Чтение 35–й страницы книги ~Там, где нас нет~

вперед с неожиданной быстротой, схватили друзей и потащили на каменную
грудь.

Ребра богатыря трещали, и треск этот далеко разносился в морозном воздухе.
Наконец страшные пальцы разжались, варкалап посадил побратимов на ладонь и
стал осторожно трогать пальцем. Каменные губы при этом вытянулись дудкой,
каменный язык заходил туда-сюда, издавая гулькающие звуки.

Принц, выбиваясь из сил, колотил пленителя бесполезной дубинкой. Она
попросту отскакивала.

- Ы, ы, ы, - сказал варкалап.

Жихарь поглядел вниз. Верный Будимир не улетел далеко, он даже подпустил
жару в перья, чтобы друзья видели его в темноте и надеялись.

- Подпеки ты его сзади, что ли! - крикнул ему Жихарь, но у петуха, видно,
другое было на уме. - Отпусти нас, дурила каменная! - заорал Жихарь на
варкалапа. - На что мы тебе сдались?

Шершавый холодный палец с необычайной нежностью и осторожностью коснулся
его щеки.

- Тю-у, тю-у! - сказал варкалап и добавил что-то совсем непонятное. Яр-Тур
тихонько вскрикнул.

- Все дело в наших лицах, сэр Джихар! Я разобрал кое-какие слова. Он не
сделает нам дурного...

Тут Принц заметил, что сам-то все еще лупит варкалапа дубинкой, и прекратил
это дело.

- В каких таких лицах?

- Мы с ног до головы покрыты каменной пылью, - зашептал Принц (боялся,
видно, что варкадап тоже его поймет). - Он принимает нас за детенышей, за
маленьких варкалапчиков...

- А-а, - сообразил Жихарь, опрокинулся на спину, стал сучить ногами и
руками, агукать самым гнусным образом. Великан этому чрезвычайно
обрадовался и стал легонько подбрасывать пленников на ладони, баюкать,
чтобы не плакали. Да ведь не в колыбельке дело было, чуть кости не
переломали. Жихарь прикусил язык. Наконец каменный пестун угомонился и стал
просто раскачивать ладонь туда-сюда. И загудел каменную же колыбельную.

- Кажется, он не собирается нас убивать, - определил Принц.

- Зато мороз нас убьет. Но замерзать, говорят, даже приятно и незаметно...

Яр-Тур вскочил, стал прыгать на месте и обнимать себя, чтобы согреться.
Варкалап бережно, но неодолимо положил его пальцем обратно и даже вроде
прицыкнул.

- А вот сейчас, - сказал богатырь, - как достанет он каменную титьку да как
начнет нас кормить...

- Но, сэр Джихар, - возмутился Принц, - разве варкалап не мужского рода?

- Они двуснастные. Китоврас таких гермафродитами зовет.

Видно, варкалап, и точно, разумел человеческую речь. Полез свободной рукой
за пазуху, покопался и добыл из себя нечто вроде каменной груди, только
сосок был с человечью голову.

- Благодарим вас, сэр Варкалап, но мы пока не голодны...

- Да ты только вид сделай, - зашипел Жихарь. - А то станет у него молоко в
грудях гореть, он и осерчает.

В воздухе разносился резкий незнакомый запах.

- Вы правы, сэр брат. Эта жидкость действительно должна гореть, ведь на ее
основе готовится ужасный греческий огонь. У нас ее зовут каменным маслом.

Скоро натекла целая лужица. Жихарь нарочито громко причмокивал, хвалил
варкалапово молочко, потом додумался.

- Будимир! - закричал он. - Лети к нам, может, выручишь! А убежать потом
всегда успеешь...

Будимир подчинился и вспорхнул наверх. Жихарь ухватил его за ноги и стал
трясти из стороны в сторону, а языком изображал, как будто перекатывается
сухой горох, - пробовал выдать Красного Петуха за младенческую погремушку.

Варкалап умилился такому сообразительному детенышу.

- Запали каменное масло, - попросил Жихарь. - А то ведь заколеем вконец...

Он поднес, играючи, петуха к лужице. Будимир небрежно чиркнул крылом, и на
ладони варкалапа засверкали красные языки.

- Теперь держись, - сказал Жихарь всему отряду. - Неведомо, как это ему
поглянется. Может, прихлопнет нас другой ладошкой...

Но варкалап, казалось, ничего не чуял - камень разогрелся, стало повеселее.

Наконец побратимы совсем согрелись. Варкалап сидел не шевелясь, уставился
на огонь.

- А теперь, - не разжимая губ, сказал Жихарь, - теперь мы попробуем
спуститься вниз и добраться до пещеры. Ему туда не пролезть - я прикинул.
Да и все равно бежать больше некуда.

Будимир понимающе унял все искорки на перьях и занял свое место на шляпе.

Спускались осторожно, благословляя бесшумную обувку. Завороженный пламенем
варкалап даже не дрогнул. Достигнув площадки, они не рванули с ходу - все
равно ведь успеет перехватить, если захочет, - а пятились не торопясь,
достигли входа и продолжали отступать в темноту все так же медленно, пока
Жихарь не сказал:

- Ну, теперь ему не дотянуться. Сначала они подумали, что начался горный
обвал. Потом сообразили - это ревет пораженный в родительских правах
варкалап. А может быть, его припекло как следует или молоко в грудях
загорелось, как предсказывал Жихарь, только забушевал гранитный
гермафродит, заплакал, забился башкой об скалу.

- Смотри ты, чувствительный какой! Завалит он нас тут, тварюга...

- Это не беда, - заявил Принц. - Здесь такой ужасный сквозняк, что
наверняка есть другой выход. Нам остается только бежать вперед, а сэр
Будимир со свойственной ему любезностью осветит нам путь.

И недолгим оказался этот путь сквозь каменную толщу, никто по дороге не
приставал, не завывал и не пугал, прячась за поворотами. Будимир сиял ровно
и надежно. Но на свет выходили все равно с опаской, хотя там ничего
страшного не было.

Впереди расстилалась зеленая равнина, кое-где потревоженная невысокими
холмами. Солнце светило как надо, никакой туман глазу не препятствовал,
высоко над головами трепетал не окаянный Демон, а просто жаворонок.
"Проскочили", - подумал Жихарь, но через плечо все-таки плюнул.

- А где же горы?

Но никаких гор не было. На том месте, где они, как им казалось, вышли из
пещеры, стоял Пропп, вроде бы недавно вытесанный со всем возможным тщанием,
и так-то ласково улыбался.

- Привал, - объявил Жихарь. - Поклонимся дедушке сказкою. Так и быть,
пожертвую самую заветную - берег для большого застолья, для почетного пира,
да уж ладно...

На самом же деле новеллу Жихарь же и сочинил.

- Было это давно и неправда. Жил на свете богатырь. На мечах не из первых,
на коне других не лучше, силы заурядной. Одно только и отличало его от
прочих - лютость и ярость до женского рода.

Его так и прозвали за это - Хотен Блудович. Никому не было от него проходу
- ни пресветлой княгине, ни деревенской дурочке. Ходил промеж дворов,
промеж городов, собирал сладкую свою дань. Его уж и учили, и били, и в
темницу сажали, а все напрасно. Один раз даже связали, охолостили поганым
ножом, так веришь ли - выросло новое хозяйство, лучше прежнего. У него ведь
все ведьмы и ворожеи в подругах были. Ходил, ходил Хотен Блудович во всей
земле, из края в край. В Неспании, к примеру, его, не чинясь, именовали -
дон Хуан.

Путешествовал он, значит, метался и вдруг прослышал, что в некоторой земле
в хрустальном гробу спит невиданная красавица. Это его и уязвило - всех не
спящих-то красавиц он уже на десять рядов перебрал. Зажглось у него
ретивое, белый свет не мил, не ест, не пьет, глядеть ни на кого не хочет.
Дай да подай ему зазнобу с хрустального гробу.

Едет он, едет, то у ясного солнышка дорогу пытает, то светлый месяц
вызывает по этому же делу, а то и к вольному ветру привяжется: укажи,
покажи. Они бы и рады от зануды избавиться, а сказать-то нечего. Так, для
порядку соврут что-нибудь. Едет. Борода уже по грудь выросла, добрый конь
на ходу пал. Пешком ползет, все равно как мы!

На какой-то день входит в темный лес. В лесу, сам хорошо знаешь, избушка на
столбах, на собачьих пятках, в избушке старая старуха, да такая противная:
нос в потолок врос, титьки на клюку намотаны, сопли через порог текут...

Ну вот, видишь, даже побратиму моему вчуже худо сделалось, а каково же
Хотену Блудовичу? Но перемогся, поклонился вежливо: пособи, бабушка, моему
горю. Пособлю, говорит старая карга, только полезай за это ко мне на
полати, в кольцо со свайкой играти!

Не стерпел Хотен Блудович, стянул ее за волосы редкие на пол и давай
охаживать ножнами: вот тебе кольцо, вот тебе свайка, вот тебе ступа, вот
тебе толкач! Взмолилась старая о пощаде. Помиловал ее любострастный
богатырь, и указала она ему дорогу. Иди, говорит, прямо в лес, а в лесу
ругай во весь голос лешего. Леший обидится, заведет тебя неведомо куда, а
тебе того и надо! Там и лежит твоя любушка, словно маков цвет.

Не соврала старая - это мы тебе с побратимом можем подтвердить, сами в тех
страшных краях побывали. Только мы при этом лишились всего, а Хотен
Блудович как-то выкрутился, пришел в те места честь честью.

Смотрит - площадь, да такая красная, пригожая! Каменные дома, стена из
красного кирпича! Люди одеты по-чудному, вот как мы, говорят еще того хуже,
а вдоль стены народ один за одним в череду стоит: мужики, бабы, малые дети.
И заходят по одному в склеп, а у дверей стоят стражники с короткими
копьями, вроде живые, а вроде и неживые. Стерегут, чтобы народ валом не
валил.

Ну, Хотен Блудович не стал себя невежей выказывать, встал в хвост, стоит,
терпит, не знает, куда по нужде пойти. Смотрит на соседей и думает:
"Стойте, стойте, дурачье! Зря ведь стоите! Не знаете того, что следует
хрусталь богатырским кулаком разбить да красавицу поцеловать!
Нецелованная-то она у вас весь век беспробудно пролежит!"

Ну, кое-как дождался своей очереди. Тут у него меч отбирают, с мечами,
говорят, нельзя. Ладно. Входит в склеп. Кругом темно, один только гроб