Чтение 35–й страницы книги ~Скрюченный домишко~

- В общем, да. Не всегда, правда.

- Я молю небо, чтобы ты оставался уверенным и сейчас.

- Я тоже.

Мы помолчали. Я думал о двух призрачных фигурах, выплывающих в
сумерках из парка. Одинокие испуганные люди. Они были испуганы с самого
начала. Разве это не является признаком нечистой совести? Но тут же я
ответил сам себе: "Совсем не обязательно". Оба они, и Бренда, и Лоуренс,
боялись самой жизни - у них не было уверенности в себе; а тут еще они
оказались участниками традиционной истории незаконной любви, разрешившейся
убийством старого мужа.

- Ну-ну, Чарлз, - заговорил отец мягким грустным голосом. - Нужно
смириться с ситуацией. Неужели ты до сих пор допускаешь возможность, что в
действительности преступником является кто-то из Леонидисов?

- Я ни в чем не уверен, - ответил я. - Все как-то запутано и неясно.
Но у меня ощущение... в целом... что все они пытаются закрыть глаза на
правду.

Отец кивнул.

- Все, кроме Роджера, - добавил я. - Роджер безоговорочно верит в
виновность Бренды и страстно желает увидеть ее повешенной. С Роджером
легко общаться: он очень прост, прям и не держит никаких задних мыслей. Но
остальные Леонидисы явно чувствуют себя виноватыми... Все они беспокоятся,
чтобы обеспечить Бренде возможно лучшую защиту на суде... дать ей
возможность воспользоваться любым шансом... Почему?

- Потому что в глубине души они по-настоящему не верят в виновность
Бренды? Что ж, звучит логично. - Отец помолчал и спокойно спросил: - А кто
же все-таки _м_о_г_ это сделать? Ты разговаривал с каждым из них. Кто,
по-твоему, наиболее вероятный подозреваемый?

- Не знаю, - сказал я. - И это приводит меня в бешенство. Никто из
них не отвечает твоему описанию убийцы, и все же я чувствую - именно
чувствую, - что кто-то из Леонидисов _я_в_л_я_е_т_с_я_ убийцей.

- София?

- Нет! Бог мой, нет!

- Но ты обдумываешь и эту возможность, Чарлз... да-да, не отрицай. И
тем более настойчиво, что страшно боишься этой возможности... А как
остальные? Филип?

- Только по самым невообразимым мотивам.

- Мотивы убийства могут быть самыми невообразимыми - или до нелепости
незначительными. И какие же мотивы могли быть у него?

- Он страшно ревновал отца к Роджеру - всю жизнь. Оказываемое
старшему брату предпочтение приводило его в бешенство. Фирма Роджера
оказалась на грани банкротства, старый Леонидис прослышал об этом и
пообещал сыну помочь поправить дела. Предположим, Филип узнал об этом.
Если старик умрет в ближайшее время, Роджеру уже никто помочь не сможет, и
он полностью разорится. О, я понимаю, это нелепо...

- Да нет, вовсе нет. Это ненормально, но такое случается. Люди бывают
самые разные. А Магда?

- Магда довольно инфантильна, у нее совершенно нет чувства меры. Но
мне никогда и в голову не пришла бы мысль о ее причастности к
преступлению, если бы не ее внезапное решение отправить Джозефину в
Швейцарию. Возможно, Магда боится, что Джозефина что-то знает и может
случайно сболтнуть...

- И девочку пытались пристукнуть?

- Ну, мать это сделать не могла!

- Почему?

- Но, отец, мать не может...

- Чарлз, Чарлз, разве ты никогда не читал полицейских сводок? Матери
очень часто питают острую неприязнь к одному из своих детей. Только к
одному, остальным она может быть глубоко предана. Как правило, у женщины
есть вполне определенная причина для ненависти - какие-то подсознательные
ассоциации, мотивы, - но докопаться до нее очень трудно.

- Магда называла Джозефину "подкидышем троллей", - неохотно признался
я.

- Ребенка это обижало?

- Кажется, да.

- Кто там еще? Роджер?

- Роджер отца не убивал. В этом я абсолютно уверен.

- Хорошо, Роджера вычеркнем. Его жена... как ее? Клеменси?

- Да, - сказал я. - Если старого Леонидиса убила она, то из очень
странных соображений.

И я поведал отцу о своем разговоре с Клеменси и предположил
возможность того, что в своем страстном желании увезти мужа из Англии она
могла отравить старика.

- Клеменси убеждала Роджера скрыться, не предупреждая Аристида. Но
старик все узнал и собирался помочь фирме сына избежать банкротства. Все
планы и надежды Клеменси рушились. И она действительно безумно любит
Роджера - это чувство граничит с идолопоклонством.

- Ты повторяешь слова Эдит де Хэвилэнд!

- Да. И Эдит - следующий человек, который, думаю, мог совершить
убийство. Не знаю, какие у нее могли быть на это причины, но при наличии
достаточно веских оснований Эдит может оставить за собой право вершить
правосудие. Такой она человек.

- И при этом она чрезвычайно озабочена тем, чтобы у Бренды была
хорошая защита на суде?

- Да. Это можно объяснить угрызениями совести. Я абсолютно убежден:
Эдит не допустит осуждения невиновных.

- Вероятно, не допустит. Но смогла бы она поднять руку на ребенка?

- Нет, - медленно произнес я. - В такое поверить просто невозможно.
Но это наводит меня на какую-то смутную мысль... о чем-то, что говорила
мне Джозефина... не могу вспомнить, вылетело из головы. Какое-то
несоответствие... какая-то деталь, не увязывающаяся с общей картиной...
Если бы только вспомнить...

- Не мучайся. Вспомнишь позже. Еще какие-нибудь соображения у тебя
есть?

- Да, - сказал я. - И много. Что ты знаешь о детском церебральном
параличе? Я имею в виду - о последствиях влияния этой болезни на характер
человека?

- Юстас?

- Да. Чем больше я думаю, тем больше мне кажется что Юстас вполне
подходит на роль подозреваемого. Его нелюбовь к дедушке и обида на него.
Его странность и угрюмость. Мальчик не вполне нормален. Он единственный из
семьи, кого я могу представить хладнокровно покушающимся на Джозефину,
которой что-то известно о нем. А ведь ей наверняка что-то было известно.
Это дитя знает все. И записывает свои наблюдения в блокнотике...

Я резко смолк.

- Боже мой, - сказал я. - Какой же я идиот!

- В чем дело?

- Я вспомнил, в чем заключается то несоответствие, о котором я
недавно говорил. Мы с Тавернером пришли к выводу, что разгром в комнате
Джозефины произведен во время поиска писем. Я думал, девочка раздобыла эти
письма и спрятала их в котельной. Но потом в разговоре со мной она
обронила, что письма в котельной спрятал сам _Л_о_у_р_е_н_с_! Джозефина
однажды увидела учителя выходящим из котельной, обыскала ее и обнаружила
там эти письма. Девочка, конечно, прочитала их. Но оставила там, где
нашла.

- Ну и?

- Неужели ты не понимаешь?! _З_н_а_ч_и_т_, в_ к_о_м_н_а_т_е
Д_ж_о_з_е_ф_и_н_ы _и_с_к_а_л_и_ н_е_ п_и_с_ь_м_а_. А что-то еще.

- И это...

- И это - маленький черный блокнотик, куда она записывала результаты
своих наблюдений. Вот что там искали! И думаю, искавший блокнотик не нашел
его, и тот до сих пор находится у Джозефины! Но если так...

Я привстал с кресла.

- Если так, - подхватил отец, - девочке по-прежнему грозит опасность.
Ты это имеешь в виду? - Да. И будет грозить до тех пор, пока Джозефину не
отправят в Швейцарию.

- А она хочет ехать?

Я задумался.

- Едва ли.

- Значит, вероятно, она еще не уехала, - сухо сказал отец. - Но
пожалуй, ты прав: девочке действительно грозит опасность. Тебе лучше
отправиться в Суинли-Дин немедленно.

- Юстас? - в отчаянии спросил я. - Клеменси?

- По-моему, - мягко заговорил отец, - все факты указывают на
совершенно определенное лицо... Странно, что ты не видишь этого сам...
Я...

В дверь заглянул Гловер:

- Извините, мистер Чарлз, вас к телефону. Мисс Леонидис из
Суинли-Дин. Что-то срочное.

Это казалось ужасным повторением уже происходившей ранее сцены.
Неужели Джозефина опять пала жертвой преступника? И на этот раз злодей не
совершил ошибки?..

Я бросился к телефону:

- София? Я слушаю.

В голосе Софии звучало глубокое отчаяние:

- Чарлз, ничего не кончилось. Убийца по-прежнему среди нас.

- О чем ты? Что случилось? Джозефина?..

- Не Джозефина. Нэнни.

- Н_э_н_н_и_?

- Да. Это какао... Джозефина отказалась от своего какао и оставила
чашку на столе в холле. Нэнни было жалко выливать его - и она выпила какао