раньше называла на "ты", не помню... я же вас забыла.
Скучаю и забываю, забываю и скучаю...
красавцем видел, что просто сил нет.
Зитуля, грех ведь.
постоянно, а меня, бедную, попрекаете... Вы один?
вообще будет сказочный стол.
трубку. - Их поколение чудесное, лучше нашего, легче, что
ли; беспечнее. Мы-то запрограммированы на дело. А может,
это правильно? Может, наоборот, тревожно, что они так легки
и беспечны? Откуда это? Как откуда, - возразил он себе, -
от спокойствия. Войны не знали, карточек на хлеб и ботинки;
страшных ночей не знали, когда никто не ведал, будет ли
утро; конуры в коммуналках тоже не знали, когда один
коридор, двадцать жильцов и две плиты, очередь на которые
расписана, и на ванную комнату тоже, а у туалетов так целые
баталии разыгрывались..."
пришел к нему на студию - в Лихов переулок и попросил
подобрать московскою хронику, начиная с сорок пятого года;
улицы, рестораны, дома, театры, магазины, квартиры. Девочки
из монтажного цеха работали два дня, приготовили пять
коробок; Степанов и Режиссер заперлись в маленьком зале,
просмотрели материал и долго потом сидели молча, смоля
сигареты.
оптимизма нет искусства. Я-то помню нашу Можайку в снегу и
грязи, и было это в сорок пятом, и в сорок девятом то же
было; я-то помню, как ужасно были одеты наши люди: черный
или синий цвет, сплошная униформа, разве что бурки
попадутся, начальственные бурки, белые с желтым кожаным
ободком, мы-то помним с тобою, сколько людей ютились в
коммуналках, но проверить себя необходимо. Вот и проверил.
кто знал, что такое холодильник. А вот поди представь
сегодня, как жить без холодильника. Можешь?
в каждом доме имели холодильник еще в тридцатых годах...
согласен? - улыбнулся Режиссер.
Это у нее какая-то страсть, подумал Степанов, вытирать пыль
и мыть посуду, в гены заложено, не иначе.
поцеловав его в щеку легкими холодными губами. (Занятно,
подумал Степанов, как это странно все у них: - стоит войти
в твой дом и начать мыть посуду, "вы" исчезает, только "ты",
отчего так? Он вспомнил фильм "Их было пятеро", боевик
пятидесятых годов; там была замечательная актриса, она
играла проститутку; драматург написал ей прекрасные слова,
когда она поднималась с мужчиной, который любил ее, на
фуникулере в Париже и он предложил ей перейти на "ты", она
отказалась: "Через мою постель прошло так много солдат, они
так легко называли меня на "ты", что высшим благом любви я
ощущаю право говорить "вы" тому, кого люблю, и от него
слышать это же...")
положи я их на сковородку без масла.
сунуть в кроссовки, а шерстяные носки, трусы и джемпер
можешь класть как душе угодно.
мне, старику, ездишь?
цветы дарить. Женщине ничего не надо, только б подарили
цветы. Так приятно.
учусь льстить женщинам. Зита поставила посуду в сушилку,
оглядела маленькую кухоньку, села на табурет возле окна,
подперла щеку кулачком и вздохнула.
и мой Колька родились в один год. Ты один, и я одна, а
вместе нам быть нельзя - ни мне Колька не простит, ни тебе
Лыс и Бэмби. Ты мотаешься, от себя убегаешь, а меня
красавцы обхаживают. Говорят, судьба каждого предопределена
заранее. Верно, да?
чемодан укладывать?
в женщине проглядывает хищница; а в общем-то, не мы ли их
такими сделали? Унизили до равноправия, ей теперь,
бедолаге, и в очереди стоять после работы, и обед готовить,
и белье в прачечную нести. А он телевизор смотрит, возлежа
на диване. В тапочках. Хоть бы босой, в этом есть что-то
мужское, так нет ведь, все норовят в шлепанцы влезть,
домашний покой, сплошная благость...
умеет складывать, подумал Степанов; у Бэмби началась своя
жизнь; и слава богу: я не вправе ее ни в чем "упрекнуть, я
обязан радоваться этому; иначе все будет
противоестественным; годы - это потери, и ничего с этим не
поделаешь; Роланд испытывал счастье, только если против него
выходила на поле брани сотня; когда ему противостояли пять
рыцарей, он чувствовал раздражение; с каждым прожитым днем
врагов у тебя все больше; болезни; одиночество; страх перед
Каменистый Артем
Орлов Алекс
Мичурин Артем
Каменистый Артем