свои обязанности"; он не сдержался, дорогой Васенька, милый мой Базилио,
жив ли он?
очень его люблю, он знает много языков и привык цитировать подлинники,
может быть, он говорил по-русски, не помню...
всех, чтобы люди больше не знали горя и войн; на ее месте я бы попросил
меня уйти; то, что разрешено двоим, - а им разрешено все, если они любят
друг друга и им нежно вместе, - не позволено никому другому, включение
чего бы то ни было другого, пусть даже всего человечества, кощунственно,
речь обязана идти о ней и обо мне - и ни о ком другом.
позвал, чтобы ты помогла мне.
целовала его плечо, грудь, ухо, а после замерла и тихо-тихо шепнула:
улыбку, озаренную грустью и нежностью.
Пуэрто-Монт?
начал "бузинес".
уехал от меня?
человек должен жить по законам собственной совести... Сколько миллионов
людей спят в одной постели, но принадлежат не тому, с кем обвенчаны, а
мечте, тому, кто грезится... Сколько мужчин любят не ту, что была с ним в
церкви, а потаскуху, свою первую девку, закрывают глаза, только бы не
видеть то лицо, что рядом... Когда на любовь проецируют закон
собственности, рождается мразь... Прости, что я так выспренно говорил
тебе... Просто я так думаю...
принимать... Я принимаю тебя любым... Со всеми, с кем я была, я думала о
тебе, только о тебе, но это не была мразь, это было отчаяние... Ко мне
стал наведываться мужчина, он влюблен в меня, ты его не знаешь, он
инженер, реставрирует здания... Он-то и сказал: "В Аргентине такие же
цвета, как на картинах вашего друга"... И тогда я поняла, что рекламный
проспект пришел от тебя...
зажигать света (только испанка, познавшая близость с мужчиной, все равно
страшится света), быстро нашла дорожную сумку, открыла ее, достала
конверт, вернулась к Штирлицу и сама включила настольную лампу:
не случаен здесь, в Барилоче? Неужели мир сошел с ума от игр своих
обитателей? Неужели верить нельзя никому, нигде, никогда и ни в чем?
проспект: глянцевая бумага; виды Барилоче - озеро, трасса, подъемники;
стоимость тура; перевернул буклетик, увидел строчку: "Остановитесь в отеле
"Анды", вас там ждут". Господи, слава богу, не шпион, тот бы запомнил,
написал слово в слово: "О н вас ждет"; дурашка, нежность, она решила, что
это обычная приписка фирмы...
рукописную строку.
группу, это понятно каждому...
его женой... Смешно: все женщины мечтают стать женой, а я думаю лишь о
том, чтобы ты разрешил мне оставаться твоей любовницей... Я не была с ним,
Эстилиц, я не могу с ним быть, я не хочу быть ни с кем кроме тебя...
Скажи, тебе было бы очень больно, если бы я сказала, что он оставался у
меня?
- ощущение свободы... Такой уж я, ничего не попишешь... И каждый волен
распоряжаться своей свободой так, как ему вздумается... Нет, не верно, я
сказал плохо... Каждый должен распоряжаться свободой так, чтобы жилось
чисто и честно... Это зависит от того, как понимать свободу... Я понимаю
ее как справедливость... Если я не хочу или не могу быть с тобой, ты
вольна поступать так, как сочтешь нужным...
когда придет время... То время, когда ты сможешь.
как она замерла на какой-то миг. - Сначала человек принадлежит родителям,
потом братьям и сестрам, после любимому, а уж затем детям... Особенно
женщина... Ребенок вытесняет из ее жизни все, остается дитя... А ты для
меня и отец, и любимый, и ребенок, ты для меня все, Эстилиц...
не понять, я и сама-то не очень это понимаю... Наверное, мы, испанцы, -
врожденные мистики, во мне это от мистики, правда... Я придумала тебя для
себя... И потом у меня был мужчина, первый. Мужчина... И это было плохо,
совсем не так, как я мечтала, было молчание и запах пота, не было
нежности, была сила, а сила, если ее демонстрируют, убивает нежность... Не
знаю, у меня это так... А в тебе я видела доброту и нежность, хотя знала,
какой ты сильный...
темно-серой гамме; в горах особый свет, хмурое утро таит в себе ожидание
солнца; здесь каждая минута несет новое, в равнинах никогда не бывает
такого ощущения, как среди гор; наверное, человек ощущает здесь свою
малость, не выставляет себя, а прилаживается к затаенной мощи вершин;
вообще-то, малость в людях - это плохо, лишь горные лыжи дают право
равенства с природой, а сколько на свете таких, которые могут спуститься
по склонам Анд? Единицы, ну, от силы сотни...
со склонов... Я так представляю себе это, так горжусь тобой... Я все время
представляла тебя на склоне, когда летела над океаном...
обречено и быстролетно, как все нехорошо, Штирлиц. Я не Штирлиц, возразил
он себе. Исаева любила Сашенька, Дагмар была нежна с Бользеном, только
Клаудиа любит Эстилица; человек с тремя лицами... Ты облегчил себе жизнь,
Штирлиц, ты хотел сказать: двуликий Янус, ты слышал эти слова в себе, но в
самый последний миг ты успел поправить себя; три лица - один смысл, а
двуликий Янус - совсем другой... Слово, слово, сначала было слово и вовеки
будет, вовеки...
мне...
любовь... Тебе же сегодня надо работать... Ты будешь учить этих
сумасшедших кататься на лыжах?