выполнением своих прямых обязанностей, выбивая из пленных федералов
информацию.
ситуацию. Ей казалось, что в задуманном Ахметом представлении может крыться
возможность побега, но как реализовать этот призрачный шанс, она не знала.
Все сценарии, которые она пыталась разыгрывать в воображении, кончались
одинаково: пулей в спину и немного позже, когда она будет корчиться в
холодной мартовской грязи, как выброшенная на берег рыба, милосердным
контрольным выстрелом в голову. В окончательном виде ситуация выглядела
просто: она, Марина Шнайдер, перестала быть хозяйкой собственной судьбы и
ничего не могла изменить. Человек, заплативший за нее унизительно маленькую
сумму в две тысячи долларов, мог заставить ее делать все, что взбредет ему в
голову: снимать на видеопленку расстрел, исполнять оперные арии или ублажать
вернувшихся с ночной вылазки боевиков. Она же при этом могла либо безропотно
подчиняться, либо умереть, и Марина с ужасом поняла, что способна принять
подобное положение вещей как данность. Организм перестроился на аварийный
режим работы без участия мозга: тело хотело жить, и ему было наплевать на
такие абстракции, как законность, нормы морали и права человека. Марина была
вынуждена признать, что из нее так и не получилось хорошего охотника за
сенсациями; более того, из нее не вышло даже того, что она сама привыкла
называть настоящим человеком. Ее гордость, независимость и бесстрашие
продержались до первого настоящего испытания, а потом просто развеялись как
дым.
постарайся выжить.
поняла, что говорила по-русски, хотя давно привыкла считать этот язык чужим.
тронутую плесенью горбушку черного хлеба и кружку отдающей ржавчиной воды.
Марина молча приняла этот щедрый дар, с большим трудом удержавшись от того,
чтобы сказать ?спасибо?, и, как только дверь за ее тюремщиком закрылась, с
жадностью набросилась на еду.
вручил ей видеокамеру. Индикаторный глазок видеокамеры тепло подмигивал,
сигнализируя, что аккумулятор заряжен и камера готова к работе. Утро
выдалось хмурым, но достаточно тихим - ни дождя, ни ветра не было. В воздухе
пахло печным дымом и приближающейся весной. На грязном школьном дворе
собралось человек двадцать. Некоторые были одеты в камуфляж, другие
выглядели как обыкновенные крестьяне, но все держали в руках оружие и тихо
переговаривались в ожидании зрелища.
комбинезоны людей стояла у кирпичной стены небольшого сарая на краю того,
что когда-то было задумано как географическая площадка. Укрепленный на
покосившемся металлическом шесте ржавый флюгер замер в мертвой
неподвижности. Посмотрев поверх шиферной крыши сарая, Марина увидела круто
уходивший вверх склон горы, грязно-рыжий от прошлогодней травы, серый,
каменный и страшный. При виде окруживших поселок нагромождений бездушного
дикого камня вчерашние мысли о побеге показались Марине смешными и жалкими
почти до неприличия. Это были пустые мечты, похожие на те, которыми тешит
себя покрытый прыщами сопляк, мастурбируя перед экраном телевизора.
профессиональную камеру на плечо.
камеры, можно было отстраниться от событий, перестать чувствовать себя их
участником. Зажатая рамкой видоискателя страшная реальность превратилась в
бесплотный призрак, в очередной увиденный по телевизору ?жареный? репортаж,
довольно острый, но не имеющий никакого непосредственного отношения к Марине
Шнайдер. Прижимаясь лицом к резиновому наглазнику и безотчетно напрягая
мышцы ног и спины, чтобы компенсировать тяжесть камеры, Марина вдруг поняла,
почему телевизионные операторы с таким бесстрашием лезут в самое пекло и
зачастую гибнут, продолжая снимать. Камера давала ощущение защищенности, как
будто смотришь на происходящее издалека и можешь остановить ход событий
простым нажатием кнопки. Щелк! - и изображение погасло, а пуля, которая
летела прямо тебе в голову, осталась внутри потемневшего, мертвого экрана,
отделенная от тебя слоем толстого стекла.
внутри тихое жужжание и шелест, с которым ползла с ролика на ролик магнитная
лента. Ее вдруг охватило ледяное спокойствие. Она была профессионалом и
делала репортаж. Ахмет - мерзавец, но в одном он был прав: она ехала сюда
именно за этим. Она даже прихватила на всякий случай маленькую любительскую
видеокамеру - интересно, у кого она сейчас?
как слепая. Теперь ракурс изменился, и она отошла метров на пять в сторону,
даже не подумав спросить на это разрешения: она была при исполнении, и ее
никто не стал останавливать.
ремень и широко расставив ноги, как какой-нибудь мини-фюрер. Марина сняла
его во весь рост, а потом, повинуясь безотчетному импульсу, дала наезд, так
что изрытое оспинами бледное лицо заполнило весь кадр. ?Страна должна знать
своих героев?, - бессвязно подумала она и перевела объектив на пленных.
лица со следами побоев. Слава Богу, они, похоже, не были солдатами срочной
службы - лица выглядели молодыми, но все-таки не мальчишескими. Отросшие
взлохмаченные волосы, небритые щеки, взгляды исподлобья, синяки, царапины,
ссадины... Только один из пятерых казался по-настоящему напуганным, но и он
пока что держал себя в руках. Когда в кадр попало лицо коренастого крепыша
лет тридцати с волосами почти нереального морковного цвета и такой же рыжей
щетиной на подбородке, он вдруг посмотрел прямо в камеру и длинно сплюнул в
сторону. Камера бесстрастно зафиксировала этот плевок и тот факт, что он был
ярко-красным от скопившейся во рту солдата крови. Марину замутило, и она
крепче стиснула камеру.
поправил папаху рукой, в которой был зажат большой черный пистолет, и
остановился перед пленными.
Немножко не так, как вы хотели, но что поделаешь? Вас сюда никто не звал.
Меня снимай! - приказал он Марине и встал лицом к камере. - Народ Ичкерии
осудил этих неверных, - сказал он, - и приговорил их к смерти. Так будет с
каждым, кто... В общем, ладно. Молитесь своему Богу, контрактники. Сейчас мы
будем вас убивать.
по лицам людей, которые должны были умереть в ближайшие несколько минут.
Крепыш с волосами морковного цвета угрюмо смотрел прямо перед собой, не
обращая внимания на камеру. Тот парень, который казался напуганным больше
других, закрыл глаза и быстро шевелил губами - похоже, и вправду молился.
Кто-то раз за разом облизывал языком распухшие, потрескавшиеся губы, кто-то
низко опустил голову, так что Марине была видна только русая макушка...
в который Марина не стала вслушиваться. Она снимала приговоренных, как будто
изображение на магнитной пленке могло каким-то образом сохранить или хотя бы
ненадолго продлить им жизнь.
несправедливую, захватническую войну, но сейчас политика отошла на второй
план, заслоненная простой правдой жизни и смерти. Эта правда была
неприглядной, и, вжимаясь лицом в резиновый наглазник, Марина вспомнила
старого репортера по фамилии Сикорски, который учил ее азам ремесла. ?Твое
дело, - говорил он, - раскопать факт. Правительство будет говорить одно,
этот денежный мешок, который думает, что владеет нашей газетой, - другое,
публика станет требовать третьего, но ты помни, что твой бизнес - факты. Не
интерпретации, не объяснения и не построение теорий, а голые факты, и
ничего, кроме фактов."
непроизвольно вздрогнула, словно увидев среди бела дня привидение. Этому
человеку было совершенно нечего делать в здешних местах; он напоминал
посланца из страны здравого смысла, каким-то образом попавшего в бредовый
кошмар.
тридцатью и сорока годами - определить точнее Марина затруднялась. В густом
коротком ежике темных волос серебрились паутинки ранней седины, а глаза
скрывались за дымчатыми стеклами очков. Мужчина двигался с непринужденной
грацией крупного хищника, в которой не было ни наигранности, ни присущей
некоторым очень сильным людям тяжеловесности. Эта природная раскованность и
в то же время точность движений показались Марине знакомыми еще раньше, чем
она увидела его лицо, а когда незнакомец обернулся, чтобы послушать, что
говорит ему Ахмет, Марина окончательно узнала его и обмерла: это был тот
самый человек, который выручил ее в поезде, так легко и убедительно
расправившись с воровской шайкой в вагоне-ресторане. Марина узнала бы его
раньше, если бы не пятнистая полевая форма, в которую было одето большинство
присутствующих, пришедшая на смену его кожаной куртке и потертым джинсам. В
некотором роде именно этого человека Марина должна была благодарить за то,
что оказалась в нынешней аховой ситуации.
невелик: положить их или лечь вместе с ними.
покосился через плечо на Беслана, который по-прежнему стоял на верхней
ступеньке школьного крыльца. Беслан едва заметно покачал головой из стороны
в сторону. У Марины сложилось впечатление, что бледный вурдалак не очень-то
доверяет ее дорожному знакомому. Она воспринимала окружающее с пугающей