него энную сумму человеку по кличке Змей, чтобы Филарет раз
и навсегда перестал быть проблемой. Но к этому были
определенные препятствия. Во-первых, если бы Лена была
дурой, Арцыбашев никогда не женился бы на ней. А поскольку
она была умна, нечего было и думать о том, чтобы шлепнуть
Филарета. С таким же успехом можно было просто отдать этому
ублюдку жену, потому что после его безвременной кончины она
бы обязательно ушла, и не просто ушла, а стала бы искать
способ отомстить.
именно это перевешивало его жгучее желание закопать в землю
эту сделавшуюся ненавистной волевую физиономию с квадратным
подбородком.
ревности Евгений Арцыбашев не забывал о делах. Он провернул
несколько выгодных сделок, укрепивших не только его
материальное положение, но и репутацию, и между делом все-
таки пристроил Филарета инкассатором в свой банк. Помимо
того, что тот оказался действительно неплохим инкассатором,
ему отводилась немаловажная роль в плане, который начал
складываться в уме Евгения Арцыбашева в тот, казавшийся
теперь таким далеким, теплый день мая. По прошествии трех
месяцев этот план мало-помалу приобрел четкие и законченные
очертания настоящего произведения искусства, и Цыба жалел
лишь о том, что этим достижением нельзя будет похвастаться -
-(#$%, никогда и ни при каких обстоятельствах. Разве что
написать на эту тему мемуары и наказать родным и близким
опубликовать их после смерти автора. Но какой смысл в
посмертной славе?
план, вылизанный до мельчайших деталей, напоминал любовно
вычищенный, смазанный и заряженный пистолет, лежащий в ящике
стола: достаточно было лишь вынуть его оттуда, снять с
предохранителя и нажать на спусковой крючок. Арцыбашев не
торопился с этим: он знал, что ему укажут день, когда нужно
будет выстрелить. Тем временем лето почти закончилось, и он,
прихватив с собой Алену, улетел на Сейшелы. Там было тепло,
там не было Филарета, и, что самое главное, десять дней
купания в прозрачном море в окружении загорелых нимф,
которые напрочь не признавали лифчиков, послужили неплохим
прикрытием для визита в Женеву, который так или иначе было
необходимо сделать для того, чтобы план сработал как надо.
Лететь в Швейцарию прямиком из Москвы было небезопасно, так
как об этом могли ненароком проведать те, кому знать этого
не полагалось.
собой и отпуском. Теперь, когда все было готово, он мог со
спокойной душой ждать ровно столько, сколько понадобится.
Что-то подсказывало ему, что ожидание не слишком затянется.
халат, закурил и с сомнением посмотрел на телефон. Стоит
снять трубку и набрать номер - любой из тех, что ему
известны, - и остановившаяся адская машинка заработает
снова. Опять вокруг него запестрит водоворот лиц, в ушах
прибоем зашумят знакомые голоса, и немедленно возникнут
вопросы, требующие его неотложного вмешательства, и кто-то,
наскоро осведомившись, как обстоят дела на солнечных
островах, словно бы ненароком намекнет, что есть бумаги,
которые необходимо срочно завизировать... Арцыбашев вдруг
понял, что соскучился по этой круговерти. Он с большим
удобством разместился в кресле, придвинув к себе одной рукой
пепельницу, а другой - телефонный аппарат. Сняв трубку, он
по памяти настучал на кнопочной клавиатуре номер Воробейчика
и стал слушать длинные гудки, с удовольствием наблюдая за
одетой в просторную мужскую рубашку Леной, которая
расхаживала по комнате, расчесывая мокрые волосы. Трубку
сняли после четвертого гудка, и Евгений сказал в нее бодрым
голосом:
огненной воды?
принялся набирать следующий номер. Подняв глаза на Лену, он
увидел, что та перестала расхаживать и причесываться и
смотрит на него исподлобья. Губы ее шевельнулись, словно она
собиралась что-то сказать, но, встретившись с ним глазами,
Лена промолчала и снова принялась расчесывать волосы
плавными, размеренными движениями. Теперь она смотрела в
сторону, и Арцыбашев позволил себе усмехнуться краешком губ.
После двухнедельного тайм-аута все начиналось сначала, но
b%/%`l он был готов к схватке и точно знал, каким будет
финал.
построен таким образом, что в его архитектуре угадывался
готический акцент. При этом проектировщик ухитрился не
перегнуть палку и не превратить особняк в пародию на
средневековый замок или, хуже того, на католический храм.
Это было вместительное, красивое и очень современное здание,
при всем при том обладавшее таким неоспоримым преимуществом,
как удобство. Здесь было все, что могло потребоваться для
жизни и досуга на любой вкус. Дом поражал сочетанием
компактности с размахом. Здесь, в отличие от загроможденной
антикварным хламом городской квартиры, все было продумано до
мелочей и размещено с математической точностью. Возможно,
именно по этой причине Евгений Арцыбашев не очень любил свой
загородный дом и использовал его в основном для
неофициальных приемов и сабантуев, как какую-нибудь
вульгарную дачу, выстроенную из краденых материалов на шести
сотках бесплодной глинистой почвы.
полтора часа вся мощенная настоящей гранитной брусчаткой
площадка перед домом и часть подъездной дорожки исчезли под
сплошным покровом сверкающего отполированной черной эмалью и
хромом металла. Здесь были пять "мерседесов", три "вольво" и
похожий на часть реквизита к какому-то фантастическому
фильму "крайслер" - огромный, черный, приплюснутый, с
зализанными очертаниями обточенного морем плоского камешка и
непропорционально большими колесами. Чуть поодаль от всего
этого черного великолепия стоял "кадиллак" Арчибальда
Артуровича - длинный, как товарный вагон, примерно такой же
вместительный и белый, как снега Килиманджаро. Он словно
слегка сторонился своих железных собратьев, выглядевших по
сравнению с ним стаей галок, присевших отдохнуть и
поскандалить на берегу пруда с одиноким лебедем.
приткнулась "Победа" цвета кофе с молоком с тронутым
ржавчиной капотом, узким и длинным, как крышка гроба или
пеликаний клюв. Солнце тускло отражалось в ее радужных от
старости стеклах и облупившихся хромированных деталях. По
горячей округлой крыше "Победы" с независимым видом
расхаживал нахальный воробей. Устав бродить из стороны в
сторону по раскаленному солнцем пыльному железу, он коротко
чирикнул, нагадил и упорхнул.
спускавшийся к реке. Белоснежный забор, окружавший
загородную резиденцию Арцыбашева с трех сторон, вдавался в
реку на два метра. В отсутствие хозяев незащищенная забором
и телекамерами полоса песчаного пляжа охранялась отставным
прапорщиком спецназа и его похожим на бесхвостого теленка
ротвейлером. Ротвейлер лаял очень редко, предпочитая молча
налетать на незваных гостей из темноты и рвать в клочья, а
/` /.`i(*, как правило, не торопился оттаскивать своего
зверя от жертвы - в самом крайнем случае труп можно было
утопить в реке. Место здесь было тихое, очень уединенное, и
Арцыбашев иногда задумывался о том, сколько бомжей и
любителей легкой наживы уже пошло на корм рыбам. Отчасти
именно это обстоятельство послужило причиной того, что
Евгений Дмитриевич никогда не купался в реке.
мангал, возле которого с ловкостью циркового эквилибриста
орудовал нанятый Арцыбашевым специально для этой цели
армянин. Человек он был проверенный, не впервые жарил шашлык
для Арцыбашева и никогда не совал нос в дела хозяина дома.
Лена в простеньком летнем платье, стоившем почти тысячу
долларов, разносила напитки.
и степени алкогольного опьянения, сидели в пестрых
шезлонгах. Кое-кто, презрев блага цивилизации, расположился