о конгрессе парапсихологов в Нью-Йорке - его там избрали в правление.
"Звезда", как-никак, светоч!
ему помочь, когда его травили наши научные ретрограды. И он выстоял. Умел
драться за свое, сиречь за наше...
шахта... Директоры картин гоняют меня по кабинетам: "Надо выбить деньги,
еще, еще, еще!" Я спросил одного из них: "Вы требуете, чтобы я получил для
производства нашего фильма пятьсот тысяч вместо трехсот, а сколько надо
по-настоящему?" Он ответил: "Двести. Только при условии, что директору
развяжут руки. Из этих двухсот еще и на премию каждому осветителю и шоферу
останется, такую, что они будут и сверхурочно работать, коли надо для
дела..."
Паулем Велером.
занимается нацистами, теми, кто смог скрыться от суда, так что валяй,
обменивайся опытом.
чокаются, обычай такой...
простят, особенно в кавказском доме.
заметил это, - тот спросил:
это поднимает ввысь...
будет читать стихи, не ошибся.
потому что долго не отвечал Григору. Потом обернулся к маме Левона и тете
Марго;
потом, помню, Эдик Шим пришел, Жора Семенов приехал, Григор... Давно это
было, так давно, что кажется, никогда и не было. А утром меня разбудил
звонок, часов шесть было... Звонил Кармен. "Слушай, - сказал он, - ты
читал роман Сименона "Тюрьма"? Я не читал. Тогда Кармен сказал, чтобы я
сейчас же пришел к нему, взял "Иностранную литературу" и прочитал, отложив
все дела. Я прочитал, - слово Кармена было для меня законом, - позвонил
ему и сказал, что это замечательная повесть, а он тогда усмехнулся:
"Знаешь, оказывается, Хемингуэй, перед тем как уйти, вымазал руки ружейным
маслом, чтобы никто из прокурорских не мучил Мэри вопросами; несчастный
случай, и все тут". Я написал коротенькую рецензию на эту повесть
Симонона. Левон тогда сказал: "Можно печатать". А Левон был требовательным
человеком и хорошим другом, он бы никогда не сказал неправды. Я эту
рифмованную рецензию нашел случайно, когда мы с Паулем работали на даче...
рифмам прозаиков...
ее по щеке, погладил жестом пожилого мужчины, который гладит
женщину-друга, а не тетю Левона, у которой в маленькой комнатке за кухней
они отсыпались после п р о ц е с с о в в "Авроре", сейчас этот ресторан
называют "Будапешт". "Но для нашего поколения, - думал Костенко, - он
всегда будет "Авророй", как и навсегда в наших сердцах останется
единственный в те годы танцзал "Спорт" на Ленинградском проспекте, потом,
правда, открыли в гостинице "Москва", работал до двух ночи, дрались, как
петухи, стыдно, полковник, стыдно. А вот только представить себе, - думал
Костенко, - что Митьку, или Кёса, или Бонса, или Эрика Абрамова в те
далекие, крутые времена взяли бы за мальчишескую нелепую драку и составили
бы в "полтиннике" - так называли центральное отделение милиции, нет его,
слава богу, теперь - протокол, и передали бы дело в суд, и вкатили бы два
года за "хулиганство". А какое ж то было хулиганство? И не было бы у
страны ни писателя, ни прекрасного режиссера, ни дипломата. Как же надо
быть аккуратным людям моей профессии, какими же мудрыми хозяевами нашего
б о г а т с т в а должны мы быть. Сколько же надо нам выдержки, ведь
талант принадлежит всем, а решает его судьбу подчас дежурный лейтенант в
отделении милиции; как составит протокол - так и покатится наутро дело..."
делом, - сказал Пауль. - Пока еще рано говорить или?..
недоумеваю, отчего вы, немцы, тоже так часто кончаете фразу словом "одер".
На русский это переводится как "или", да? Вы словно бы даете собеседнику
лишний шанс на ответ...
формулировка при заполнении анкеты. Если человек знает два немецких слова:
"Берлин" и "унд", он пишет - "читаю со словарем".
необычно... Между прочим, началось оно, как мне кажется, в сорок пятом,
под Бреслау...
правильно, Владислав.
предпоследнем.
подчиняйтесь Левушке...
подежурит, кандидат наук, да еще зовется Ревазом.
нельзя. Ладно, пока, друзья! Мне еще и домой надо заехать, я Маню с
Иришкой не видел неделю...
выходу.
над Москвой первый тополиный пух. "Тополиный пух над Семеновской, ты одна
идешь, как в пуху плывешь", - вспомнились отчего-то слова из песни Валеры
Куплевахского. Майор отложил ручку, долго растирал глаза (аж зеленые круги
пошли), потянулся было к телефону, чтобы звонить Костенко, но потом ощутил
тишину рассвета, усмехнулся чему-то и начал снова перечитывать написанные
им страницы.