- Он с другом приехал, ух, какой парень! Кремень! Пойдем, познакомлю. Не
хочешь? Ну, черт с тобой. Пойдем так, нам же по дороге, родной ты мой
профессор, дорожка-то у нас общая, - Афанасич обнял Пригожина и измочил
ему седую бороду.
направился на свою половину. Не успел Пригожин зайти в свой кабинет, дабы
ознакомиться с содержимым кожаной папки, как появился любимый ученик.
Ильич и выложил желанному гостю все, что сегодня с ним произошло. - Ну что
ты улыбаешься, это же какое-то сумасшествие, Сережа. Ты знаешь, там было
написано: "С приветственным словом выступит И.И.Пригожин."
как улыбается человек, выполнивший давно задуманное дело.
подарок товарища Романцева.
содержимое, угрюмо закрыл ее и с отвращением забросил в дальний угол
кабинета. Вот теперь Илья Ильич понял, что все гораздо серьезнее. Потом он
часто вспоминал, как звонко шлепнулась о пол кожаная оболочка областных
показателей, как будто здесь, в кабинете, или по крайней мере где-то
здесь, рядом в доме, какому-то неприличному человеку наотмашь влепили
пощечину. Это был вызов, настоящий отчаянный вызов навязанному свыше
устройству мира. Рушились эпициклы и дифференты, с хрустальным звоном
крошились небесные сферы, медленно, потихонечку, с электрическим треском,
сначала слабо, а потом все смелее и смелее подалась матушка земля,
освобождая пространство вселенной от идей центрального устройства. У Ильи
Ильича даже заныло плечо, словно к смене погоды. Да, погода менялась.
Наступало новое, непредусмотренное метеоцентром похолодание.
площади перед государственным домом, ожидая, когда наконец из дверей
выйдет отец. Холодный пронзительный ветер, будто сорвавшийся с цепи злой
пес, носился по площади, поднимая то тут, то там вихрастые снежные
воронки. Вначале это ее немного развлекало. Снежные вихри покачивались
словно кобры, завороженные монотонным степным воем. Ей казалось: во всем
окружающем мире только и есть, что одна бескрайняя снежная степь, и что
площадь отгорожена от степи только музеем и полукруглым государственным
домом. И нет никакой такой Северной Заставы, нет ее дома, нет библиотеки,
а есть только эта площадь да еще эта тяжелая дубовая дверь, из которой все
никак не выходит отец. И ждать больше не было сил. Она замерзла. Ей
чудилось, что все ее бросили одну наедине с вьюгой, с этой колонной, с
этим ее ожиданием. В голову лезли всякие дурацкие мысли. Она уже была
готова поверить во что угодно. Или отец не пришел вообще, или он пришел, и
его...
той самой веточкой, сломанной на берегу речки Темной. Она уже столько раз
проделывала эту операцию, что разуверилась в успехе окончательно. Не
ожидая никакой реакции, ее глаза полуавтоматически скользнули по стеклу, и
тут ей показалось, что через запыленное, столетиями немытое окно на нее
смотрит Евгений. От неожиданности она даже отпрянула назад, но тут же,
почти присев, наклонилась к окну. На этот раз там уже ничего не было
видно. Да нет, ей не показалось. Она точно видела широко раскрытые,
прозрачные для внешнего света глаза Евгения. Но это было всего лишь
мгновение, и сколько она потом ни напрягала близорукие глаза, все было
бесполезно. Соня еще немного постояла у окна и, чтобы окончательно не
замерзнуть, решила идти домой и выяснить, там отец или нет.
увлечением писал.
нее и тут же опять принялся скрипеть пером.
бесполезно. Но сейчас подошла к нему и холодной с мороза рукой потрясла
его за плечо.
вопросами. - Я не пошел, Сонечка. Подожди, все это пустяки.
чуть не плакала. - Ты же обещал... Ты говорил, Сергей Петрович поможет...
да! Завтра мы с ним... В общем, тут такое, Соня! - глаза его горели
юношеским естествоиспытательским огнем.
сейчас это не главное. Ты не беспокойся...
наспех набросанными туда предметами первой необходимости.
заметила, что в доме нетоплено, и Илья Ильич выдыхает морозный пар. Она
поправила платок и теперь услыхала, как со второй половины дома доносится
завывание гармони и пьяное разухабистое пение.
вот, послушай, Соня, еще один голос... Нет, послушай, какой голос!..
красавец, как тянет. Баян - это не шутка.
космический посадочный бот.
пальто и, укрывшись им, легла на кровать. Здесь она быстро согрелась и
уснула. Тепло шло не только от старого маминого пальто, но и с другой
половины дома. Там к вечеру хорошенько протопили и кое-что перепало
пригожинской половине.
далекие картины детства. Дело было в феврале. Маленькую ученицу третьего
класса задержали школьные дела и домой ей пришлось возвращаться
одной-одинешенькой, да еще по темным пустынным улицам Северной Заставы.
Было очень темно, из трех фонарей горел один. И пока она шла от одного
пятна желтого света к другому, на нее наваливался со всех сторон колючий
безлунный мрак. В эти моменты улицу обступали темные дикие звери с еле
мерцающими желтоватыми глазами. Было страшно повернуть голову. Страшно и
холодно. При любом незначительном движении колючий мороз тут же забирался
в небольшие щелки и жалил нежную детскую кожу. Мороз был редкий даже для
здешних северных зим. На таком морозе вырастали особые крупные снежинки с
прекрасными преломляющими свойствами. Желтый свет вольфрамовой спиральки
из редких фонарей рассыпался в темноте пригоршнями драгоценных и
полудрагоценных камней. Барское излишество холодной ночи тоже пугало Соню.
Ей казалось, какие-то недобрые люди разграбили городской музей и, убегая,
впопыхах бесхозяйственно обронили вдоль дороги расхищенное народное добро.
Миновав очередное светлое пятно и погрузившись в холодный мрак, она вдруг
подняла к небу глаза и обнаружила безвоздушное космическое пространство,
обильно утыканное молочными звездами. Оттуда, из однородных пустынь
Вселенной, повеяло леденящим детскую душу арифметическим порядком. Два
плюс два. Три плюс три. И еще, еще... Можно было складывать бесконечно,
покоряя безжизненные пространства с помощью одного математического закона.
Таким простым показалось Соне это ночное небо, что она от удивления
задрала голову вверх, не понимая, где же там могут прятаться идеальные
существа, о которых так много рассказывал ей отец. Прошагав с задранной
вверх головкой какое-то время, она вдруг почувствовала, что кто-то больно
ударил в грудь, да так сильно, что звезды словно молочные зубы посыпались
во все стороны со своих насиженных мест. Дальше она бесчувственная лежала,
накрытая сверху ранцем, и бессознательно пыталась выдернуть ногу из
вмороженной в ледяную дорогу проволочной петли. После подошел к ней
соседский худощавый паренек, потрогал за плечо, поднял ее на руки и понес,
словно раненую, домой. Разбуженная наконец шаганием, она приподняла
длинные ресницы и увидела маленькие блистающие в темноте глаза.
Черепнин Владимир
Земляной Андрей
Зыков Виталий
Дальский Алекс
Маккарти Кормак
Доставалов Александр