешало им. Они без памяти любили друг друга.
Они общались на языке жестов. Короче, я там превосходно
473
провел время. Вино было превосходным. Вы никогда не пробовали омаров? Сначала
резина-резиной, но к этому вкусу быстро привыкаешь. Еда там гораздо вкуснее,
чем, например, в Атланте. Я как-то ел там однажды... У меня чуть не взорвались
внутренности. А как вы понимаете, заключенные едят хуже посетителей... Атланта
-- это настоящая помойка. Кажется, нам давали жареную мамалыгу и свиной жир. На
это достаточно было только посмотреть, и желудок взрывался. А кофе! Уму
непостижимо! Не знаю, как вы, а я считаю, что кофе должен быть черным. Он должен
быть чуть жирным... маслянистым таким. Они говорят, что все зависит от сушилки
для кофе, то есть жаровни.
Миссис Рубиоль не имела ничего против сигареты. (Мне показалось, что она
лихорадочно озирается в поисках другого собеседника.)
-- Моя дорогая миссис Рубиоль, -- продолжал я, поднося ей зажигалку и чуть не
опалив ей губы. -- Мне было весьма приятно побеседовать с вами. Наша беседа
доставила мне огромное наслаждение. Вы не знаете, который час? На прошлой неделе
я заложил свои часы.
-- Боюсь, мне пора, -- поспешно произнесла миссис Рубиоль, взглянув на часы.
-- Ради бога, не уходите, -- взмолился я. -- Вы не представляете, как я счастлив
общаться с вами. Вы начали говорить о Черчилле, но я грубейшим, возмутительным
образом перебил вас...
Миссис Рубиоль, несколько смягчившись, вновь скорчила гримаску...
-- Перед тем, как вы начнете, -- сказал я, приятно удивившись легкой судороге,
исказившей ее лицо, -- должен сказать одну вещь. О Уайтхеде. Я недавно упоминал
о нем. Так вот, о теории "божественной энтропии". Энтропия -- значит остановка
... как у часов. Идея заключается в том, что со временем, или, как говорят
физики, с течением времени, все имеет тенденцию останавливаться. Вопрос вот в
чем. Что будет, если наша вселенная замедлит свой ход -- и вовсе остановится? Вы
никогда не задумывались над этим? А в этом нет ничего невозможного. Конечно,
Спиноза давным-давно сформулировал свою теорию космологического часового
механизма. Из данного пантеизма логически вытекает то, что в один прекрасный
день все кончится, так повелел Господь. Греки пришли к тому же выводу лет за
пятьсот до Рождества Христова.
474
Они даже вывели идею извечного обновления, а это на порядок выше теории
Уайтхеда. Вы наверняка сталкивались с этой идеей. Кажется, она встречается в
"Вагнеровском деле". А может еще где-то... Как бы то ни было, Уайтхед, будучи
англичанином, принадлежал к правящей верхушке, само собой скептически относился
к романтическим идеям девятнадцатого века. Его собственные теории, принципы,
разработанные в лаборатории, следовали sui generis над теориями Дарвина и
Хаксли. Говорят, что несмотря на строгие традиции, которые не давали ему
развернуться, в его метафизике ясно прослеживается влияние Гекеля, -- не Гегеля,
прошу не путать -- которого в свое время называли Кромвелем морфологии.
Резюмируя вышесказанное, -- с единственной целью, -- освежить вашу память... --
Я проницательно взглянул на нее, от моего взгляда ее опять передернуло. Я
перепугался, что ее вот-вот хватит удар. Я не представлял, о чем говорить
дальше, в моей голове не было ни единой мысли. Я просто открыл рот и не
раздумывая стал продолжать...
-- Всегда существовало две школы мысли, как вы знаете, -- о физической природе
вселенной. Я мог бы вернуть вас к атомической теории Эмпедокла, для пущей
достоверности, но это только уведет нас в сторону от основной проблемы... Я
пытаюсь донести до вас, миссис Рубиоль, вот что: когда Гертруда Стайн услышала
звон гонга и объявила профессора Альберта Уайтхеда гением, она положила начало
полемике, последствия которой будут расхлебывать еще не одну тысячу лет.
Повторяю, профессор Уайтхед размышлял над вот какой проблемой: может быть,
вселенная -- это машина, которая, как и все в мире, замедляет ход, а это влечет
за собой в свою очередь неизбежное угасание жизни повсеместно, и не только
жизни, но и любого движения, даже движения вселенной. Или в этой вселенной все
же незримо присутствует принцип восстановления? Если верно последнее, тогда
Смерть теряет свое значение, и все наши метафизические доктрины -- сплошная
евхаристика и эсхатология. Но я не хочу морочить вам голову этими
эпистемологическими тонкостями. В последние тридцать лет наметился сдвиг в
направлении, указанном Св. Фомой Аквинским. Рассуждая диалектически, здесь
больше не о чем спорить. Мы выбрались на твердую почву... terra firma по
Лонгину. Отсюда и растущий интерес к циклическим теориям... доказательство
споров, возникших вокруг прохождения через меридиан Плутона, Неп-
475
туна и Урана. Не подумайте, что я детально изучал все эти теории и открытия, ...
вовсе нет! Я только хочу отметить, что по странному пространственному
параллелелизму, теории, развиваемые в одной области, например в астрофизике,
удивительным образом отражаются в остальных сферах, сферах, на первый взгляд,
абсолютно не связанных, взять например, геомансию и гидродинамику. Вы тут
упомянули аэроплан, его решающее значение на завершающем этапе этой войны. Все
верно. И все же, без точных знаний метеорологических факторов Летающая Крепость
превратится в помеху в развитии умелой, подготовленной воздушной армады.
Летающая Крепость, миссис Рубиоль, чтобы вам стало ясно, имеет такое же
отношение к механической птице будущего, как динозавр к геликоптеру. Покорение
стратосферы -- это всего лишь ступенька в развитии авиации. Мы лишь подражаем
птицам. Чтобы быть более точным, -- хищным птицам. Мы создаем воздушных
динозавров, полагая испугать полевую мышь. Но нам остается только размышлять о
древнем происхождении тараканов, чтобы дать вам наиболее абсурдный пример, чтобы
убедиться в том, насколько неэффективно было маниакальное развитие строения
скелета у динозавров. Муравья никогда не удастся запутать до смерти, равно, как
и кузнечика. Они с нами и в наши дни, поскольку они были с pithecantropus
erectus. А где теперь те динозавры, которые странствовали по первобытным степям?
Замерзли в тундрах Арктики, как вам известно...
Дослушав до этих слов, миссис Рубиоль внезапно начала по-настоящему трястись.
Проследив направление, которое указывал ее нос, ставший голубоватым, словно
брюшко кобры, в тусклом свете гостиной, мои глаза увидели нечто, похожее на
страшный сон. "Наша прелесть" Клод, сидя на коленях у Джеральда, вливал по
глоточку драгоценный элексир в пересохшую глотку Джеральда. Джеральд тем
временем играл с золотыми кудрями Клода. Миссис Рубиоль сделала вид, будто
ничего не заметила. Она достала маленькое зеркальце и начала усердно
припудривать нос.
Из смежной комнаты неожиданно показался Умберто. В одной руке он держал бутылку
виски, в другой пустой бокал. Раскланиваясь во все стороны, он нежно всем
улыбался, словно благословляя нас.
-- Кто это? -- пролепетала миссис Рубиоль, силясь вспомнить, где она видела
этого человека.
476
-- Как же, неужели вы забыли? -- удивился я. -- Мы виделись с ним в доме
профессора Шенберга прошлой осенью. Умберто -- помощник гинеколога в санатории
для шизофреников в Новой Каледонии.
-- Выпить хотите? -- предложил Умберто, уставившись в немом изумлении на миссис
Рубиоль.
-- Конечно, хочет. Дайте сюда бутылку. -- Я поднялся, схватил бутылку и прижал
ее к губам миссис Рубиоль. Дрожа и задыхаясь, совершенно не соображая, что ей
делать, миссис Рубиоль сделала несколько больших глотков и в горле у нее
забулькало. Тогда я приложился к бутылке сам и тоже проглотил изрядно.
-- Дело принимает интересный оборот, -- заметил я. -- Вот теперь мы наконец-то
можем усесться где-нибудь и спокойно без помех, удобно устроившись, уютно
поболтать, вам не кажется?
Умберто настороженно прислушивался, навострив ушки на макушке. В одной руке он
по-прежнему держал пустой бокал, другая рука тщетно шарила воздух в поисках
бутылки. Казалось, он забыл, что мы забрали ее. Казалось, у него онемели пальцы,
свободной рукой он поднял воротник пальто пиджака.
Заметив на столе позади миссис Рубиоль хорошенькую маленькую вазочку, я быстро
выбросил из нее уже увядшие цветы и щедрой рукой наполнил ее виски.
-- Будем пить отсюда, --предложил я. -- Так проще.
-- Если не ошибаюсь, вы Рыба, -- проговорил Умберто, яростно раскачиваясь над
миссис Рубиоль. -- Я вижу это по вашим глазам. Не говорите мне, когда вы
родились, скажите только дату...
-- Он имеет в виду место... широту и долготу. Назовите заодно и азимут; ему
будет проще.
-- Минутку, минутку, -- вмешался Умберто. -- Не сбивайте ее с толку.
-- Сбиваю? Ничто не собьет с толку нашу миссис Рубиоль. Я прав, миссис Рубиоль?
-- Да, -- пролепетала она.
Я поднес вазу к ее губам и влил в нее полчашки виски. В столовой Джеральд и Клод
продолжали кормление из клювика в клювик. Казалось, они забыли обо всем на
свете. В жутковатом, неестественном свете, слившиеся, как сиамские близнецы, они
мне живо напомнили акварель, которую я недавно нарисовал. Она так и называлась:
"Молодожены".
477