согласие. Его сейчас же производят в казначеи клуба. Поэтому он заказывает
себе еще порцию пива и водки и для всех гороховый суп и холодец. Союз Бодо
держится в политике демократических принципов, если не считать первых
теноров: один, владелец игрушечного магазина, консерватор, второй,
башмачник, - сочувствует коммунистам, но в отношении первых теноров нельзя
быть особенно разборчивым - их слишком мало. Заказав третью порцию, Вилли
сообщает, что он знаком с одной дамой, которая тоже может петь тенором и
даже басом. Члены союза, молчат, прожевывают холодец, они явно сомневаются.
Тут вмешиваемся мы с Георгом и подтверждаем способность Рене де ла Тур петь
двумя голосами.
раздаются бурные аплодисменты. Рене заглазно тут же избирается сначала
членом, а затем и почетным членом союза. По этому случаю Вилли заказывает
для всех по кружке пива. Бодо мечтает о вставках, исполняемых загадочным
сопрано, вследствие чего на певческих праздниках другие союзы просто с ума
сойдут, вообразив, что в клубе у Бодо есть евнух; Рене, конечно, придется
выступать в мужском костюме, иначе их союз должен будет перейти в разряд
смешанных хоров.
Во всех регистрах!
площадью; он, как старый солдат, еще ждет, что где-нибудь в засаде сидят
хранители национального гимна. Но ничего не происходит. Рыночная площадь
мирно покоится под звездами. В пивных распахнуты окна. Из клуба Бодо мощно
льется песня "Кто тебя, прекрасный лес, вырастил на тех вершинах?".
ты счастлив?
острие иглы?
захлебнулось в потоках дождя, стало холодно, и доллар стоит сто двадцать
тысяч марок. С ужасным треском отваливается часть кровельного желоба, и
вода, низвергающаяся перед нашим окном, похожа на стеклянную стену. Я продаю
двух надгробных ангелов из неоглазуренного фарфора и венок из иммортелей
какой-то хрупкой маленькой женщине, у которой двое детей умерли от
гриппа. В соседней комнате лежит Георг и кашляет. У него тоже грипп, но он
подкрепился кружкой глинтвейна, который я ему сварил. Кроме того, на постели
вокруг него разбросано с десяток журналов, и он пользуется случаем, чтобы
получить информацию о последних великосветских бракосочетаниях, разводах и
скандалах в Канне, Берлине, Лондоне и Париже. Входит Генрих, как всегда в
полосатых брюках с велосипедными зажимами и в темном дождевике в тон брюкам.
- осведомляется он с неподражаемым сарказмом.
мраморная доска, несколько решеток - будни смерти, ничего особенного. Потом
он в нерешительности переминается с ноги на ногу, греет зад у холодной
печки, рассматривает образцы каменных пород, которые уже лет двадцать лежат
на полках в нашей конторе, и наконец выпаливает:
обанкротимся!
оправдываетесь? Вам и так каждый поверит.
Вюстрингене...
случай, он сам во всем виноват. Я то имею в виду, как вы там обошлись со
старостой Деббелингом и в довершение всего предложили вдове столяра
бесплатное надгробие.
породе людей, которые никогда не сомневаются в правоте своих взглядов, - это
делает их не только скучными, но и опасными. Из них и состоит та меднолобая
масса в нашем возлюбленном отечестве, которую можно вновь и вновь гнать на
войну. Ничто их не в состоянии вразумить, они родились "руки по швам" и
гордятся тем, что так и умрут. Не знаю, существует ли этот тип в других
странах, но если да, то наверняка не в таких количествах.
беседовал со старостой и все уладил. Этим мы только ему обязаны. Теперь мы
можем снова поставлять надгробные памятники в Вюстринген.
тройной оклад - как художнику, как бухгалтеру и как заведующему рекламой. А
кроме того, хорошо, что мы не на военной службе, иначе вы стояли бы передо
мной навытяжку. Впрочем, если хотите, я могу как-нибудь позвонить вашим
конкурентам - Хольман и Клотц сейчас же возьмут меня к себе.
человека убили! Оборвалась человеческая жизнь! Для кого-то погибла целая
вселенная. Каждое убийство, каждый смертельный удар - все равно что первое в
мире убийство - Каин и Авель, все начинается сызнова. Если бы ты и
твои единомышленники это когда-нибудь поняли, то на нашей благословенной
планете мы не слышали бы столько неистовых призывов к войне!
позорного Версальского договора!
него веет ароматом крепкого глинтвейна. - А если бы войну выиграли мы, то,
разумеется, засыпали бы наших противников подарками и изъявлениями любви,
да? Ты забыл, чего только ты и тебе подобные не собирались аннексировать?
Украину, Брие, Лонгви и весь рудный и угольный бассейн Франции! Разве у нас
отобрали Рур? Нет, мы все еще владеем им! И ты будешь утверждать, что наш
мирный договор не был бы в десять раз жестче, если бы только нам дали
возможность диктовать его? Разве я не слышал, как ты сам на этот счет
разорялся еще в 1917 году? Пусть Франция, дескать, станет третьестепенной
державой, пусть у России аннексируют громадные территории, пусть все
противники платят контрибуцию и отдают реальные ценности, пока их совсем не
обескровят! И это говорил ты, Генрих! А теперь орешь вместе со всей бандой о
несправедливости, учиненной над нами! Просто блевать хочется от вашего нытья
и воплей о мести. Всегда у вас виноват кто-то другой! Так и несет
самоупоенностью фарисеев; разве вы не знаете, в чем первый признак
настоящего человека? Он отвечает за содеянное им! Но вы считаете, что по
отношению к вам совершались всегда только одни несправедливости, и вы лишь
одним отличаетесь от Господа Бога - Господь Бог знает все, но вы знаете
больше.
красное, как его пижама, и даже лысина порозовела. Генрих испуганно
отступает. Георг следует за ним - он в полной ярости. Генрих продолжает
отступать.
Понимаешь ты, к чему это приведет, если у обоих будет грипп?
пижаме, потного от бешенства, и Генриха в выходном костюме, одержимого одной
заботой - как бы не подхватить грипп. Эту сцену наблюдает, кроме меня, Лиза;
она в халате из материи с набивными изображениями парусных судов и, несмотря
на отчаянную погоду, чуть не вся высовывается из окна.
словно занавес из стеклянных бус. В комнатах так темно, что девушки уже
зажгли свет. Кажется, будто они там плавают, как дочери Рейна у Вагнера. Под
огромным зонтом, похожим на черный гриб, через двор бредет столяр Вильке.
вашей комплекции смертелен!
коммунистическую партию?
нелояльная демонстрация по отношению к ее мужу Вацеку, убежденному
национал-социалисту и будущему директору бойни. Георг раскланивается, прижав
руку к сердцу.
как фонтан.
напротив, этот кусок жизни, в распахнутом халатике, с ослепительными зубами,
полный смеха! Что мы тут делаем? Интересно, почему мы не взрываемся, как
Аникина Наталья
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Конан-Дойль Артур
Каргалов Вадим
Емилина Ника