переложил из папки "загона" к себе поближе новую стопку
исписанных листов.
отобьюсь...
ансамбле на Компрессорном заводе.
Пескаревки. В киоске, распространявшем на всю округу
сладко-масляный аромат свежей выпечки, я купила несколько
горячих коричневых пончиков, обсыпанных сахарной пудрой.
Остановилась напротив прокуратуры и с наслаждением жевала
мягкие поджаристые колесики пончиков, одновременно испытывая
стыд и раскаяние из-за своей обжорской слабости.
двое, милицейский лейтенант и штатский, который что-то
сказал в открытое окно сидящему за рулем сержанту милиции, и
они отправились в здание.
вход в прокуратуру и увидела, как распахнулась дверь.
Появился тот лейтенант, за ним шел Ларионов. Под руку его
держал человек в штатском.
что случилось ужасное. Столбняк обрушился на меня, я
замерла с пончиком в руке, ноги отнялись, я не могла
пошевелиться.
людей, занятых обыденным, раз и навсегда надоевшим делом.
синюшно-бледный, затравленно озираясь, крутил головой по
сторонам, видимо, искал меня, пока не встретился со мной
глазами. И тут столбняк, напавший на меня, прошел.
впереди, уже открыл дверцу "Волги" и показывал рукой
Ларионову, чтобы он садился на заднее сиденье. Ларионов
резко отодвинул его и рванулся мне навстречу. В тот же
момент лейтенант и штатский схватили его за руки и стали
тянуть в машину, но Ларионов уперся ногой в порог "Волги", и
лица его конвоиров вмиг перестали быть скучными, напряглись
и покраснели от злости.
Меня арестовал Бурмистров!.. Совсем!.. В тюрьму!.. Найди
таксиста и Риту!..
сиденье и тоже поволок Ларионова в машину, зажимая ему рукой
рот, и я слышала только тяжелое пыхтение конвоиров и
страшный горловой клекот Ларионова.
всех найду!
машину и, отбиваясь ногами, быстро опустил стекло двери с
моей стороны - я была уже рядом с машиной. Сзади на него
навалился штатский, шофер истошно крутил стартером мотор, а
Ларионов успел сказать:
помчалась по улице.
помню, когда я плакала. А тут схватило за сердце - не могла
остановиться. Я плакала, как на похоронах. Мне жалко была
Ларионова, себя, детей, я плакала о беспомощном Старике, об
уходящей жизни, о нашем бессилии перед бессмысленной
жестокостью бездушной машины.
по лицу косметика, и ни один человек не остановился, никто
не спросил: что с тобой?
надо делать, пока вдруг не почувствовала на своих плечах
чьи-то тяжелые руки, и знакомый голос откуда-то сверху
гремел:
мной стоял Сашка Жигунов.
держимордой и тюремщиком... Совести ни у кого у вас нет!..
плечи и повел прочь от прокуратуры. - Ну-ка соберись, будем
думать, что делать...
сердито. - Я же ему, дураку, тогда говорил, что кончится
именно этим. Он, видишь, достоинство хотел отстоять! За
это платить надо...
правда вот, к сожалению, не всегда есть. И не везде. Да
ладно, что об этом сейчас рассуждать... Есть только один
способ помочь твоему Ларионову...
спарринг-партнеров. Доказать неоспоримо их вину...
просила именно об этом!
на службе! И вылететь с работы не хочу! Ты сама что-нибудь
разузнала?
с ними в машине была женщина, с которой путается Чагин. Они
ее укрывают от следствия. Но не знаю, как найти ее.
Почти наверняка...
в городе?
усмехнулся Жигунов. - Судя по тому, где компашка
перехватила такси, они отдыхали в "Актере". Фешенебельный
кабак, и скорее всего они должны были там развлекать кишки.
Ты знаешь кого- нибудь в "Актере"?
документы. А с тобой мы встретимся в три часа дня у входа в
"Актер". Только давай больше не нюнить. Приведи свой фейс
в порядок и держи хвост пистолетом. Чего-нибудь
сообразим...
Жигунов уже нетерпеливо расхаживал у входа.
смягчился Сашка. - Пошли, времени мало...
показывая на табличку "Свободных мест нет". Жигунов резко
застучал кулаком в стекло, на лице швейцара неспешно
проплыли гримасы-маски - удивление, гнев, внимание, интерес,
смущение, удовольствие, огромная радость. - Последняя
маска, щедро гарнированная медовой улыбкой, распахнула перед
нами дверь.
давно нас не посещали, - сочилась патокой маска в синей
фуражке с галуном.
вас порядок, мир да благодать...
запрещающую табличку у двери, половина столов была свободна.
Непостижимая тайна для меня - подозрительное бескорыстие
рестораторов, старающихся любой ценой отогнать от себя