состязается, чтобы получить в награду патефончик или еще что-нибудь в этом
роде, так это ни о чем не говорит.
хорошо работать, потому что нельзя Тайну превратить в Игру. Игра связана с
праздничным азартом и проходит вместе с ним, а Тайна связана с жизнью, и
может, вместе с жизнью она покидает крестьянина, а то, может, он уносит ее с
собой на тот свет, чтобы и там она его тешила, если вообще есть тот самый
свет.
в селе Чегем, как и во многих других горных селах, открыли школу. Пусть наши
дети и внуки, думал он, учат грамоту, пусть среди этих чесучовых кителей
будут наши люди, которые, может быть, в конце концов откроют глаза этим
горлопанам и втолкуют им самую суть крестьянского дела.
они не высказывали, потому что этого и не передать словами, потому что об
этом ни с кем и не говорят, потому что своему это и так понятно, а чужому не
скажешь, потому что Тайна, она потому и Тайна, что связана со стыдом.
школах, к тому времени, когда они понадобятся на чесучовых должностях,
пожалуй, забудут о Тайне или сделают вид, что ее не существует, может, эти
самые чесучовые кители им выдадут в самый раз, как только определится, что
они окончательно оторвались от своих. И все-таки...
отцовской печали, затаит ее в самой глубине своей души, притворится ничего
не помнящим, и ему, по этому случаю, даже раньше, чем остальным, выдадут
чесучовый китель...
кабинете самого Большеусого и тут-то выворотит ему всю правду, одновременно
расстегивая и скидывая чесучовый китель. И тогда задумается Большеусый и
скажет:
нашего имени. Пусть они живут как хотят, только пусть налоги платят
исправно. А я займусь своими рабочими и не будем друг другу мешать...
бы его завалили нашим добром до самых усов. Да разве скажет?
к своей зубной боли: "Что делать? Кумхоз идет! Кумхоз!"
самого белого козленка, связал ему ноги, взвалил на плечи и, заткнув за пояс
топор, вышел со двора.
все приходили к молельному дереву часа через два, когда все будет готово.
рядом со скотопрогонной тропой.
дар божеству, то есть резали козла или барана, мясо варили и ели, а голову
вешали на железные крючья, вбитые в ствол. Если крючья были заняты, то
головы тоже варили и ели. Было замечено, что в последние годы, когда из
долин стали пригонять колхозный скот, некоторые пастухи, принося жертву,
съедали жертвенные головы, даже если крючья и не были заняты. Авось
обойдется, рассуждали они, да еще неизвестно, как относится божество,
охраняющее четвероногих, к колхозному стаду.
и наполовину высохший от прожегшей его когда-то молнии. Часть веток высохла,
но часть еще зеленела и продолжала плодоносить. Толстая виноградная лоза
обвивалась вокруг него и расплеталась у вершины по всем веткам. Виноград на
высохших ветках, словно в утешение за этот удар молнии, бывал особенно
обильным и сладким.
сильном ударе издавал вибрирующий звон, долго не затихавший. Он звенел и
гудел, как гигантская струна, протянутая от земли к небу.
стрел и лезвие грубого старинного топора, всаженного на такой высоте, на
какой и всадник не мог бы достать. Может быть, из-за этого лезвия жители
Чегема считали, что в этих местах когда-то обитали великаны.
приходили замолить божество, да и просто пастухи, которых ночь заставала
поблизости, потому что для привала место было удобное -- и вода поблизости,
и шатер уцелевших веток такой плотный, что дождь и в непогоду почти не
просачивался сквозь него.
подножию дерева, пробормотал несколько дошедших до него слов-заклинаний и,
вынув из-за пояса топор, по принятому обычаю со всей силы всадил его в
упругий ствол.
вершины и растаял в небе. Старый Хабуг, потрясенный догадкой, слушал, пока
звук совсем не растаял в небе. Тогда он одним сильным качком вытащил топор
из ствола и снова его всадил в дерево.
замолк в бесконечном небе. Старик растерялся. Он ожидал более сложного,
более загадочного ответа божества, которое надо было бы еще толковать и
толковать, а это было слишком ясно и потому страшно. Старик вытащил топор и
снова ударил по стволу.
стал бить и бить по стволу обухом.
дерева.
последний раз прислушался к безнадежному звуку и взялся за козленка. Он
перерезал ему ножом глотку, дал стечь крови к подножию дерева, потом
подвесил его за ножку к одному из вбитых в ствол крючьев. Освежевав тушку,
он снял ее с крюка и воткнул туда головку козленка с открытыми
перламутровыми глазами, с рожками, как два любопытных росточка
приподнявшимися над белым пушком лба.
спустившись к роднику, тщательно вымыл и котел и мясо. Потом он набрал в
котел воды и снова поднялся наверх, подправил камни открытого очага,
поставил на них котел, набрал сухих веток и разжег огонь.
ветках папоротника и ела дымящееся мясо козленка, разложенное на этих же
ветках.
сын, загнанный обстоятельствами в родной дом и вынужденный пребывать в
застольном смирении.
сдал колхозу половину своего четвероногого имущества.
во двор сельсовета и вместе с комсомольскими активистами пересчитал его и
отделил пятьсот голов.
посмотреть, как сам Хабуг будет вступать в колхоз. Старик вел себя с
достоинством и ничем не выказывал своего отношения к происходящему.
активистам, что вели учет сданному скоту, один из них зажал нос и
отвернулся, потому что пастух за многие годы пастушества насквозь пропах
козлом.
глядишь, к следующему году с твоего сына выветрился бы козлиный дух.
ответил:
слова Хабуга не понравились, но он промолчал.
стадом, люди видели, как он концом башлыка утирает слезы. Так вот и
удалялся, утирая слезы, что мне кажется плодом фантазии крестьянских
мифотворцев, как бы подготовляющих слушателя к тому, что случилось дальше.
оставшиеся козы с блеяньем ринулись за ним. Несмотря на старания активистов
удержать и загнать их назад, они прорвали эту оборону и стали перемахивать
через ворота, а потом и ворота проломали. По словам очевидцев, козы не то
чтобы влились в стадо, а прямо-таки старались впрятаться в него, втиснуться
в самую середину. Говорят, вся эта сцена произвела на собравшихся крестьян
тяжелое впечатление. Они решили, что скот не хочет идти в колхоз, потому что
предчувствует свою гибель.
случившееся было заранее продумано и разыграно старым Хабугом по
договоренности с сыном, если не с самими козами.
козы.
проламывают ворота сельсовета.
пальцем в небо. Все понимали, что Хабуг имеет в виду Большеусого, хотя
доказать это было невозможно.