несколько дезинформаций.
- Не получится.
- Погоди. Не горячись. Ты передашь две-три дезы, а потом я тебе устрою
побег и ты сможешь связаться со своими людьми и передать в Москву, что
такие-то и такие-то сведения не что иное, как дезинформация. Во-вторых,
после того как ты это передашь своим, они смогут начать игру против нас,
"поверив" нам, а на самом деле они будут знать всю правду. Это выгоднее
Москве, чем Берлину, уж послушай меня, я в разведке не первый год.
- Зачем нужен такой трудный путь для побега?
- Затем, что оттуда можно бежать. Радиоцентр - не тюрьма.
- Я должна подумать.
- Думай.
- Нет, не здесь.
- Ты хочешь вернуться в камеру?
- Да.
- Ладно. На, поешь, - сказал Берг, достав консервы, - мажь на хлеб, это
свинина.
- Спасибо.
- Теперь вот что: при допросах я, возможно, буду на тебя кричать и
топать ногами. Это необходимо, понимаешь? Так что не обижайся.
- А почему бы вам не бежать вместе со мной?
- Чтобы быть у вас расстрелянным? Не хочу.
- Я даю вам гарантию.
- Душечка ты моя, - улыбнулся Берг, - гарантии могу дать только один я
- себе самому. Для этого мне надо передать здесь твоим людям такие
сведения, которые покажут вашему начальству, что я собой представляю. Мне
нужен связник, который будет сразу связываться с вашим Центром.
- А почему вы решили говорить обо всем этом со мной?
- Ты думаешь, мы каждый день ловим русских разведчиков? И потом - ты
идеальный случай, ты радистка, я могу забрать тебя на радиоцентр,
понимаешь? Отсюда я тебе побега устроить не смогу ни при каких
обстоятельствах.
- Я хочу подумать, - повторила Аня.
В камере она упала лицом на нары и завыла, как от боли.
"Дура, дура, набитая дура! - думала она. - Ничего не знаю, ничего не
понимаю! Дура! Мамочка, как мне быть-то, мамочка?!"
И - заплакала, как от злой обиды в детстве.
ВСЕ ПЛОХО
Карл Аппель уехал с офицерами куда-то в сторону Закопане. Поэтому Вихрь
и Коля решили остаться ночевать у Степана: дом Крыси был надежен - в
здешнем гарнизоне все знали, что хозяйка любит солдата вермахта.
Крыся поставила на стол большой чайник и творога, а сама ушла спать.
- Вот так! - сказал Вихрь. - Вот так, братцы...
- Погубят девку, - сказал Коля. - Хороший она человек.
- Не сломится? - спросил Степан.
- Нет, не сломится, - ответил Вихрь.
- Не сломится, - повторил Коля.
- Мы теперь без связи, - сказал Вихрь, - дело - швах. Думаю, не
пришлось бы идти к своим - за рацией. Правда, Седой обещал подумать,
может, будем передавать через партизан.
- Армия Людова?
- Да. Хлопски батальоны. По-моему, у него есть связь. Но об этом будем
думать. Пока вот что... Последняя фраза от Бородина была такая: "...быть в
костеле, а потом в отеле "Французском". Именно там был в эти дни фон
Штирлиц...
- Ну? - спросил Коля.
Вихрь долго молчал, а после сказал, не глядя на Богданова:
- Степан, ты б пошел в сени, - может, кто слушает нас.
Богданов усмехнулся и вышел.
- Ты что, не веришь ему? - спросил Коля.
- Почему не верю... Верю... Если б не верил - не пришел бы. Просто
сейчас надо вдвоем подумать - что это значит.
- Ты как считаешь?
- Я только начну об этом думать - сразу на Анюте замыкаюсь. Я у нее
последнюю неделю жил, у Войтеха, пасечника. Она, знаешь, как песенка -
легкая такая, веселая, нежная. Утром встанет - глазищи громадные припухли
со сна, ямочка на щеке, как у младенца... Мужика можно пытать болью, это,
конечно, страшно, но, как все, связанное с телом, можно перенести. А вот
девушку могуть замучить позором. Меня иногда ужас берет: живут на земле
люди - все по одному образу и подобию созданы, и недолго в общем-то живут,
а поди ж ты - тюрем понастроили, пытать выучились, стреляют друг в друга,
детишек делают несчастными... Какую ж еще им правду надо всем рассказать,
чтоб наступило братство под этим небом?
- Сначала надо повесить Гитлера.
- Понимаешь, каждая новая жертва сама по себе делает еще большее
количество людей обреченными: пепел Клааса стучит в сердце.
- Ты что это, милый? Против того, чтобы вешать Гитлера?
- С ума сошел! Я не об этом. Да и потом, Гитлер, по-моему, не вправе
считаться человеком. Человек может ошибаться, делать глупости, может стать
невольным виновником несчастий, но человек - двуногое позвоночное,
получившее в дар возможность осознанно рассуждать и проводить в жизнь
задуманное, - не имеет права обосновывать физическое уничтожение себе
подобных только тем, что у них окающий язык, горбатый нос или страсть к
таборной жизни. Гитлер - это патология. Войну мы уже выиграли. Как дальше
будет жить мир - вот о чем я. Знаешь, я отношусь к той категории людей,
для которых все наши жертвы - это не повод слезливо вспоминать прошлое, а
встряхивающий шок, заставляющий думать - как будет дальше, как будет в том
мире, ради которого наша Анюта сейчас обречена на мучения.
- Что-то тебя в минор потянуло. Вихрь?
- Говорят, страдания делают человека черствым... Не знаю... Наверное,
это не совсем так. Страдание калечит психику. Я в сорок втором, в Кривом
Роге, расстрелял одного предателя... Он был у гестаповцев агентом. В
газетенке пописывал. Вильна Украина, проклятые москали, жидивска
коммуна... Словом, все как полагается, большой джентльменский набор. Одно
б дело - просто пописывал, а то играл в националиста-антигитлеровца.
Несколько наших клюнули, ну и погибли в тюрьме. Я к нему пришел, а он -
молоденький паренек, красивый, вокруг жена воркует, ласковая, добрая... А
он назначил свидание трем мальчишкам-студентам из патриотической группы:
они у нас на сводках Совинформбюро сидели. Значит, не убей я его сейчас,
завтра трое наших пареньков будут висеть в камере пыток. И знаешь, что
страшно: я даже про тех, кого он уже продал, тогда не думал. Я думал о
тех, кого он продаст завтра, а видел его жену... Когда мы с ним вышли, он
на колени упал, мычит и все повторяет: "Лелечка у меня, Лелечка сиротой
останется, пощадите ради Лелечки, я вам отслужу... Лелечка не виновата,
что у нее муж слабым оказался..." Я потом три ночи не спал.
- Ты ее любишь, - тихо сказал Коля, - я понял тебя. Вихрь.
- У тебя нет детей, тебе этого не понять. Ладно. Давай будем думать про
Штирлица. Люди Седого подтвердили, что он - большая фигура.
- Эсэсовца, видимо, надо либо угробить, либо выкрасть. Таких нельзя
пропускать.
- Видимо. Но это большая разница: выкрасть или ликвидировать. Ты
"Французскую" гостиницу хорошо знаешь?
- Знаю.
- Туда имеют право входа цивильные?
- Я пройду.
- Не хвались, едучи на рать...
- Я пройду, - упрямо повторил Коля. - Для такого дела пройду.
- Тогда посмотри за ним денек. Теперь дальше. Седой работает по связи с
тюрьмой.
- Нужны деньги?
- Да. Возможно, понадобятся.
- Достанем.
- Стоп. Я .поэтому и хотел поговорить с глазу на глаз. Ты держишь нити
интенданта Курта и боевой группы плюс часть связей Седого. Если ты
загремишь - мы провалим всю операцию. На экспроприацию, если она вообще
будет нужна, должен пойти Богданов.
- Один?
- Зачем один... Ты подключишь к нему троих из твоей лесной боевой
группы. Причем брать надо либо банк, либо магазин. Если мы пойдем на
экспроприацию какого-нибудь склада или аптеки - можем засветиться на
реализации. Что нового от интенданта?
- Он передал скучные данные - никаких сенсаций. Его, кстати, в Прагу
переводят...
- Когда?
- Точно не знаю.
- Ничего. Он нам еще здесь пригодится.
- Звать Степана?
- Да.
Коля вышел в сени. Степан сидел под дверью, напряженно прислушиваясь к
тревожной ночной тишине. Изредка завоет собака, станет от этого жутко и
тоскливо, а потом снова тишина, особая тишина оккупации, когда каждая
минута несет с собой ожидание выстрела, вопля, гибели.
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Эриксон Стивен