беззаботное холостяцкое Бремя. Не слушались, а теперь ползают с колясками по
двору да охают.
собирался предъявить Вентилятору. Это был Пашин дебют, первый арест, и
облажаться не хотелось. Тем более что адвокат у Анохина - юрист с
двадцатилетним стажем, значит, будет цепляться за любую не правильно
поставленную запятую. Поэтому весь вчерашний вечер Паша потратил на муки
творчества, используя краткие указания Федоровича, справочную литературу и
орфографический словарь. Естественно, что обвинение Орешкин предъявлял
только по факту незаконно носимого ствола - убийство Леопольда Салтыкова
ничем, кроме признания, пока не подтверждалось, да к тому же Анохин от него
отказался.
Постановление на арест тоже было здесь. Виригин вчера снял с постановления
ксерокопию, чтобы обрадовать Вентилятора и, воспользовавшись "хорошим"
настроением заключенного, попробовать раскрутить его на заказчика.
творение, выявить недочеты и ошибки. Затем предстояло отпечатать шедевр на
машинке - пожалуй, наиболее сложная часть работы. Печатал Паша пока
медленно, одним пальцем, а уложиться надо было к трем часам, после чего
следовало бежать в изолятор и совершать таинство обряда. Вечером еще к
зубному, не забыть бы номерок...
замочками и с Богом отвалил.
душно. На пляж бы, да с девчонками... А тут потей в кабинете, парь мозги. И
чего его понесло в прокуратуру? Во всем Коломбо виноват. Как там все
красиво, никакой писанины, никаких санкций. Ходит себе мужичок, улыбается, с
полуоборота всех раскалывает.
помойки урчала старенькая "пятерка" с мятым крылом. Мужик в очках ковырялся
в моторе, ворча и страдальчески морща лоб. Заметив Орешкина, он выпрямился и
окликнул следователя:
отрегулировать.
"дипломат" на землю и сел за руль.
карбюраторе. - Еще, еще... Стоп. Порядок. Сейчас поедем, спасибо.
закрыл капот.
задница!
ход. Включил приемник.
Новоблудске ожидается повышение температуры до 35 градусов. За последние сто
лет это рекордная отметка. Что было раньше, сказать не можем, не засекали...
вздрогнуло, рассыпалось на миллион искрящихся осколков, звук пропал,
сменившись сверлящим гулом. Секунду-другую жуткая боль разрывала голову, но
после все пропало, и Паша почувствовал себя значительно лучше. В том смысле,
что вообще перестал чувствовать что-либо.
***
сейчас. Прогуливаясь по набережной Блуды, я обдумывал строфу, ведь в ту пору
увлекался поэзией, писал стихи, даже публиковался. Вдруг ко мне подлетели
люди в масках, сбили с ног, порвали вечерний розовый костюм и заковали в
наручники. Ничего не объясняя, отвезли в Северный райотдел внутренних дел,
где в присутствии подготовленных заранее понятых изъяли из моего кармана
пистолет кустарного производства. От возмущения я не сумел сказать ни слова,
но мне, собственно, и не позволили говорить, затолкав в камеру. Вероятно,
пистолет подсунули мне в машине. Находясь в шоке, я не давал себе отчета в
своих действиях, подписывая все подряд. Хотя папа всегда наставлял меня
ничего не подписывать.
которые и дали органам команду взять меня. Ведь ничем другим кроме поэзии, я
тогда не занимался. Кстати, по еле задержания мне не вернули две золотых
цепи, "мобилу" и лопатник с деньгами, где-то тонны три там было,
американскими...
свободы. Общий режим, зона... И обиднее всего то, что пострадал я за правду.
Освободившись, я вернулся в родной город, но моя вера в людей не ослабла, и
я еще надеялся на торжество справедливости. На зоне я много писал, составил
целый сборник. сонетов, посвященных родному краю, и намеревался издать его.
Друзья встретили меня конкретно, подарили джип "чероки". Но не прошло и двух
дней, как я опять оказался за решеткой.
женщину, которая ждала моего возвращения, верила и любила. Но мне не суждено
было увидеть ее и обнять. Вновь люди в масках, наручники, камера... Опять
Северный райотдел.
гранат, а в моем пиджаке оказался пакетик кокаина. Причины? Они очевидны.
Человека, хоть раз попавшего в поле зрения нашей милиции, не оставят в покое
до конца дней. Слишком многим не дает покоя то обстоятельство, что судимый -
и вдруг на свободе. А то, что я кого-то там убил, - чистый оговор и
фабрикация. Возможно, кто-то боялся публикации моего сборника, страшился
разоблачений, а поэтому вновь дал команду. ~ Вы, как я вижу, даже в неволе
продолжаете работать.
по-прежнему верю в справедливость и продолжаю писать стихи.
судейского решения, новых творческих успехов и веры в добро.
убеждаюсь в справедливости этих слов. Наверное, кто-то из вас содрогнется,
прочтя трагическую исповедь Александра, кто-то сожмет от боли кулаки. Да, с
какой беспечностью мы разбрасываемся нашим культурным достоянием, с какой
легкостью кованым милицейским сапогом втаптываем в грязь собственную
национальную гордость. Доколе? Пишите, пишите нам, что вы думаете по этому
поводу. Нельзя оставаться в стороне, ведь завтра любой из нас может
оказаться на месте Александра. Спецкор Артем Карасев".
запали в душу, особенно строчка про мента на посту. Ведь он не просто стоял,
как столб, он махал дубинкой. Это не могло не волновать. А киллер? Трагедия.
стрелку лирический герой, и затормозил на остановке. Игорь возвращался из
больницы. Тоже в лирическом настроении. Допросить Веронику так и не удалось,
похоже, что вместо аппендикса ей удалили часть мозга, отвечающего за память.
Впрочем, врач успокоил, заверив, что через недельку с памятью будет полный
аншлаг. Восстановится. А сейчас конечно... Удивительно, что она имя свое
помнит.
что, новое придумаем. Не принцесса, в конце концов..." - думал Плахов, глядя
на плывущие за окном дома.
Полчетвертого. Орешкин, наверное, уже в изоляторе, арестовывает Анохина.
Ильюха вчера вечером ходил к Вентилятору, но чем закончился разговор, Плахов
не знал. С утра Игорь мотался по заявкам, в два отправился в больницу к
Веронике. Настя утром осталась в общаге, чтобы провести генеральную уборку
жилища отшельника.
подошел, зам ткнул в верхнюю пуговицу плаховской рубахи и приказал:
сторонам, ожидая подвоха, но, не заметив ничего подозрительного, расстегнул
Громыко Ольга
Прозоров Александр
Прозоров Александр
Свержин Владимир
Никитин Юрий
Сертаков Виталий